«Во мне произошла реакция, и я влюбился затем в более развитую женщину: аристократка, благородная и даже красивая. Но я констатировал, что во всякой женщине, высокого или низкого проясхождения,
всегда находятся следующие четыре приправы: благородство, самая посредственная женщина, проститутка и служанка. Может варьировать доза, но сущность остается всегда та же. В женщине высшого порядка найдешь девяносто три части благородства, но остальные семь…
«И самое плохое это то, что эти семь частиц они не умеют скрывать. Они говорят, как великосветские дамы; каждая их мысль ясна, как радуга; гордо проходят мимо всяких житейских невзгод; когда бывают с мужчиной, извозчичья пролетка или такси кажется слишком недостойным перевозить их, полные собственного достоинства, тела; но, когда они одни, то очень экономно ездят в трамвае; если ты дашь в кафе на «чай» больше, чем стоит выпитое, это в их мнении скупость; если же они идут одни, то оставят на тарелочке столько, сколько ты постесняешься дать шарманщику. Если тебе случится потерять бумажник, они смеются над тобой и бранят тебя, если ты раccтроен; если же сами покупают шнурки для ботинок, то торгуются так, как не будут торговаться десять цыган.
– Знаю, – поддакнул Тито.- В этом отношении я могу поучить тебя. Но такие дефекты, если они встречаются в женщинах высшого полета, кажутся иногда даже симпатичными, потому что они все равно что пропасти, соответствующие их высоте. Каков же твой вывод?
– Итак, я оставил эту женщину в Париже и веряулся в Турин. Занимаюсь посредничеством при покупке земельных участков. Хочешь купить участок земли?
– На кладбище, пожалуй, да и то позже. А здесь есть у тебя любовница?
– Да, – ответил Ночера. – Самая обыкновенная женщина: простая, но скромная и деликатная. Одевается посредственно, но под платьем носит тончайшее белье. Это, знаешь ли, все равно, что му-
152
сульманские дома: снаружи никакого виду, помазаны известью, а внутри поражают тебя мозаикой, фонтанами и садами.
– Не собираешься вернуться в Париж?
– Нет, Тито, так же, как не вернешься и ты. Ты, я, твой приетель лакей и монах, твоя Мод, твоя… как ее зовут?.. Каломелан…
– Калантан.
– … всеми нами руководит одна и та же судьба: мы, как бездомные собаки, которые прячутся под кроватями и столами; мы, как бездомные кошки, которые возвращаются домой, чтобы околеть. Все мы находимся в состоянии разложение и потому сходим с большой дороги, бросаем большие города, и большие возможности, ибо мы накануне смерти наших желаний: не иметь больше желаний – это значит смерть. Все мы убиваем себя только разными способами, и часто с еще бьющимся сердцем бываем трупами.
«Я живу здесь, во втором этаже. Заходи… Прощай.
Тито пошел один по направлению к своему дому. Задумавшись над всем слышанным от Ночера и собственным положением, он пришел к определенному решению сделаться монахом.
– Буду изучать бабочек и насекомых, как тот старый монах; займусь огородом и разведением овощей. Отращу себе большую бороду, – думал он, позабыв обо всем окружающем.
«Завтра же пойду в монастырь, где дадут мне сандалии и шнур, чтоб подпоясаться.
«Через неделю мне будет казаться, что я всю жнзнь был монахом.
Дома его ожидала радио-телеграмма:
«Телеграфирую тебе с парохода «Корония» направляюсь в Геную но на иеделю остановлюсь в Дакаре где
буду танцовать в замке губернатора прошу встретить меня в Дакаре люблю тебя.
«Кокаина»,
Тито взял лист бумаги и написал:
«Мод Фабреж, танцовщица, пароход «Корония», линия Буэнос-Айрес – Генуя.
«Выезжаю с первым пароходом в Дакар жажду видеть тебя.
«Тито».
И побежал на телеграф.
– Генуя еще видна, – сказал ему сосед по столу, предлагая Тито большой бинокль. – Через полчаса мы будем в открытом море. Куда вы едете?
– В Дакар.
– А я в Терезину.
– Кто это Терезина?
– Это город в Бразилии. Я владелец большой фабряки питательных эссенций собственного изобретение.
– А для чего эти эссенции?
– Это новинка, которая через шесть месяцев получит большое распространение во всем мире. Вам известно, что существуют эссенции цветов для того, чтобы приготовлять туалетную воду, и экстракты из фруктов, чтобы изготовлять сиропы. Но фрукты и цветы здесь ни при чем: это химическое соединение, полученное при помощи дегтя. И, вот, я изго-
154
товляю эссенцию, которой вы можете полить в муку или хлеб и они получат вкус котлеты, ростбифа, курицы и т. п. Достаточно нескольких капель.
