Пещера, в которую Вэл заставили вползти, высотой была не более двух футов, а в ширину немногим больше. Стоило Вэл оказаться внутри, как ей тут же велели лечь на спину, а вход завалили камнем.
– А еще у нее никтофобия.
– Что это такое?
– Боязнь темноты. И энтомофобия.
– Боязнь… насекомых?
Элисон кивнула.
– Дуреха. Она должна была… сказать им. – Вытащив пригоршню платков из упаковки, она высморкалась. – Много их было? И каких?
– Кажется, в основном тараканы. И парочка пауков.
– Черт. Она ненавидит пауков.
– Все позади, Эл. Ее выпустили из пещеры.
Селена обняла Элисон, прижала к себе, и так они стояли под ярким полосатым кухонным светильником. Селена ждала, пока Элисон расслабится, обмякнет в ее объятиях, но тщетно.
– Она была здесь, – проговорила Элисон. – В это же время на прошлой неделе она была здесь со мной. А семью днями позже она в Австралии, и ее хоронят заживо, и пауки заползают к ней в рот. Нет, ну какого хера?.. Что произошло с нами за эту неделю?
Что бы ни произошло, все скоро закончилось. По завершении вечерней серии началась прямая трансляция шоу, в том числе и на Австралию, где было восемь утра. В прямом эфире отсеивали знаменитостей путем голосования. Элисон и Селена обреченно уселись на диван и, орудуя двумя мобильниками и городским телефоном, усердно нажимали на кнопки в надежде уберечь Вэл от изгнания. Но они зря тратили время (и деньги). Вэл набрала минимальное количество голосов, изрядно отстав от предыдущего соперника; спустя всего несколько минут она покинула лагерь и ее привели в студию-времянку для финального интервью с ведущими. Она сидела между ними, обессиленная, похожая на скелет. Глаза – темные впадины, как у человека, не оправившегося от тяжелого потрясения. Лицо серое, тусклое. Когда с интервью закруглились, Вэл велели пройти по подвесному деревянному мостику туда, где ее поджидала машина с шофером. Камеры следовали за ней под музыкальную тему передачи. Элисон мать показалась постаревшей и более хрупкой, чем прежде. Сутулость стала заметнее. На другом конце моста Элисон углядела Стива, изготовившегося обнять Вэл. Объятие получилось коротким и скорее дружеским, чем пылким. Титры закончились, и Элисон выключила телевизор.
– Все, точка. – Она налила вина себе и Селене.
– Мне правда надо бежать домой, – забеспокоилась Селена.
– Да… Последний бокал. Все будет нормально.
Сорока минутами позже зазвонил телефон. Это была Вэл из Австралии. Звонила она из отеля и плакала в трубку. Элисон ее утешала, но вскоре обнаружилось, что ее попытки приободрить мать («Нет, правда, у тебя все классно получилось… Здесь за тебя все болели…») били мимо цели. И рыдала Вэл не из-за шоу, а потому что Стив опять ее бросил. Оказалось, что, пока знаменитости соперничали в джунглях, их родных и друзей, оставшихся в отеле, каждый день возили на экскурсии и в процессе у Стива и Джеки, тетки Пита, завязался роман. И сегодня они улетают в Кэрнс, поскольку оба без ума от серфинга.
– Я должна остаться здесь еще на неделю, – сообщила Вэл между всхлипами и жалобами. – И что я буду тут делать совсем одна?
– Не знаю, мама, – ответила Элисон. – Но могу сказать, чего тебе нельзя делать.
– И что же это?
– Выходить в интернет и читать газеты.
Трубку Элисон положила, когда стало ясно, что у Вэл более нет сил разговаривать. Селена слышала их беседу и уже кипела сестринским возмущением:
– Это то, что я думаю?
– Ага. Надо было предупредить ее. Раскрыть ей глаза на этого козла долбаного. Если я его еще раз встречу, напинаю ему от души…
– Позови меня, – предложила Селена. – Я в пинках здорово натренировалась. Опять же, рабочих ног у меня две.
Элисон долго благодарно смеялась, а потом, не отдавая себе отчета в том, что делает, погладила подругу по щеке.
– Ты не можешь остаться на ночь?
* * *
Перри-Барр – Хандсворт – Уинсон-Грин – Беарвуд – Харборн – Селли-Оук – Коттеридж – Кингс-Хит – Холл-Грин – Экокс-Грин – Ярдли – Стечфорд – «Лиса и гусь» – Эрдингтон – Уиттон – Перри-Барр.
Твари!
Ты произнесла это вслух? Выкрикнула? Почему на тебя так смотрят?
Должно быть, задремала.
