Число, подпись.
Число вчерашнее.
Письмо сначала прочитала Римма, потом передала Иосифу:
- Что ж, ты у него на первом месте. Может, он тебе и дом завещал?
Иосиф, еще не вполне понимая, что произошло, подошел вплотную к Аркадию Моисеевичу и потрогал за твердое плечо:
- Аркадий Моисеевич! Аркадий Моисеевич…
- Он умер, я же врач все-таки. Отойди от него, Иосиф. Вот он всегда такой. Все по-своему. Все мне назло. Теперь милиция, объясняйся что почему.
Римма рылась в столе, в шкафу, перебирала бумаги, ругалась шепотом.
Наконец приступила к Иосифу:
- Скажи честно, он на тебя дом переписал?
- Я ничего не знаю. Мы не обсуждали.
- Ну ладно. Если б он так поступил, он бы тебе сообщил. Значит, теперь затяжка, пока оформится наследство. Ой, времени совсем нет! Деньги за участок вносить через месяц.
- Римма, - решился вступить Иосиф, - умер твой отец. Ты хоть посиди у его постели, помолчи, подумай о нем.
- Нечего мне думать. Мне жить надо! - отрезала Римма. - Я на почту, звонить. Всех на ноги подниму. В субботу похороним. Никому из знакомых сообщать не буду, ни к чему.
Как сказала, так и сделала.
Посмертную самоубийственную записку утаила, вскрытия не делали, похоронили в субботу. Рядом с Идой Львовной. У могилы находились только Иосиф и Римма.
На прощание Римма попросила:
- Я тут машину закрутила, будут приходить дом смотреть, так ты побудь тут. Показать, поводить вокруг, представить окрестность. Я буду звонить. Насчет цены не заикайся, это другой человек уполномочен. Твое дело - двери открыть и его с покупателем пустить.
Говорила строго. Будто не гуляли по Крещатику, будто не хвасталась перед Иосифом кремовым костюмом джерси.
После отъезда Риммы Иосиф принялся убирать в доме. Вымыл и вычистил всюду, кроме кабинета. Не решался зайти. Но надо. Отворил дверь, постоял на пороге. Начал с окна. Потом - пыль. Потом - пол. Под кроватью лежали книга и лупа. Наверное, Аркадий Моисеевич читал напоследок. Толстая большая книга была раскрыта на середине.
Иосиф поставил книгу на полку. Лупу засунул в карман брюк. Продолжил дело. В дальнем углу, у самой стенки, наткнулся на что-то. Оказалось - дредл*. Старый-престарый, ивритские буквы по бокам вытерлись, но угадать можно. Иосиф проговорил: “Чудо великое случилось там”.
Иосиф пристроил дредл на подоконник и пошел во двор - надо и там навести порядок. Покупатель есть покупатель, и его ничего, кроме порядка, не интересует.
Метет двор, а сам крутит в голове дредл. Сколько же денег перепало детям за годы, пока крутился дредл? Аркадий Моисеевич, точно, успел и царские получить. Складывал в коробочку какую-нибудь, конфетки покупал или книжки. Наверное, все же книжки.
А Иосифу - уже другое дело - совсем малолетнему, младенцу, можно сказать, на Хануку подкидывали петлюровские, самостийные карбованцы, потом советские полушки. На полушки много не купишь. Еле-еле получался сахарный петушок и жменька семечек. А радость. После полушек - это, значит, после 22-23-го, уже не крутил, и Хануки не было, считай.
Вскоре стали приходить покупатели. Смотрели дом. Нравилось.
Иосиф поинтересовался у доверенного Риммы, когда окончательно решится вопрос с продажей. Тот ответил, что в общем-то нет никаких препятствий, чтобы обделать дело в кратчайшие сроки. Вот Римма Аркадьевна приедет, и все доведут до точки.
Римма приехала и поставила точку. Дом по документам перешел к новым хозяевам почти со всем содержимым.
Римма сама выступила с инициативой, чтобы Иосиф взял себе что хочет.
Он отказался - ничего не надо. А попросил только дредл.
- Это, наверное, Римма, твой. Но, честно говоря, мне бы только его и хотелось на память про Аркадия Моисеевича.
- Да пожалуйста, забери. Тем более я к этому отношения не имею. Папа с ним носился, всегда держал рядом с собой и крутил. У меня, кроме раздражения, ничего к этой игрушке не было. А к старости он, видимо, совершенно впал в детство. Только я тебе, Иосиф, по-дружески посоветую такими вещами заново не обзаводиться. И так про тебя говорят ненужное. А слухи, сам знаешь, вещь коварная и непредсказуемая в смысле последствий.
- Это на что намек? - удивился Иосиф.
- На твои еврейские штучки, - многозначительно сказала Римма и будто прикусила язык. - Но, впрочем, что взять с игрушки.
Иосиф пропустил большинство ее слов мимо ушей, но в голове что-то застряло и просилось наружу для дальнейшего прояснения.