Море не было таким спокойным, как во вре-мя послдней поездки.
– С вашего позволение, я удалюсь в каюту, – побледнев сказал Тито и схватился за полость желудка.
– Это не интересует вас? – обиделся химик из Терезины.
– После еды мне тошно слушать о разных блюдах. – И, не вступая больше в разговоры, Тито опустился в каюту, откуда вышел только на восьмой день, чтобы вступить иа ароматичные берега Сенегалии.
Дакар.
На пристани между носильщиками-неграми блестели лица арабов и светлые форменные костюмы европейских офицеров.
А где же Кокаина? Ее нет. Если бы она была, то ее сразу же можно было бы заметить по белому платью и сверкающему зонтику.
После выполнения всех формальностей, Тито сошел с парохода и направился по улице, которая раccтилалась пред ним: налево деревня берберов, направо – европейская; прямо, в глубине, высоко подымался к небесам минарет.
По дороге к нему прицепился мальчишка лет четырех-пяти н неотвязно скулил:
– Mossie, moa avoar belle mere dormire avec vous, dis francs.
Тито не успел отвязаться от одного, как пристал новый:
155
– Mossie, moa avoar tres belle soeur sept ans, dormir avec vons vingt francs
На этот раз на помощь ему подошел бывший европеец, владелец довольно приличной чайной, в которой, как он сам объяснил, прислуживали молоденькие берберки: самой старшей было только шестнадцать лет. Он добавил к этому, что местные женщины самые жизнерадостные, потому что в их жилах течет кипучая кровь.
Тито, не желая обидеть предупредительного посредника, ответил так же, как и приетелю-монаху: -„подумаю",-и попросил указать лучшую гостиницу.
– А вот: „Гостиница Франция". На всякий случай возьмите мою визитную карточку.
Швейцар-полиглот засвидетельствовал, что мисс Мод Фабреж остановилась в этом отеле и занимает комнаты 9 и 17.
Тито подсчитал: девять и семнадцать: двадцать шесть, деленное на два, дает тринадцать. Принесет счастье.
– Милый, мой, ты приехал очень неудачно. Через час я должна быть в офицерском клубе, где в честь меня устраивается вечер. Здесь так жарко, что я не успеваю румянтгь губы: все сходит! Пьерина, в небольшом сундуке есть чулки потоньше, разве не видишь, что эти слишком толстые? В этих можно кататься на коньках. Впрочем, давай какие угодно, только скорей!
Пока Пьерина, стоя перед ней на коленях, снимала и одевала чулки, Мод смотрела на Тито.
– Вижу, что хорошо себя чувствуешь. Ты еще не поцеловал меня. Когда вернусь, поцелую тебя
крепко, крепяо, но не теперь. Кармин совершенно не держится. Я подурнела?
– Таки да.
– Я и сама знаю. И все же, посмотри, на столике лежит телеграмма.
Тито взял телеграмму.
– Читай громко.
Тито прочел:
– „Barbamus Falabios Tagiko Ramungo Bombay 200.000 Viagarus Wolf”.
И спросил:
– Это эсперанто?
Нет. Ты совершенно не понимаешь телеграфных сокращений: в коммерческом мире это очень употребительно: отправитель телеграммы – богатый торговец коврами в Бомбее, его фамилие Вольф. А это Барбамус Фалабиоз и т. д. обозначает: если я сейчас же отправлюсь к нему (Фалабиоз значит «спешно»), то он уплатит за мой Рамунго, т. е. мой драгоценный и прекрасный товар двести тысяч франков и, кроме того, дорожные расходы туда и обратно.
– А что ты ответила ему?
– Что Рамунго удаляется от коммерческих дел. Бедняга, он будет очень страдать, потому что страшно любит меня, но я не переношу больше ни его, ни вообще мужчин; единственный, которого я еще немного люблю, – это ты: я люблю тебя, как брата, как сына, а всех Барбамос Фалабиоз пошлю к черту. Я отказалась от его предложения совершить путешествие через Персию, Аравию, Сирию и побережье Африки, а затем в Италию. Это был чудный план, потому что мой купец в душе поэт. Теперь четыре; в половине седьмого я буду дома: пообедаем вместе. Потом пойду танцевать во французcком консульстве. Пойдем вместе. До свидания.
Тито видел, как она удалялась через улицу, залитую солнечным светом, и заметил, что поход-
157
ка Мод далеко уж не та: не было той грации и легкости, опьянявших его в свое время.
– Пьерина, нельзя ли при твоем посредничестве получить ванну?
– А я как раз пришел спросить вас, нет ли каких приказаний, – ответил появившийся в дверях лакей, почти с парижским акцентом. – Но вам, сударь, придется немного подождать.
