Вечером наука прибыла – целых три орла. Этих будем катать.
Почему-то пьяная наша наука. Но языком, язва владеет; ишь ты, «научно-ис-седовательский», выговорил.
Красавец мужчина. Исседователь! Нансен-Амундсен. Ис-седовать нас сейчас будет. Покоритель Арктики.
Не упал бы по трапу, хороняка. На палубе скользко – говяжий жир, – не упал бы. Умрет еще на боевом научном посту, не доделает труд всей своей жизни.
Наш благополучно вернувшийся с губы в меру пьяный капитан встретился в центральном с в меру пьяным ученым.
– Выкиньте его наверх, только пьяниц нам не хватало… выкиньте…
– Па-чу-мууу? Я прибыл с научными целями… свяжите… меня с… этим… как его… ну, этим…
– Сейчас свяжу, только штаны сниму и свяжу. Разрешите обхезаться в вашем высоком присутствии…
Растащили, а то б побил капитан науку по роже… Через какое-то время в центральном появляется никому не известный капитан:
– Товарищи! Холодилку сделают, или мы сорвем эти мероприятия!
– А ты кто такой? – оживает командир первого дивизиона.
– Я из штаба.
– Значит, только проснулись и сразу к нам?
– Товарищи! С кем я могу здесь договориться!
– С кем угодно, только не со мной. Я – пустое место, я спать хочу… лучше бы мы не приходили… лучше б сдохли сразу…
Той же ночью мы ушли в море… Какое счастье…
Свинья Машка с образцового подсобного хозяйства, предназначенная в конце концов для улучшения стола личного состава, белесо взирала на вылезших из «газика» людей.
Через всю спину у Машки шла надпись: «Северный флот». Надпись была нанесена несмываемой зеленой краской. Надпись осталась после очередного переназначения Машки: в свое время Машку пометили, она должна была добавить в дыхание прибывшей комиссии Северного флота запах перевариваемых отбивных и помочь ей, комиссии, правильно оценить сложившуюся кругом ситуацию.
Но в случившемся ажиотаже, среди мата и судорожных приготовлений, тогда все перепутали, отловили другую свинью, и Машка отпраздновала свое совершеннолетие, а когда пришло время доложить: ««Северный флот» опоросился», – присутствующим не нужно было объяснять, где искать эти сладкие попочки.
Солнце весело играло на вершине навозного холма. Машка втянула воздух и хрюкнула навстречу очередной комиссии. Этот волшебный звук в переводе со свинячьего означал «Становись», и рядом с Машкой мгновенно обозначились двенадцать нетерпеливых поросячьих хвостиков.
В один момент Машка оказалась на земле, и поросята, завизжав и на ходу перестроившись в две шеренги, бросились к ее соскам.
После небольшой трехсекундной давки, которую можно было бы сравнить только с вбрасыванием в общественный транспорт, обе шеренги упрямо трудились.
Перед начпо и комбригом, прибывшими обозреть образцовое подсобное хозяйство, открылась широкая, мирная сосательная картина.
Комбриг улыбнулся. Начпо улыбнулся вслед за комбригом. Улыбка начальства передалась по эстафете и украсила полусогнутый личный состав подсобного хозяйства.
– Хороши! – сказал комбриг и ткнул пальцем. – Этого.
– Да, – сказал начпо и тоже ткнул. – И этого. Светлее майского дня сделалось лицо заведующего,
когда он оторвал и поднес начальству двух визжащих поросят для утверждения принятого начальством решения.
– Самые быстрые, – неуемно расцветая, резвился заведующий.
– Пометить! – сказал он матросу и передал ему двух поросят после утверждения принятого решения, и кисть художника замахала вслед убывающему начальству. На одной розовой спинке появилась надпись «Комбриг», на другой – «Начпо».
Со стороны казалось, что помеченные принялись сосать Машку – «Северный флот» гораздо исправнее.
Когда через несколько дней на свинарнике появилась очередная комиссия, на этот раз народного контроля, двенадцатисосковая Машка вновь уставилась на посетителей. Потом она понюхала воздух, хрюкнула и рухнула как подкошенная. Со всех сторон к ней бросились исполнительные поросята. Раньше всех успели «Комбриг» и «Начпо».
На глазах у изумленной комиссии поросята «Комбриг» и «Начпо», а за ними и все остальные мощно и взахлеб сосали Машку – «Северный флот».
Организованный заезд – это когда нужно организованно заехать; причем все равно куда: хоть – в морду, хоть – в дом отдыха[8].
