Тетка достала из кармана мятого пиджака кусачки, аккуратно срезала со ствола шипы и завернула розу в кусок газеты. Она протянула розу мне, но потом, видно, совесть взяла свое.
– Нет, подожди, это не дело.
Она отбросила газету, вернула розу в ведро, достала еще веточку похожей на укроп зелени, отмотала кусок прозрачной пленки и завернула все, как полагается.
Соседка похвалила:
– Ну, правильно. Он може студент, так что ж ему не полагается? Пусть тоже красиво девушке своей сделает.
Я принял розу и пошел делать красиво своей девушке. Только войдя во двор, я увидел, что в окнах у Лизы темно. Я все же поднялся, позвонил в дверь, прислушался. Ни звука. Я вставил розу в петлю дверной ручки. Страстная встреча отменялась. Что было делать? Домой мне идти не хотелось, и я решил наведаться к Кащею. Найти его было легко. Входишь во вдор, справа подвал. Спускаешься вниз, звонок на двери.
Подвал я увидел сразу. Перед окнами был широкий “окоп” – метра полтора пространства. Вниз вела лестница. Спустившись к двери, я стал разыскивать в полумраке звонок, и в это время услышал странные звуки, которые доносились из приоткрытой в ближнем ко мне окне форточки. Как будто шлепали что-то, и эти шлепки чередовались с мычаньем каким-то или стонами. И кто-то посмеивался еще. То, что эти звуки могли сопровождать сексуальный акт (почему эта мысль всегда появляется первой?), я даже не мог представить. Я поднялся из подвала, чтобы заглянуть в окна сверху, но обнаружил, что занавеси задернуты, лишь на самом верху одного они расходились, открывая часть стены с книжными полками. В этот момент мне показалось, как женщина, выкрикнула негромко и задыхаясь: “С-скотина, т-такая!”. И снова что-то сочно шлепнуло: раз, два, три! Я был заинтригован донельзя. Полутораметровой ширины простенок между двором и стеной дома пересекала перемотанная серой теплоизоляцией труба. Я подумал, что если встану на нее и пройду ближе к стене, то увижу происходящее в подвале. Я оглянулся, во дворе никого не было. Я перебрался через перила, встал на трубу и, сделав два коротких шага, оказался у стены. Придерживаясь за нее, опустился на корточки.
В просторной комнате подо мной я увидел Кащея в синих шелковых трусах до колена и боксерских перчатках. Он очень ловко и легко, как настоящий боксер, передвигался вокруг женщины, на которой не было ничего, кроме таких же боксерских перчаток, как у него. Женщина стояла в этот момент спиной ко мне, но по фигуре, по стрижке, по полноватым ногам я понял, что это Лиза. Она нападала на него, а он легко отводил ее удары левой рукой, иногда легонько ударяя ее в лоб или в плечо правой, посмеиваясь при этом, а она снова шла на него. Судя по ее движениям, это был не первый их поединок. Ей, может быть, не хватало ловкости или скорости, но двигалась она довольно уверенно, по-настоящему прикрывая грудь и лицо, и по-настящему идя в атаку. Иногда она перчаткой отводила с потного лба мокрую прядь волос. Это было совершенно невероятно. Сколько продолжалось это сражение, я не знаю. Я увидел, что Лиза стала выдыхаться, после чего Кащей нанес ей два удара – в живот, от которого она согнулась пополам и потом в макушку, от которого она очень громко упала навзничь на мат. Она так и лежала, разбросав руки и ноги, грудь ее высоко поднималась, а Кащей, стащив с себя перчатки, опустился на колени и опустил голову к основанию ее живота, как собака. Я поднялся, забыв, что стою на трубе и тут же, потеряв равновесие, полетел в подвал. При приземлении я так ударился копчиком, что задохнулся от боли. Я сидел, опираясь спиной о стену, не в состоянии шевельнуться. Боль парализовала меня. Вероятно, падая, я произвел какой-то шум. Дверь открылась и надо мной появился Кащей. Он был в халате.
– Почему сидим в таком неудобном месте, позвольте поинтересоваться?
Я сделал шумный вдох, но говорить не смог.
– Упали?
Я сделал еще один шумный вдох.
– Встать можете?
Я покачал головой.
– Сидите здесь. Я сейчас приду.
Он скрылся за дверью, плотно притворив ее за собой. Через несколько минут вернулся. Взяв меня под руки, легко поднял. Я громко охнул, поскольку разогнуться не мог, и так согнутым он втащил меня к себе. Я оказался в большой комнате. Лизы не было. У одной стены стоял стеллаж с книгами и какими-то папками, который я видел в окно. У другой, там где были два окна – длинный, во всю длину комнаты, стол с усилителями, радиоприемниками, магнитофонами. Как ни был я тяжело ранен – в копчик и в сердце, я не мог не обратить внимания на то, что большая часть аппаратуры была импортной.
