11
Декан стоял на берегу, кутаясь в пальто. За спиной у него вздрагивали, клонились от ветра ивы. По холодной неспокойной реке гребли изо всех сил восьмерки, каждую сопровождали тренеры и болельщики, неслись, выкрикивая указания и поощрения, на велосипедах прямо по лужам. Вот лодки скользят все в ряд, взмах весел, загребной подается назад, лодка вырывается вперед, взрыв аплодисментов, одна из восьмерок ударилась носом в переднюю, обе идут вровень, а потом победители срывают ивовую ветвь и втыкают ее в нос лодки. В стройной процессии появляются бреши, там, куда пришлись удары, и вот уже другая восьмерка делает отчаянную попытку вырваться вперед. Джизус-колледж, Покерхаус. Леди Маргарет, Пембрук, Тринити, СентКатеринз, Крайст, Черчилль, Модлин, Кайис, Клэр, Питерхаус. Славные имена, чтимые имена, повторять их, будто перебирать четки, читать молитвы в Великий Пост и после Пасхи. Священный ритуал, великое событие, Декан не может его пропустить, ничего, что холодно и сыро, он должен быть здесь, должен в память здоровых спортивных традиций прошлого, в память юности... Регата – как возрождение: сейчас он вновь обрел спокойствие, вновь не знает сомнений, как когда-то давно, когда сам греб на восьмерке и чувствовал, что все хорошо, просто хорошо. Не физически и не духовно, а просто, в целом – он принимает жизнь, и жизнь принимает его, и нет в ней коварных вопросов и опасных теорий, которых столько развелось теперь. Старые, добрые довоенные времена, тогда был мед к чаю и был слуга, подававший чай. И в память о них Декан стоял здесь, бросал вызов ветру и холоду, а восьмерки плыли и плыли мимо, и велосипедисты забрызгивали грязью его ботинки. Наконец регата кончилась, и Декан поплелся к «Щуке и угрю», где он оставил свою машину. Вместе с ним по дорожке тянулись вереницей такие же старички, воротники подняты, головы втянуты в плечи, спешат скорее домой, в тепло, а все-таки что-то такое весеннее появилось в походке. Декан дошел до железнодорожного моста. Впереди мелькнула знакомая фигура.
– Добрый день, Кухмистер. Неважно выступил, а? Волна помешала.
Кухмистер кивнул.
– Но Джизус-колледжу нас не догнать. И Тринити завтра побьем, – сказал Декан.
Они молча пошли рядом. Декан вспоминал прежние регаты и знаменитые команды, а Кухмистер был настороже и все раздумывал – чего доброго, Декан решит, что служащему колледжа негоже так говорить, – как завести речь о вероломстве Казначея. Нет, неловко. Даже то, что он так вот запросто идет рядом с Деканом – уже непорядок. Не сумев превозмочь угрызения совести, Кухмистер потихоньку отстал от старика. У «Щуки и угря» Декан машинально отпер дверцу автомобиля, уселся за руль. Кухмистер вытащил велосипед и покатил через пешеходный мостик. Декан сидел в машине и ждал, пока освободится дорога. Он забыл о Кухмистере. Он забыл даже о регатах, забыл о своей юности. Он думал о том, до чего же сэр Богдер скользкий тип – что он только не придумывает в своей идиотской тяге к нововведениям! – и какую угрозу он представляет для Покерхауса. Ноги замерзли, суставы болели. Он стар, у него нет больше сил. Машины разъехались, Декан завел мотор и поехал домой мимо рабочих завода телевизоров «Пай». Из ворот выезжали автомобили, велосипедисты, девушки перебегали дорогу, торопились на автобус. Декан сердито смотрел на них. В прежние дни он бы нажал на гудок, разогнал бы всех, теперь же просто сидел и ждал, внимательно разглядывая рекламу. «Смотрите программы Каррингтона по телевизору фирмы „Пай“!» – призывала она, и чья-то физиономия широко улыбалась с телеэкрана. Знакомое лицо. Он знает этого типа. «Каррингтон об охране природы. Национальное достояние в опасности!» Декан взглянул на лицо еще раз, и в душе его вдруг затеплилась надежда. Сзади нетерпеливо гудели машины, он включил мотор и поехал, уже не смотря по сторонам, прямо домой.
