Так что мало какая семья, черная или белая, обрадовалась бы такому гостю. Стэйвни его практически не видели. Похоже, они спрашивали у Мэри, хочет ли она взять с собой и Диксона, но она отвечала, серьезно и со всей своей ответственностью, что Диксон со всеми переругается, а Саманту поцарапает и покусает. «Я сказала ей, Джесси, что это у него пройдет с возрастом», — сообщила Мэри Виктории. Виктория процитировала дочь Бесси. «Не переживай, Виктория. Это у него пройдет с возрастом».
Но сейчас ситуация была совершенно иная. Одно дело сходить куда-нибудь — в театр, попить чаю, — но увезти ее на месяц, без матери — они хотят забрать ребенка на целый месяц? Да, хотят. Мать, настоящий политик, каким она и должна быть (а еще экономистом), сказала, что Мэри приглашают ради Саманты. Девочка хорошо ладила с малышами. И няня об этом часто говорила. Виктория подумала — не без досады, — что Мэри будет нянькой Саманте. Обижалась Виктория несправедливо, и она это понимала. Мэри любила Саманту. Необоснованная обида, готовая превратиться в подозрение, поднялась так близко к поверхности, что показалась Виктории опасной — и она ее задавила. Разве не такой жизни она хотела для дочери? Малышке очень повезло, Виктория должна быть благодарна судьбе за такое благословение Господне. Так это называла Бесси, которая увлеклась религией. «Виктория, это благословение Господне. Эта семья — это Бог благословил Мэри».
Встал вопрос с одеждой. Саманту одевали иначе, и Мэри точно знала, что ей нужно. Викторию повели в магазин, повела ее маленькая дочь, и показывала, что покупать. Значит, в этом ходила Саманта? Модные одежки великолепных оттенков — и все такое дорогое. Но в банк пришли деньги на то, чтобы одеть Мэри, их перечислил Томас, и теперь Виктория была обязана их потратить.
Она думала о том, что Стэйвни отвоевывают у нее дочь. Ей удавалось размышлять об этом, не теряя спокойствия духа. Она не верила, что Мэри начнет презирать собственную мать: Виктория полагалась на доброе сердце своего ребенка. Она порой удивлялась, как бывает и со многими матерями: как так получилось, что из одного и того же чрева появились два столь разных ребенка? Ангелочек — как называла Мэри нянька — и дьяволенок. «Не переживай, — говорила Бесси. — Они оба изменятся с возрастом». Виктория заметила, что думает о своей дочке так же, как о ней самой думала раньше Филлис. Ужасные опасности, поджидающие девочек… Ловушки, западни, дьявольские приманки, на которые девушки попадаются, ведомые своими лучшими побуждениями… Бесси только недавно сделала аборт. Она мечтала о ребенке, но хотела растить его с отцом, и хотя формально квартира у нее была, домашнего очага не было.
Мэри уехала со Стэйвни в диком восторге. Она почти каждый день звонила матери, поскольку Виктория на этом настояла, и все время твердила, что «тут так здорово, мам, так здорово». А потом и саму Викторию пригласили на выходные. Она пристроила Диксона няне, села на поезд, дорога длилась два часа, и приехала в зеленую английскую пастораль. Раньше Виктория практически не выезжала из Лондона. Ей казалось, что она тонет в зелени, в мокрой зелени: только что прошел дождь.
Она вышла на платформу с новым чемоданом в руке — Виктория взяла с собой свою самую лучшую одежду — и стояла — ждала появления Лайонела, который принес на плечах Мэри. Малышка соскользнула вниз, чтобы поцеловаться с Викторией, и они пошли, держась все втроем за руки, к старой машине. У Лайонела в гриве запутался листок, а новые ярко-фиолетовые брючки Виктории были заляпаны грязью. Она пополнела и светилась от счастья.
Виктория села вперед рядом с Лайонелом, а Мэри — к ней на коленки. От ребенка пахло мылом и шоколадом. Лайонел вел шутливую беседу с девочкой, напевал ей детские стишки, обрывками говорил о чем-то, чего Виктория не знала, Мэри хихикала, она сидела у матери на коленках, но смотрела этому огромному мужчине в рот, из которого слова лились, как заклинания. «Непослушная Мэри послушные волосы завязала в пучок, а напротив нее уселся ужасный страшный паучок…» — «Нет, не так, не так, — верещала девочка. — Ты все спутал». — «Но Мэри хвостатая вовсе не струсила, а съела его с лучком и капустою». — «Я не хвостатая, не хвостатая», — возражала она, чуть не задыхаясь от смеха.