– Ярдли – Стечфорд – «Лиса и гусь» —
Все то же самое. Те же видения. Такие же ощущения. Тьма, прежде всего тьма. И ты знаешь, что потолок прямо у тебя над головой и ты не можешь пошевелиться. А затем шум, словно скребется кто-то. Это на тебя вываливают первую порцию откуда-то сверху, из отверстия в скале.
Прошлой ночью ты опять не спала. Даже глаз не сомкнула. Похоже, только здесь ты и можешь поспать. Но ты не хочешь. Стоит заснуть, и ты снова слышишь их. Чувствуешь, как они ползают. По твоим ногам под брюками, забираются под футболку. О мать их!
– «Лиса и гусь» – Эрдингтон – Уиттон —
Два месяца минуло. Два месяца, как ты вернулась. Два месяца – и никаких перемен. Совсем никаких. Все та же херня день за днем.
– Уиттон – Перри-Барр – Хандсворт —
Врач говорит, что это вопрос времени, надо потерпеть, но что она понимает? Все, что они могут, это пичкать тебя таблетками. Она не понимает. Никто не понимает, не знает, каково тебе. «Нет худа без добра», ну да, их сраный оптимизм.
– Хандсворт – Уинсон-Грин – Беарвуд —
Они не знают. Для них худшее, что случилось, это пауки, ползущие по тебе, это запихнуть насекомое в глотку. Но это не самое худшее. Надеюсь ты попадешь в ВД. Элисон была права. Тебя надо изловить и отдрючить. Не надо было это читать. Такие слова не забываются. Двадцать кусков за то, что тебя измазали в дерьме. Оно того не стоило. Да и не двадцать, а десять после того, как австралийские налоговики забрали свое. А когда ты расплатилась по кредитке и погасила задолженность в банке…
– Беарвуд – Харборн – Селли-Оук —
По крайней мере, ты избавилась от долгов. Нет худа без добра. Никому не должна – пока.
– Селли-Оук – Коттеридж – Кингс-Хит —
Двадцать кусков. Недурно. Пока ты не узнала, сколько получит Даниэль. Три сотни и еще пятьдесят. Они и мы. «Мы все в одной лодке». Я так не думаю. «Ты так много знаешь, Вэл». «Когда мы отсюда выберемся, я хочу почаще с тобой видеться». Как же, как же, маленькая сучка. У тебя есть мой номер, разве нет? Тогда почему ты ни разу не ответила на мой звонок? И другие тоже не ответили.
Пора признать, тебе среди них не место. И глупо было воображать обратное. Вот где тебе место – в 11-м автобусе. Оглянись вокруг. Спустись на землю. Вот кто тебе ровня. Обычные люди. Приличные люди.
– Кингс-Хит – Холл-Грин – Экокс-Грин —
Посмотри на эту милую старушку. Кажется, ты видела ее вчера. Но где? Она приходила в библиотеку? Сейчас многие приходят – погреться.
Нет, в продуктовом банке. Она как раз выходила, и ты придержала ей дверь. Она еще так странно на тебя посмотрела, будто это заведение не для таких, как ты. Ну и что? Ты просто заглянула туда. Из чистого любопытства. Просто поинтересоваться, что за еду там выдают. Ты же не собираешься пользоваться их услугами. Пока до этого не дошло.
Нет худа без добра.
И почему она на тебя пялится?
Ясно, ей нужна помощь с тяжелой сумкой на колесиках.
– Экокс-Грин – Ярдли —
– Простите, вам помочь?
Старушка посмотрела на тебя в упор. Глаза у нее были выцветшие, с голубыми прожилками, водянистые. Трясущейся рукой она ухватилась за ручку своей сумки.
– Ты законченная дрянь, – ответила она наконец, когда двери автобуса с шипением открылись и старуха спустилась на тротуар. – Валила бы ты обратно в джунгли, там тебе самое место.
Дело в том… речь не идет о призраках или видениях… но… я сейчас скажу странную вещь, Редмонд… я одержим. Одержим каким-то бесом… что не дает радоваться жизни и наполняет меня тоской…
Герберт Уэллс. «Дверь в стене» (1911)Когда он ушел, Лора была в таком бешенстве, что соображала с трудом. Стояла у окна, наблюдая, как он шагает в сторону привратницкой, и кипела от злости. Гнев застилал ей глаза, ей чудилось, что даже в крое его одежды и в легком наклоне тела при ходьбе угадываются надменность и наглость. Он скрылся в арке, Лора вернулась к письменному столу и тут же наткнулась взглядом на чашку с жасминовым чаем, которую она ему налила. К чаю он не притронулся. Поднявшись на половину лестничного пролета в маленькую ванную, она вылила чай в раковину.