Декан оставил машину в гараже за корпусом Фиппса, поднялся к себе, достал регистрационные журналы Покерхауса и стал разыскивать Корнелиуса Каррингтона. Ага, вот он, 1935/38 годы. Декан захлопнул журнал и удовлетворенно откинулся на спинку стула. Программы у него так себе, зато какой резонанс! Его называли «Иеремией Би-би-си». Ну конечно, такой романтический консерватизм просто не может не пользоваться успехом. Не политический лозунг, а просто сладкая ностальгия по всему, что было когда-то Британией, и потому передачи его смотрят всей семьей. Декан редко смотрел телевизор, но о Корнелиусе Каррингтоне ему слышать приходилось. Была такая программа «Бриллианты Империи», в ней вездесущий Каррингтон разглагольствовал об архитектурных сокровищах Пуна и Лакнау. А в другой передаче он отстаивал право матросов Королевского флота по-прежнему получать законную порцию рома. Всюду и всегда Каррингтон ратовал за сохранение привилегий и обычаев прошлого. Он мог расхвалить что угодно, и, будьте уверены, незамеченным его выступление не останется. Заинтересуйте Корнелиуса Каррингтона, и аудитория вам обеспечена. И этот негодник учился в Покерхаусе! Декан представил, как Каррингтон будет разоряться о бедах, которые принесут колледжу новшества сэра Богдера. Он усмехнулся про себя: что-то в этом есть. Надо бы потолковать с сэром Кошкартом. Все зависит от итогов утреннего заседания Совета колледжа.
***
Совет начался. Кухмистер приник ухом к трубе в котельной. В трубах как всегда шумело, но кое-что он слышал. Разговор крутился в основном вокруг стоимости ремонта башни, поврежденной крупномасштабным пупсеровским экспериментом с противозачаточными средствами. Похоже, сэр Богдер все обдумал заранее.
– Пришло время, – говорил он, – действовать в соответствии с принципами, которых придерживаются уважаемые члены Совета. Предложения, выдвинутые мною на нашей последней встрече, были решительно отвергнуты на том основании, что Покерхаус – независимое в экономическом и во всех прочих отношениях учреждение и наши дела никого не касаются. Лично мне такая точка зрения представляется необоснованной, но воля большинства для меня закон.
Ректор остановился, оглядел членов Совета, по-видимому, ожидая одобрения. Кухмистер в котельной безуспешно пытался переварить смысл этого заявления. Неужели сэр Богдер пошел на попятный?
– Как прикажете вас понимать? Вы признаете нецелесообразность изменений, предложенных вами на последнем заседании? – уточнил Декан.
– Я готов признать, что колледж способен сам разобраться в своих внутренних проблемах. Мы не будем искать руководства или помощи на стороне.
– Золотые слова, – горячо поддержал Старший Тьютор.
– В таком случае ясно, что ответственность за недавние трагические события должен нести колледж. В частности, ремонт башни мы будем оплачивать из собственных средств.
Шепот изумления.
– Исключено, – сердито возразил Декан. – В прошлом мы не раз прибегали к помощи Фонда восстановления. Почему бы не воспользоваться ею и теперь?
Кухмистер с трудом следил за спором. К чему клонит Ректор?
– Что-то я не пойму вас, Декан, – сказал сэр Богдер. – То вы в штыки принимаете любые изменения, которые превратили бы Покерхаус в современное учебное заведение... – раздраженно хмыкнул Декан, – а то при первом же затруднении готовы призвать на помощь общественность...
Тут загудели трубы, заглушив все, и только через несколько минут до Кухмистера опять стали доноситься обрывки разговора. Совет перешел к обсуждению деталей предлагаемой сэром Богдером экономии. И разумеется, они один к одному совпали с теми реформами, которые Ректор предлагал на предыдущем заседании Совета, только аргументировались теперь финансовой необходимостью.
Сквозь журчанье воды до Кухмистера долетали слова: «Самообслуживание в столовой... совместное обучение... продажа имущества колледжа...» Он уже хотел было спуститься, как упомянули Райдер-стрит. Улица принадлежала Покерхаусу. Кухмистер жил на Райдер-стрит, и это его заинтересовало не на шутку.
– Мы с Казначеем подсчитали, что экономические мероприятия, которые я в общих чертах обрисовал, – доносилось до Кухмистера, – покроют стоимость ремонта. В частности, продажа Райдер-стрит при сегодняшней инфляции принесет около ста пятидесяти тысяч фунтов. Это трущобы, я знаю, но...
Кухмистер соскользнул вниз, опустился на стул. Трущобы, Райдер-стрит, и его дом, дом номер сорок один. Трущобы. Повар тоже живет там. Вся улица застроена домами служащих колледжа. Не смеют они ее продать. Не имеют права. Бешенство овладело Кухмистером. Но взбесило его уже не намерение сэра Богдера попрать традиции колледжа, которому Кухмистер отдал столько лет жизни, теперь его терзала личная обида. А он-то собирался, уйдя на пенсию, по-прежнему жить на Райдер-стрит. Ведь это было одним из условий его службы. Колледж предоставлял квартиру за минимальную плату. Стал бы он сорок пять лет вкалывать за такое мизерное жалованье, чтобы в один прекрасный день его выкинули на улицу, потому что так, видите ли, решил сэр Богдер. Над головой у привратника вновь вспыхнула ссора – Ректор заявил, что планирует поставить в колледже автомат, продающий презервативы. Но Кухмистер больше не слушал, он вышел из котельной и поплелся на старый двор разыскивать Шеф-повара.
