Что до меня, то я работал все меньше; исполнял свои обязанности от и до. Заканчивал так, чтобы, купив еды на ужин, спокойно успеть домой к «Вопросам для чемпиона»; ночевал я теперь у Валери. Как ни удивительно, Мари Жанну, похоже, не огорчало отсутствие у меня служебного рвения. Сама она любила нашу работу и всегда была готова взвалить на свои плечи дополнительную нагрузку. Мне кажется, больше всего она ждала от меня доброго отношения – а я и был все это время добр, мил, спокоен. Ей очень понравилось коралловое ожерелье, которое я привез ей из Таиланда, она надевала его каждый день. Готовя документацию к выставкам, она порой бросала на меня странные взгляды, смысл которых оставался мне неясен. Однажды – это было в феврале, в день моего рождения, – она сказала откровенно: «Ты изменился, Мишель. Не знаю, в чем именно, но ты выглядишь счастливым».
Она была права; я был счастлив, я это помню. В жизни, понятно, всякое случается, нас подстерегает множество проблем, старость, смерть – все так. Однако, вспоминая эти несколько месяцев, могу засвидетельствовать: счастье существует.
А вот Жан Ив, безусловно, счастлив не был. Помнится, мы ужинали как-то втроем в итальянском ресторане, точнее в венецианском, короче, в каком-то довольно шикарном месте. Он знал, что из ресторана мы с Валери пойдем домой и будем любить друг друга. Я не находил, что ему сказать, все и так было ясно, даже слишком. Ясно было, что жена его не любит, что она, возможно, никого никогда не любила и, вероятно, никого никогда не полюбит. Не повезло ему, вот и все. Человеческие отношения не так сложны, как их расписывают: бывают ситуации неразрешимые, а вот чтоб действительно сложные – это редко. Ему, понятно, надо было разводиться; дело непростое, но необходимое. Что я мог добавить? Мы исчерпали тему, еще не доев закуски.
Затем перешли к будущей работе в «Авроре»: у Жана Ива и Валери уже родились кое-какие идеи относительно возрождения «Эльдорадора», они знали, в каком направлении думать дальше. В своей среде оба считались компетентными специалистами; но они не имели права на ошибку. Провал на новой должности не означал бы конца их карьеры: Жану Иву было тридцать пять лет, Валери – двадцать восемь; им бы позволили попробовать еще раз. Однако подобные промахи не забываются, им пришлось бы начинать заново с гораздо более низкого уровня. Все мы жили в обществе, где заинтересованность в работе обусловливалась зарплатой, или, шире, – материальной выгодой; такие понятия, как престиж и почет, отошли на второй план. При этом развитая система перераспределения доходов через налоги позволяла здравствовать всяким паразитам и просто никчемным людям, к которым в некотором роде относился и я. Существовавшая у нас экономика смешанного типа медленно эволюционировала в сторону большего либерализма, постепенно преодолевая предубеждение против ссуды под процент и против денег вообще, еще живое в странах с давней католической традицией. Жан Ив с Валери ничего от этого не выигрывали. Некоторые выпускники ВКШ, совсем еще молодые, иные так просто студенты, даже и не думали устраиваться на работу, а сразу пускались в биржевые спекуляции. Подключались к Интернету, оснащали компьютеры новейшими программами наблюдения за рынком. Иногда объединялись в клубы и тогда получали возможность распоряжаться более значительными средствами. Так возле своих компьютеров и жили, работали посменно двадцать четыре часа в сутки, никогда не брали отпусков. У них у всех была одна простая цель – к тридцати годам стать миллиардерами.
Жан Ив и Валери принадлежали к поколению, которое еще не мыслило свою жизнь без хождения на службу; и я, их старший товарищ, в сущности, тоже. Мы все трое намертво увязли в социальной системе, как насекомые в куске янтаря; пути к отступлению нам были отрезаны.
Утром 1 марта Валери и Жан Ив официально приступили к работе в компании «Аврора». На понедельник, 4 марта, было назначено собрание всех, кто имел отношение к проекту «Эльдорадор». Генеральная дирекция заказала достаточно известной конторе по изучению социологии поведения, именуемой «Профили», анализ перспектив развития клубов отдыха.
