Милена Агус - Каменная болезнь. Бестолковая графиня [повести]

Когда по утрам бестолковая графиня идет в школу, ей кажется, что все люди, которых она встречает и которые тоже идут на работу, как и она, всю ночь не спали и умирают от страха. Вернувшись домой, она зовет соседа и рассказывает ему, например, о коровах, которые в окрестностях школы, как ей кажется, какие-то грустные.

Тогда сосед говорит: «Ну что ж, поплачем вместе, пожалеем еще и коровок», — и графиня покатывается со смеху, и такой мелочи ей достаточно, чтобы назавтра опять пойти в школу.

Но на днях случилось так, что сосед опять надел на палец кольцо, и, когда он спросил графиню, как дела дома, она не смогла выдавить ни слова. У нее задрожали коленки, а сердце так заколотилось, что чуть не выскочило из груди. И она убежала в дом, забилась под одеяло, и Сальваторе с Маддаленой просто не знали, что делать.

Сальваторе заявил, что если она плачет из-за мужчины и секса, то это очень плохо, потому что секс — штука грязная и пора с этой дурной привычкой завязывать.

Маддалена побледнела, и тогда он подмигнул ей — конечно же, он шутит.

Карлино, который видел, как радовалась мама, надевая шарф, вытащил его из-под подушки и повязал ей на голову, но она зарыдала еще сильнее.

Так и подработке пришел конец.

Была, правда, и другая причина отказаться от работы. Графине казалось, что ученики над ней смеются: уж очень правильно она говорит, все звуки выговаривает, вот им и смешно. Она случайно видела, как они передразнивают ее: тянут букву «о» и говорят «чмо», «козел», «пидорас» и другие неприличные слова, вытягивая губы трубочкой. Она попыталась говорить, как принято на Сардинии, даже потренировалась, но ничего у нее не вышло, только еще хуже стало, и теперь, подходя к школе, она словно немеет. И пусть ей никто не верит, но она больше так не может, ненавидит свою правильную речь и стыдится, что не делает ошибок. А все из-за того, что им преподавали в лицее фонетику и глупая спесивая учительница нарочно убирала им сардский акцент.

Все последующие дни сосед звал ее, как обычно, из-за стены, но она не отвечала — во-первых, потому, что наверняка у него на пальце все еще было кольцо, а видеть его она не хотела, а еще потому, что стыдилась, как говорит, хотя раньше никогда не обращала на это внимания.

Потом она все-таки не выдержала и, когда сосед снова позвал ее, подбежала к стене, и кольца на пальце у него уже не было, а когда она рассказала ему про свои проблемы в школе, он рассердился и на ее учеников, и на нее тоже, сказал, что она сама не понимает, какой у нее красивый голос, нежный и мелодичный, и это его просто бесит — не будь стены, он бы ее побил.

Так вернулись хорошие времена. Нянюшку выписали, и хотя она слегка не в себе и в голове у нее все помутилось, но она, по крайней мере, дома, и в каком-то смысле стала даже лучше, чем раньше — словно девчонка-озорница.

Возможно, она всегда была такой, просто хорошо скрывала. А теперь таскает еду из чужих тарелок или со стоящей на плите сковородки и достает из холодильника все, что понравится, утирается подолом, а увидит какого-нибудь калеку — со смеху умирает, и по дому помогать перестала, так и сидит без дела.

С тех пор как нянюшка вот так изменилась, она болтает всякую чушь, особенно в магазинах, куда ходит якобы за продуктами. Правда, покупает она при этом что попало, и графиням приходится все ее покупки возвращать обратно.

Рассказывает, как умерла мать графинь, как в тот день сказала ей, что совсем перестала спать.

Взяла и легла на пол и в сотый раз попросила нянюшку послушать, чего она боится. И успокоить ее. Тогда, возможно, она сможет заснуть.

Нянюшка согласилась: «Si, dedda mia. Хорошо, милая», — и выслушала про все ее страхи, простирая над ней руки, как ангел.

Бедняжка боялась, что, несмотря на все ее старания стать как можно незаметнее, удача от нее отвернется, что дочери заболеют и умрут, боялась, когда звонят по телефону или в дверь — а вдруг случилось какое-то несчастье, боялась сирен «скорой помощи» — вдруг там кто-то из дорогих ей людей. Боялась за мужа, вдруг он умрет или не умрет, а уйдет от нее к другой женщине. Боялась всех женщин, даже нянюшки. А вдруг муж и нянюшка потеряют голову и сбегут вместе? Но даже если никто не умрет и не сбежит, она все равно боялась, что случится что-то плохое. Вдруг она заболеет и станет уродливой и страшной? Вдруг муж к ней больше и прикоснуться не захочет? А ведь кроме мужа, к ней в жизни никто не прикасался, и она была с ним так счастлива. И даже если она не заболеет и не станет безобразной, она же постареет. И это просто ужасно. Тогда муж найдет себе молоденькую. Сколько таких историй она слышала, когда мужья бросают старых жен и находят себе молодых. А дочери? Как уберечь их от несчастья? И вообще, зачем она их рожала — вдруг они в конце концов пожалеют, что вообще появились на свет?