Он усадил меня на диван и встал передо мной.
– Так как это вас угораздило?
Я, не зная, что отвечать, помотал головой, показав неопределенно на спину, а он, сунув руки в карманы халата, продолжал стоять надо мной. Я, между тем, осматривал его владения. Дверь слева от меня вела либо в другую комнату, либо в туалет, где сейчас должна была быть Лиза. На полу лежал черный дерматиновый мат с еще видными на нем следами пота. Поймав мой взгляд, он ступил на мат.
– Это я тут физкультурой занимаюсь. Штанга, йога, вам тоже не мешало бы заняться. Комплекция у вас, надо заметить, хлипковатая. А в жизни всякое случается. Например, возникает острая необходимость дать кому-то в глаз, а сумки с пластинками под рукой нет.
Он глухо засмеялся.
– Ну, как отходит?
Я снова кивнул. Я чувствовал, что могу говорить, но говорить мне с ним было не о чем.
– Хотели музыку послушать?
– Очень.
– Сегодня, к сожалению, не получится. Мне тут новый звукосниматель обещали занести для вертушки и не занесли. Заходите завтра. Можете кстати, прихватить, какой-то свой диск. Послушаете, как он звучит на человеческой аппаратуре. А?
Он отошел к стене, у которой стояли колонки.
– “Тандберга” слышали? – он похлопал одну. – Нет? Большая редкость. Ну, ладно, Митя, я вижу с вами толком и поговорить сегодня нельзя. Как вы? Ходить можете?
Я уже стоял. Подняв руку, я помахал ей в воздухе и поковылял к дверям.
– Ну, давайте, выздоравливайте, – сказал он мне в спину.
Я потащился домой. Не успел лечь, как услышал звонок в коридоре, входная дверь открылась, Анна Николаевна с кем-то заговорила, потом гулко застучали каблуки по полу и потом коротко и быстро – костяшки пальцев в мою дверь.
– Входите, – крикнул я, лежа на диване. – Открыто.
В комнату вошла Лиза. Признаться, в глубине души я надеялся, что она появится.
– Привет, дорогой мой, – сказала она и, присев на край дивана, поцеловала в губы. – Что с тобой случилось, а?
Лицо у нее было в красных пятнах, возможно от быстрой ходьбы, возможно от чего-то другого.
– Упал.
– Это я знаю.
– Откуда?
– Я Костю встретила, он мне сказал, что ты с его лестницы скатился.
– А-а, Костю встретила...
– У тебя может быть перелом. Ты к врачу завтра сходи. Может быть рентген нужен. Ты с этим не шути. Так как это случилось-то, ты можешь сказать?
Не знаю, что стояло за ее интересом к обстоятельствам моего падения – предположение, что я видел, чем они занимались в этом подвале или живое участие. Живое участие женщины, которая сейчас любит меня больше, чем того другого, с которым приятно проводит время. Глядя на нее, я конечно, снова хотел ее. Несмотря ни на что.
– Там, знаешь, в подвале труба такая есть, – сказал я. – Между окнами.
– Ну?
– Ну вот с нее я и упал.
Она прыснула.
– А как ты на ней очутился?
– Как я на ней очутился?
Я все пытался поймать в ее взгляде тень понимания того, что я знаю, что там у них происходило. И все же не договаривал, потому что боялся, да-да, боялся, что, узнав от меня все, она повернется и уйдет. И больше я никогда не увижу ее. Ну, может быть, увижу. Но так, издалека.
– Я просто хотел зайти к нему. Потом я услышал эти звуки. Удары, стоны. Я не понял, что это такое. И я залез на эту трубу, чтобы посмотреть, что там происходит.
Она поднялась, прошла к окну и присела на подоконник. Между нами образовалось метра три пустого пространства, грозившего разрастись еще больше.
– Ну и что теперь? – спросила она.
Выражение лица у нее стало озабоченным.
Я пожал плечами.
– Ты знаешь, что он импотент?
– То есть?!
– То есть? У него не стоит! Выдаю тебе военную тайну. Да он мой любовник, но у него не стоит!
– А-а, – сказал я. – Это в корне меняет дело.
– А что тебя волнует? Я тебя спрашиваю, с кем ты сейчас трахаешься? Я тебя вообще о чем-то спрашиваю? Я тебе что-то обещала? Хранить верность?
Я пожал плечами.
– Так я не поняла, ты ко мне имеешь какие-то претензии или что? Ты скажи! Чтобы я просто понимала, что мне дальше делать, а?
Она достала из сумки пачку сигарет, выбила одну и закурила. Из чего я сделал вывод, что уходить она не торопится. Это был момент, когда я в очередной раз убедился в том, насколько я, все же, циничная сволочь. Я не хотел, чтобы она уходила. Боль меня почти оставила, и очень хотелось проверить, не придется ли мне теперь тоже удовлетворять ее с помощью бокса.
