Именно с ними я ездил сегодня на ипподром и хотел взять тебя с собой. Но Тебя не было в номере. – Я оставила тебе сообщение на автоответчике! – возмутилась я.
– Но я не заходил к себе в номер! Сразу после ипподрома мы пошли в ночной клуб.
Когда я увидел тебя в лифте, у тебя было такое лицо, как будто ты не хочешь узнавать меня.
– И поэтому ты не поздоровался?
– Ну, конечно! Что я должен был подумать? Тебя не было в номере, хотя мы договорились о встрече. В лифте ты как камень. Может, для тебя это случайное приключение, и ты хочешь забыть о нем. Много выпивки и все такое.
– Значит, это всего лишь недоразумение, – безнадежно сказала я. – В таком случае ты пойдешь сейчас со мной.
– Но я не могу! – с отчаянием воскликнул Тони. – Я же здесь не один, а с коллегами.
– Чихать я хотела на твоих коллег! Прощай!
Я вслепую выбралась из клуба, все еще держа осанку, и направилась в бар "Шампанское", знаменитый на весь Гонконг своей коллекцией шампанских вин.
"Напьюсь, как свинья!" – твердо решила я с закипающими слезами на глазах и тут увидела швейцарца Кристофа, преждевременно вернувшегося из Таиланда, и Лошадь (такую кличку я дала красавчику, торгующему лошадьми). Оба ринулись ко мне с таким видом, как будто именно им принадлежат исключительные права на меня. "Как кстати! – обрадовалась я. – Отличная компания для пьянки". Я представила их друг другу, и мы все вместе сели пить шампанское, Лошадь по одну мою Руку, Кристоф по другую.
Чудный был вечерок. Оба моих собутыльника показали себя людьми воспитанными, с хорошими манерами, но если когда-нибудь в бальзам любезности и благоволения была подмешана изрядная поля яда, то это как раз тот случай. Они попросту выживали друг друга и, в сущности, несильно отличались от вульгарных самцов, галопирующих перед самкой. Игра называлась "кто кого пересидит". Лошади не повезло, – ее перехватил компаньон по бизнесу. Страшно довольный Кристоф предложил проводить меня до номера. Я была слишком пьяна, чтобы расслышать чрезмерную откровенность обращенного ко мне зова, и легкомысленно согласилась. Этот тихий, очкастый, бесцветный швейцарец казался мне совершенно безопасным существом, начисто лишенным темперамента.
Мы поднялись на двадцать шестой этаж, вышли из лифта, и я протянула Кристофу руку на прощание, пробормотав нечто вроде: "Спасибо за приятный вечер". Руку мою он сжал крепче, чем необходимо, и прежде чем я успела занять оборону, притянул меня к себе и завладел моими губами. Я попыталась оттолкнуть его, но он обнаружил и опыт в любовных делах, и упрямство. Тогда как женщина от природы добродушная, я решила не противиться и доставить Кристофу маленькое удовольствие. В конце концов, что такое поцелуй? Пустяк. С меня не убудет, а человеку приятно.
Когда я поняла, какое хищное вожделение скрывается под оболочкой его почтительности, было уже поздно. Он уложил меня на пол прямо около лифтов, на толстый, мягкий ковер, скрадывающий звуки, и снял с меня платье. А сам удовольствовался лишь тем, что снял с себя рубашку, обнажив отличную мускулистую грудь, и расстегнул ширинку.
Кристоф осыпал мои руки, шею и грудь побед-Нь1ми поцелуями, а я краснела, когда двери лифтов оТ1Фывались, и какие-то люди, переступая через нас, смущенно говорили: "Извините". "Расслабься, – шептал мне на ухо Кристоф, – в дорогих отелях этим можно заниматься даже на потолке. Никто и глазом не моргнет". Его жадные, опустошающие, слишком смелые ласки пробудили во мне нечто вроде стыдливости. Я бываю иногда очень тугой, и меня дьявольски трудно довести до финиша. После русской неловкой деревенской любви я чувствовала себя школьницей, не готовой сразу разделить странные капризы сладострастия старушки Европы. Даже в животной грубости у Кристофа была какая-то болезненная изысканность.
Глазок видеокамеры упирался в мой глаз, и я вдруг представила себе, какое кино сейчас смотрит служба безопасности. Это неожиданно возбудило меня до крайности.
Извиваясь всем своим благоухающим телом, гладким и гибким, я взвинтила свои нервы и потеряла всякую меру и стыд. Для меня теперь не было ничего низкого. Мы издавали непристойные стоны, перемежавшиеся сдавленными всхлипами, а когда мольба плоти мужской достигла плоти женской, я закричала от резкого триумфального наслаждения. Господи! Как это великолепно – и как коротко!