Иной раз нянюшка думала, что девочкам от такой матери проку мало. Да и мужу тоже. Любое радостное событие, семейный праздник или день рождения — все могло пойти прахом, если по телевизору вдруг сообщали плохую новость или просто кто-то, и даже она сама, вдруг говорил что-то не то. Праздник был испорчен, мать убегала в свою комнату, бросалась в креслице, сжав руками виски, и казнила себя за то, что сделала, или изводилась от того, что сделали другие — ведь это значит, что они ее не любят. Но потом она раскаивалась, что испортила всем настроение, и бросалась в ноги мужу, моля о прощении.

Зачем только она не умерла в той картонной коробке? Почему столько недоношенных младенцев погибает, а она выжила? Разве она заслужила мужа, дочерей, дом, почет?

— Ну так заслужи их, — говорил муж.

— Нет, ничего не выйдет. Беда в том, что все в жизни мне досталось ни за что.

Поэтому она была уверена, что в один прекрасный момент все как появилось, так и исчезнет.

Ну и что это за жизнь: сначала горюешь, что тебе так не повезло, а потом снова горюешь, потому что тебе так повезло?

Нянюшка ее не понимала и молила Бога: пусть заберет к себе бедолагу, чем ей так мучиться.

Тем временем нянюшка делала, что могла. Засучив рукава, пекла для девочек пирожные, пела с ними веселые песенки, выводила на прогулку, пока мама пыталась поспать, но когда они возвращались, она все равно не спала, и, чтобы уснуть, ей приходилось пить все больше таблеток.

Отец сотню раз намекал нянюшке, что лучше б он взял в жены ее, всегда веселую, пышущую здоровьем. И сильную. И для его дочерей так было бы лучше. Но потом, как только жена умерла, его как подменили, он стал болеть и все вспоминал, как хорошо ему было раньше. Совсем забыл, что раньше был ад. Сущий ад.

В тот день, не успев даже вспомнить все свои страхи, бедняжка наконец спокойно заснула и уже не проснулась.

Может быть, те самые ангелы, что сберегли недоношенное дитя egua в картонной коробке, решили наконец исправить свою ошибку и забрали ее к себе.

После больницы у нянюшки появилась еще одна странность — она по-другому одевается. Раньше ходила во всем темном, а теперь вдруг полюбила разноцветное и чего только на себя не напялит: юбку в шотландскую клетку с китайским атласным кафтаном и индийской кашемировой шалью и все в таком роде. Графиня хочет, чтобы в своей комнате нянюшка чувствовала себя королевой, и Ноэми с этим согласилась. По желанию старушки они перенесли туда холодильник и газовую плиту. Теперь стены комнаты пропитались жиром и гарью, и нянюшка встречает всех с улыбкой, склонив голову набок.

Посреди комнаты — кровать с кучей подушек, на которых лежит Младенец Иисус, и стоят множество стульев, а на них пакеты с одеждой, потому что шкаф теперь служит буфетом и там хранятся кастрюли и продукты. Вокруг кровати — холодильник, газовая плита и стол, всегда накрытый для тех, кто хочет перекусить. На стенах — картинки с изображением Мадонны и полки с драгоценными тарелками и супницами Элиаса.

Конечно, если нянюшка выходит прогуляться, например, в магазин, все только головой качают. Правда, все и без того часто качают головой: из-за бестолковой графини, из-за Карлино, Ноэми и Маддалены, когда она к коту как к родному сыну относится или выходит в магазин за хлебом в прозрачной маечке: грудь просвечивает и соски торчат.

Ноэми окружила нянюшку заботой, да еще то и дело спускается и указывает бестолковой графине, как обращаться со старушкой.

Но нянюшка ни капельки не благодарна Ноэми и, стоит той уйти, заявляет, что она arrennegàda и bagadia azzúda и должна сказать спасибо, что Элиас до нее снизошел.

Графиня немножко успокоилась, потому что кольцо у соседа на левом безымянном то появляется, то исчезает.

Она обожает соседа, и он это, конечно же, видит.

— Вот отрастил живот! — говорит, например, сосед.

— Вы очень красивый мужчина!

Когда у соседа грустный вид и графиня спрашивает его, что случилось, он пожимает плечами и говорит, что это неважно, вот поднимется в небо на самолете — и все пройдет. Сверху круизные теплоходы на море — как игрушки из дешевого пасхального яйца. Виноградники — как лоскуты с аккуратными стежками наметки. Мол в порту с восьмиугольной платформой на конце — леденец на палочке. Пенный след катера — дымок. Древнее селение Барумини с башнями-нурагами — часовой механизм. Сенокосные луга — пижама в белую полоску.