Иосиф вместе с Риммой сортировал бумаги Аркадия Моисеевича, упаковывал ценности - картины, книги, посуду и прочее профессорское добро.
За делами вроде невзначай сказал:
- Римма, ты меня попрекаешь еврейскими штучками. Я считаю, что незаслуженно. Я никому никогда не мешал. Я сам, на свои средства покупал вещи из еврейской жизни, всей душой по-хорошему уговаривал отдать. Даже никому их не показывал, потому что это было мое личное дело. А ты говоришь, будто я спекулянт какой-то или хапуга. Я ничего запрещенного не делал. Икон в церквях не воровал, иностранцам не продавал. Если ты это имеешь в виду.
Римма засмеялась, как она умела:
- Ты на какой планете живешь, Йося? Ты что, не слышал, что теперь за еврейские книги людей сажают в тюрьму? Людей на профилактические беседы вызывают куда надо за настроения в Израиль ехать. Вплоть до увольнения с работы. Это за настроение. А за твердое намерение что хочешь бывает. И в подъездах бьют, и калечат. Недавно вся Москва гудела, посадили одного. За то, что организовал кружок изучения еврейского языка иврита. И книг у него, между прочим, изъяли много. И вообще еврейский вопрос поставлен остро. С книг начинают, а там разматывают до основания. А у тебя в сарайчике полно такого было, за что можно получить срок на полную меру.
- Почему ты знаешь, что “было?” - Иосиф только тут ухватил ниточку, которая болталась у него в голове с утреннего разговора.
Римма уперлась глазами прямо в глаза Иосифу.
- Потому “было”, дорогой Йосенька, что теперь у тебя в сарае пусто. А в сарае пусто, потому что я лично ломиком скобочку вытащила, я лично людей наняла, и они книги твои и прочее барахло аккуратненько выкинули, чтобы ты нас всех не подвергал неприятностям. И, во-первых, своего сына Исаака, и своего внука Сашу. Про себя не говорю. Я в твоей жизни всегда находилась не в счет. А Саше расти и Исааку расти по должности. А про тебя любой в Козельце знает, что ты отъявленный сионист и только ждешь момента, чтобы проявить свои взгляды на деле. А твои книги - это улики. Знаешь такое слово? Из-за бумажек вся жизнь может пойти насмарку. Тебе же бесполезно объяснять, упрашивать. Я свою семью защищала. И перед тобой не вижу и не чувствую никакой вины.
Римма высказалась и ни разу не моргнула.
- Куда свалила? - спросил Иосиф.
- Куда-куда… Куда надо, туда и свалила. Куда самосвал доехал, туда и сбросили. Осень же была, развезло по колено, не слишком разъездишься.
- Значит, ты акцию устроила. Окончательно решила вопрос.
Римма, конечно, изготовилась к беседе на повышенных тонах. Но Иосиф собрал свои вещички в тот же чемодан, с которым приехал, положил ключи от дома на стол и в полной темноте двинулся на станцию.
Ночь пересидел на скамейке в зале ожидания, а первым рейсом - в Козелец.
С вокзала домой не пошел, пересел на другой автобус и отправился на участок. Сарая не было. Надел обнесен редким заборчиком - как раз из сарайных досок. Иосиф узнал по приметам: где-то знакомый сучок, где-то щербина, где-то трещина. Походил, на чемоданчике посидел. Собрался уходить - вспомнил про дредл. Вынул из чемодана, запустил на земле. Волчок уперся в рыхлую почву и не раскручивался. Увяз. Иосиф решил, что так тоже неплохо, что-то вроде малюсенького деревца. Подгреб ладонями землю, посадил дредл поглубже:
- Вот так, Аркадий Моисеевич. Вот таким путем и образом. Вы только не волнуйтесь. Вы только не волнуйтесь.
Мирра встретила Иосифа хорошо. Стала расспрашивать про Аркадия Моисеевича. Узнав, что тот умер, пожалела о его кончине.
- Ну, Иосиф, ты прямо похоронной командой работаешь. Бедный. Ну что ж, свой долг перед Аркадием Моисеевичем выполнил. Глаза ему закрыл. Не в одиночестве умер человек. Это главное. От сердца скончался?
- Да, от сердца.
- Что ж мне не сообщили? Римма с Исааком убиваются, наверное. Они очень его уважали.
- Исаака не было. Мы с Риммой в последний путь провожали. Римма не захотела тревожить Исаака. У него на работе много неотложных дел. А я теперь свободный от обязательств. Буду снова устраиваться в клуб.
Мирра обрадовалась:
- И очень прекрасно. Мне намекают, что пора бы на пенсию выходить, отдыхать. В связи с тем, что ты вернулся, я, пожалуй, уйду-таки. Займусь наконец домом на полную силу. На участке работы полно. Мы сарайчик снесли, а то из райисполкома интересовались: столько лет не обрабатывается земля, нарушение получается. Грозились отобрать.