Была вторая автономка в году, и с самого начала думали только об отпуске. На докладах командир вытягивал шею по-змеиному и шипел, вращая белками, как безумный мавр:
– Шиш! Чужое горе! Шиш! Все заедут только организованно. И чтоб никто не подходил! Послепоходовый отдых для подводника – это обязательное мероприятие, это продолжение службы, служебная командировка. Туда же командировочный выписывают, а не отпускной. И передайте всем, чтоб перестали ко мне лезть. Не успели оторваться от пирса, а уже подходят: «Товарищ командир, разрешите на родину, можно мне вместо дома отдыха?» Шиш! Никто не улизнет на родину. Все заедут только организованно.
Командир Горюнов с мелкого детства, когда впервые укусил маму за палец, имел прозвище Горыныч, или просто Змей.
Личный состав, который за скользкость экипажного характера звался «змеенышами», молчал и вздыхал.
Дело в том, что подводник старается избежать организованного заезда. Не любит он организованного заезда. Он любит что-нибудь неорганизованное, внезапное, спонтанное, на родину он любит. И всегда находятся отговорки – жены, дети, сопли, пеленки.
Но теперь, но в этот раз – все! Шиш в этот раз! Все заедут только организованно. Сначала организованно – в дом отдыха, потом организованно – в отпуск. И так будет всегда.
Автономка закончилась, как и все в этом мире. Только пришли и не успели привязаться, как тут же ушли на учение.
Проживу ли я еще пятьдесят лет? Хочется прожить, хотя бы для того, чтоб увидеть, как космонавты будут улетать в свой занюханный космос на заезженных космических кораблях, отчаливать, закидывая на борт последние ящики с продовольствием, забывая скафандры на земле.
И только прилетели – сразу же под руки, по традиции, и на стул, бережно, как стеклянных. И корреспонденты, бросающиеся к ним как к родным: «Как ваше самочувствие? Самочувствие у них хорошее, а как они соскучились по травке? Вот я сейчас держу шнур микрофона и не могу! Как они соскучились! Вы бы видели! Но они опять готовы…»
А рядом уже разводит пары другой чудесный кос-миче-ский корабль, и камеры стыдливо отводят свой глаз от пронзительной сцены: один из космонавтов плачет и надсадно, животно, высоко кричит: «Неха-чу-у-у!!!» – и старается задержаться за кого-нибудь руками, а его по траве, по той самой, по которой он соскучился, вверх ножками, ко входу, и вот и перевернули, и уже под руки, два здоровенных дяди, переодетых корреспондентами, – и запихивают, запихивают… и запихали…
Но вернемся на пятьдесят лет назад. Сюда – туда, где подводники все еще ходят в автономки, а космонавты все еще смотрят по телевизору у себя на орбите певцов и певчих и беседуют запросто с родственниками и президентами. У них все впереди…
Отпуск! Мама моя, отпуск! Ради тебя стоит жить! Ради тебя подводник готов дни и ночи целовать все равно кого, вылизывать все равно что и кивать все равно кому, работая в режиме жеребца, поршня, сторожа, пугала, говорить: «Так точно, дурак!» – и предлагать себя.
«Отпуск» – при звуках этих выпадают рядами, сердце замирает, слезы душат, слизь в носу, и в горле поперхнутость, а в животе нехорошо, как с прошлогодней квашеной капусты.
Отпуск, возьми меня к себе!
Перед тем как убыть в отпуск, а равно как и в дом отдыха, подводник сдает на время свой подводный корабль другому подводнику.
После сдачи корабля отпуск у всех пошел с 25 декабря. Об этом стало известно только 29 декабря, да и то не всем. А 12 января спланировали для экипажа организованный заезд в дом отдыха.
Деньги отпускные выдали только 5 января, потому что в прошлом году они кончились. А отпускные билеты?
– Будут у меня! – командир завращал головой, выискивая недовольных. – Я сам поеду в дом отдыха старшим. 9 января сбор у Дофа. Катер для нас заказан.
Куда же офицер денется без отпускного билета? Никуда не денется – покружит, поскулит да и поедет в дом отдыха, и там уже, в последний день отдыха, его вызовут и вручат его отпускной – дуй на все четыре!
9 января была сказочная метель. Именно в такую метель пропал сказочный мальчик Кей, и сказочная девочка Герда его замучилась потом разыскивать.
В десять утра собрались у Дофа: жены, дети, коляски, пеленки – полный комплект. Ждали командира, который вот-вот должен был подойти.
Вера в будущее падала с каждой минутой. Поезд был в час ночи уже 10 января. Наконец пришел командир, и через двадцать минут, после обмена выражениями через телефонную трубу, стало известно, что катер, который заказали для экипажа давным-давно, внезапно, скоропостижно ушел куда-то с какой-то комиссией.