Входя в первый раз в зал заседаний на 23-м этаже, Жан Ив немного волновался. В зале сидели человек двадцать, каждый из которых не один год проработал в «Авроре», и этим коллективом ему теперь предстояло руководить. Валери заняла место слева от него. Все воскресенье он провел за изучением личных дел: он знал имя, обязанности и послужной список каждого из присутствующих и все-таки побаивался встречи. Сероватый день вставал над департаментом Эсон, относящимся к числу «проблемных». В свое время Поль Дюбрюль и Жерар Пелиссон решили построить офис компании в Эври [12]: земля тут стоила недорого, и совсем рядом проходила автострада, ведущая на юг и в аэропорт Орли; в ту пору Эсон был тихим предместьем. Теперь же уровень преступности здесь считался самым высоким по стране. Каждую неделю совершались нападения на автобусы, автомобили жандармерии и пожарных; грабежам и хулиганским вылазкам даже не вели точного учета: по некоторым оценкам, реальная цифра в пять раз превышала число поданных жалоб. Здание компании круглосуточно охранялось вооруженной бригадой службы безопасности. Внутренняя инструкция рекомендовала служащим после определенного часа не пользоваться общественным транспортом. Сотрудники, работавшие допоздна и не имевшие личного автомобиля, вызывали такси – «Аврора» заключила соглашение с парком о льготном тарифе.
Когда в зале появился Линдсей Лагарриг, специалист по социологии поведения, Жан Ив обрел уверенность в себе. Социологу было около тридцати, длинные волосы завязаны на затылке, на лбу залысины; одет в спортивные брюки «Адидас», футболку «Прада», поношенные кроссовки «Найк» – короче, ровно так, как и подобает знатоку человеческого поведения. Для начала он раздал собравшимся содержимое своего портфеля – тонюсенькие папки, в которых лежали графики со стрелочками и кружочками. Первая страница досье представляла собой ксерокопию заметки из «Нувель обсерватер», точнее из приложения, посвященного отпускам. Она называлась «Отдыхать иначе».
– В двухтысячном году, – Лагарриг принялся читать статью вслух, – массовый туризм уже исчерпал себя. У нас возникла потребность в путешествии индивидуальном и этически ориентированном.
Первый абзац представлялся чтецу весьма симптоматичным для понимания происходящих перемен. Он несколько минут распространялся на эту тему, после чего призвал аудиторию обратить внимание на следующие слова:
– В двухтысячном году перед нами стоит вопрос об уважительном отношении к другим. Мы, благополучные люди, усматриваем в путешествии не просто удовлетворение эгоистических желаний, но своеобразную форму выражения солидарности.
– Сколько этому парню заплатили за исследование? – шепотом спросила Валери у Жана Ива.
– Сто пятьдесят тысяч франков.
– Не может быть. За то, что он зачитает нам ксерокопию дурацкой статейки?
Линдсей Лагарриг между тем, изложив один абзац своими словами, с идиотским пафосом цитировал следующий:
– В двухтысячном году, – декламировал он, – мы уподобляемся кочевникам. Мы ездим на поезде, плаваем на теплоходе по рекам и океанам: в эпоху скоростей открываем для себя сладость неспешности. Мы растворяемся в безбрежном молчании пустынь; а потом вдруг окунаемся в водоворот многомиллионных столиц. И с неизменной страстью…
– Этика, индивидуальное начало, солидарность, страсть – вот они, ключевые слова! – восклицал он. – В новом контексте не следует удивляться, что система клубного отдыха, основанная на эгоистической замкнутости и стандартизации запросов, переживает трудный период. Время «Загорелых» [13] прошло: сегодня востребованы подлинность, новизна и дух единения. Популярная недавно модель развлекательного туризма, построенная на пресловутых «Четырех S»: Sea, Sand, Sun… and Sex, – отжила свое. Специалисты в области туризма должны уже сейчас готовиться к пересмотру своей будущей деятельности в свете новых перспектив.
«Поведенец» свое дело знал, он мог бы разглагольствовать в том же духе часами.
– Прошу прощения… – перебил его Жан Ив не без раздражения в голосе.
– Да?.. – социолог обратил к нему чарующую улыбку.
– Я думаю, все без исключения собравшиеся за этим столом знают, что клубы отдыха испытывают сегодня трудности. Мы вовсе не просим вас до бесконечности нам эти трудности описывать, но мы бы хотели услышать от вас, хотя бы в самых общих чертах, о возможных путях решения проблемы.
У Линдсея Лагаррига челюсть отвисла; он никак не ожидал возражений.
– Я полагаю, – забормотал он, – что для решения проблемы ее надо сначала выявить и посмотреть, в чем причина.