«Мэри, блестящая, как шелка, напилась молока, не оставив ничего для мангуста своего, а потом она…»
Он все сочинял и сочинял, а Мэри корчилась от смеха на руках у матери, которая с нетерпением ожидала, когда же все это кончится. Они быстро мчались по проселочным дорожкам, над которыми арками росли деревья с густой зеленой листвой и орошали машину пойманными каплями дождя. Виктории казалось, что она задыхается. Скоро, скоро они уже доедут, она ждала, что это будет нечто вроде того дворца, в котором Стэйвни жили в городе, но машина остановилась у маленького домика, стоявшего в отдалении от остальных среди деревьев, в буйных зарослях сада, одно большое дерево нависло над газоном. На траве их ждали стол и стулья. Домишко показался Виктории неприятным, недостойным такой семьи, как Стэйвни. Зачем они сюда приехали?! Но Мэри уже вышла из машины и тянула маму за руку. Казалось, что тут никого нет.
Виктория хотела лишь прилечь. Лайонел велел ей устраиваться: через полчаса будут пить чай. Мэри затащила Викторию вверх по крошечной скользкой лестнице в темную комнатушку с мозаикой окошек, которые пропускали лишь скудный свет. Там стояла большая высокая кровать с белым покрывалом, Мэри уже прыгала на ней. «Ой, какая красивая кровать».
Викторию начало мутить. Мэри показала ей ванную, крошечную, из ее окна была видна соломенная крыша, и там все летало. «Мама, смотри, пчелки, смотри». Викторию вырвало, она убрала за собой, чтобы никто не заметил, а потом вернулась в свою комнату.
— А ты где спишь? — поинтересовалась она, упав на большую белую кровать.
— С Самантой. У нас с ней своя комната.
Виктория сказала, что ей нехорошо — болит голова, Мэри поцеловала ее и убежала.
Она легла на спину и увидела трещину в потолке. А в углу что, паутина? Правда? И Виктория тут же заснула, хотя, нет, скорее — отрубилась. Она была шокирована до боли, до самой глубины души. Как Стэйвни могли?.. Проснувшись, она увидела Джесси, та ставила чашку чая на столик возле кровати.
— Так жаль, что тебе нехорошо, — сказала она. — Спускайся, когда станет получше.
И ушла, этой высокой крупной женщине приходилось пригибаться, чтобы пройти в дверь.
Виктория лежала, наблюдая, как сумерки заливают комнатушку. Значит, уже вечер. Надо спуститься, да? Она осторожно поднялась с кровати, стараясь не наступить на… на что? Что-нибудь неприятно мягкое и кусачее. Она встала у окна, стараясь ничего не трогать, и посмотрела вниз. Под огромным деревом, в ветвях которого шумели птицы, собрались какие-то люди, там были не только Стэйвни. Они пили.
Придется спускаться по лестнице, искать выход, общаться с этими людьми, а для начала знакомиться с ними. Она увидела Мэри на коленях у деда.
Только Виктория набралась смелости, как все поднялись и начали разбредаться. Некоторые пошли в сторону машин, стоящих у дороги. Потом Стэйвни вернулись в дом, их голоса доносились снизу. По дому разлеталось эхо. Он был гулкий. И в этот момент Виктория увидела у окна большого паука, и он полз, несомненно, в ее сторону. Она завизжала. Тут же появился Томас, выяснил, в чем проблема, взял со стула предназначавшееся для нее полотенце, схватил им это чудовище и вытряхнул за окно. Но оно же вернется!
«Гм… Виктория, как дела, отлично выглядишь…» Как он мог это разглядеть? В комнате стоял мрак. «Тебе получше?» Томас поцеловал ее в щеку и засмеялся, отдавая дань прошлому. «Спускайся ужинать».
Виктория хотела сказать, что предпочла бы лечь, зарыться с головой под этим прекрасным белым покрывалом и провести там все время до отъезда. Но вместо этого она открыла чемодан и принялась выбирать, во что переодеться.
— Об этом можешь не беспокоиться, — сказал Томас. — Тут все ходят как попало.
Он ушел, топая по лестнице.
Виктория последовала за ним. Почти всю небольшую комнатку занимал огромный стол. За ним во главе, с разных сторон, уже сидели Джесси с Лайонелом, Томас, напротив которого поставили стул для Виктории, а также Эдвард и наблюдательная молодая женщина, наверное, его жена. Рядом с Лайонелом был стул с горой подушек — для внучки.
На столе стояли бутылки с вином, тарелки с холодным мясом и салатом. Вечер пятницы, как ей объяснили: сегодня на пикнике все покупное, но завтра ее угостят чем-нибудь получше…
Джесси жила тут почти весь месяц, который уже близился к концу, а Лайонел приезжал каждые выходные.
— Я не могу без твоей дочурки, — заявил он. — Она моя любимица.
Томас бывал тут несколько раз. Эдвард вообще не приезжал (сегодня впервые), поскольку у него было слишком много дел. Элис навещала Саманту, которую уже уложили — для такой малышки время уже позднее.