Когда я вернулась в реальность, голая, мокрая, сытая, до меня дошла смешная сторона ситуации. "Вот это тихоня! Ну, надо же! – думала я с внутренней улыбкой.
– Весь мой хваленый опыт не стоит ломаного гроша, если я не угадала сексуального монстра за внешностью скучного очкарика".
Мы расстались с Кристофом у дверей моего номера. "Когда завтра?" – услышала я его требовательный голос. "В полночь, – ответила я театральным шепотом. – Жди меня у себя в номере". И в этот момент меня совершенно не смущало то, что я стою голая посреди респектабельного отеля, а Кристоф держит в руках мое платье и трусики. "Отдай", – попросила я. "Платье можешь взять, а трусы верну завтра, при встрече", – ответил он и, поднеся шелковый невесомый лоскут к лицу, жадно вдохнул запах женщины, едкий, самочий запах, почти отталкивающий и все же такой притягательный для мужчин.
Как только я вошла в номер, то сразу обнаружила письмо на полу. "Тони, – догадалась я. – Поздно спохватился, милок". Я вскрыла конверт и прочла торопливо нацарапанную записку: "Даша! Я искал тебя весь вечер! И нашел – в баре "Шампанское", и не одну. Я не знаю, как исправить ситуацию. Позвони мне в любое время!" Подпись Тони. Слова "в любое время" были подчеркнуты. Я посмотрела на часы. Четыре часа утра. Ну что ж! Час неплохой, не самый худший в сутках.
Я позвонила, он не сразу взял трубку. "Ты спишь?" – спросила я. "Нет, – соврал он. – Я жду тебя". И это уже не было ложью.
В ту ночь я свернулась, как кошка, в тепле у него под рукой. До самого рассвета мы не выпускали друг Друга из объятий, – лежали тихие, полусонные, безгрешные.
Мы шептались и целовались, и я сделала открытие, что только Тони может удовлетворить голод моих губ. Мы не делали любовь, я была слишком сытой. И запах от меня шел просто нестерпимый и смущающий. Мы лежали словно муж и жена, давно знающие друг друга, в приступе совершенно неоправданного доверия, какое возникает часто между едва знакомыми людьми. И я чувствовала что-то близкое к дуновению счастья.
– Странное дело, – сказала я, – ты мне кажешься ужасно родным. Я даже могу спать с тобой, а для меня это самая трудная вещь на свете, похлеще, чем делать любовь на полу у лифтов, когда люди входят и выходят.
Он сразу насторожился.
– Что ты имеешь в виду?
– Пустяки. Просто вспомнилось.
– Я знаю, я не имею права задавать тебе вопросы… – начал Тони. Продолжение я уже знала.
– Но тебе все равно хочется спросить. Спрашивай.
– Я искал тебя всю ночь. Где ты была?
– Мог бы догадаться. – Я проговорилась. – Что я делала? Злилась на тебя и целовалась с незнакомцем, лежа на полу у лифтов. Просто целовалась.
Я сознательно уменьшила масштабы своего преступления.
– Но там же все снимают камеры! – сказал потрясенный Тони.
– Это все, что тебя волнует на данный момент?! – воскликнула я, почувствовав себя уязвленной.
Он расхохотался.
– Ты невозможная, сумасшедшая, распутная, скверная, но самая потрясающая женщина в мире!
– Я тоже так думаю, – скромно заметила я.
Я ушла от него, когда за окном было светло, и в коридорах уже шастали горничные.
А мне было смешно, что все они думают, что наступило утро, когда на самом деле еще продолжается вчерашняя ночь.
Следующим вечером мы с Тони вели себя куда как примерно – гуляли, держась за руки, умеренно выпивали в разных барах, катались на пароме, а я все время думала о том, что ночью мы должны лечь в постель и наконец-то соединиться. Это заставляло меня нервничать, уж сама не знаю почему. Мне казалось, что секс все испортит.
После прогулки мы пришли к Тони в номер, я второпях выпила коньяк и легла на постель с жертвенным видом. Тони разделся так, как будто делал это передо мной сотни раз, и я снова удивилась тому чувству, когда почти незнакомый человек кажется ужасно родным. Он лег на меня, и мы занялись делом, ради которого я, собственно, и родилась на свет. Это был тихий супружеский классический секс.
Знаете, как это бывает, когда еще любишь своего мужа, и почти каждый вечер делаешь с ним любовь, и оба совершенно счастливы, хотя в этом уже нет той остроты первых дней. И это напоминает семейную трапезу по вечерам – картошка, сосиски, какие-нибудь консервы, баночка соленых огурцов, но все равно вкусно, хотя и без изысков.
Я чувствовала на себе приятную тяжесть нового тела, ощущала, как ходят под руками теплые холмики мужских ягодиц. Движение внутри меня было чуть замедленным, мирным и несущим покой, без той ярости, что сопровождает мои случайные совокупления с первыми встречными.
