Ознакомительная версия.
— Великие достижения человеческой мысли, искусства, науки и технологии, — начал Алексей, — не только памятники культуры, они также увековечивают саму естественную эволюцию. Они являют собой свидетельство того, что человеческий род — это удивительно разносторонняя и глубоко интеллигентная форма жизни, и выражает она величайшую созидательную силу природы. И эта форма жизни породила новую сферу эволюции, не только природную и социальную, но этическую и эмансипирующую. Жизненная форма, которая создает и разумно изменяет окружающую среду предположительно таким образом, что это не вредит ей с экологической точки зрения, представляет собой широкое, неограниченное проникновение природы в захватывающие, возможно, бесконечные области эволюции, а именно — эволюции абсолютно сознательного порядка. У нашего знаменитого ученого Олескина возникла идея биополитики. Суть ее заключается в том, что в основе политического поведения человека лежат вполне определенные биологические базовые вещи. В восьмидесятые годы на это смотрели как на какие-то странности, а сейчас это все больше и больше становится мейнстримом. Может быть, к сожалению, потому что это начинают на практике использовать политики всякие…
— А что про вечную молодость?! — выкрикнули из зала.
— Ну, вечная молодость, — усмехнулся Алексей. — Вечная молодость — это изначальная мечта человечества, но все-таки не надо понимать это буквально. Если угодно, это всего лишь фигура речи. Тем не менее может возникнуть вполне закономерный вопрос: а как именно это работает и почему возникла такая фигура речи? Постараюсь пояснить. Видите ли, если ты можешь теоретически получить все, то ты можешь все и заменить. Все, что портится, можешь заменить. На стволовые клетки сейчас большие надежды возлагаются: из них можно получать искусственные органы, во-вторых, это клеточная терапия: когда часть клеток отмирает, новые клетки их заменяют. Ну, вот представьте, в теории ты можешь заменить все что угодно в организме, ну разве что кроме хрусталика глаза. Ведь это власть над морфогенезом! Вот что такое стволовые клетки! Власть над формой. Потому что половина всего в этом мире — это форма. Потому что тот, кто владеет формой, тот владеет всем… Ну, я имею в виду человечество, в первую очередь, — скромно опуская глаза, оговорился Алексей.
Нынешние времена Алексей счел самыми интересными, по крайней мере для ученого.
— Подумайте сами, — воодушевился он, — ведь считается, что кровь Спасителя, хранящаяся в Граале, дарит бессмертие. А вот сегодня мы уже занимаемся стволовыми клетками. Да и вообще, многие научные достижения имеют своими предшественниками поиски моральных задач человечества. Природный мир обладает лишь потенциальной этичностью — в том смысле, что он сформировал основу объективной социальной этики. С точки зрения культуры мы все — вместилища социальной истории, так же, как наши тела — вместилища истории природной. Для того чтобы вновь вписаться в ход естественной эволюции и сыграть созидательную роль в ней, мы должны также войти в ход событий социальной эволюции и сыграть созидательную роль там. Биология сейчас так быстро развивается, что она идет прямо вровень с научной фантастикой. Мы-то привыкли, что научная фантастика опережает саму науку, в девятнадцатом веке почти на сто лет опережала, а в конце двадцатого стала получаться такая интересная штука, что наука идет прямо впритык к научной фантастике, и реальная наука и ее восхитительные результаты — они опережают даже фантазию писателя-фантаста. Так что в этом смысле в интересное время мы живем. Мне кажется, на своем веку я не увижу, что по остаткам организма можно будет целый организм собрать. Но, с другой стороны, поколение моих учителей в молодые годы тоже усомнилось бы в реальности того, что сейчас происходит: генетическая инженерия, клонирование, геном человека секвенирован полностью, японцы уже сосуды из стволовых клеток получать начинают. Фантастика все это…
Алексей прервался, дотянулся до бутылки с водой, стоявшей перед ним на столике, наполнил стакан и, закрыв глаза на условности, выпил его залпом.
— Но не надо забывать, что это только средство, одно из средств, — продолжил он. — Возвращение общества в общеэкологическую картину планеты — это и есть шанс природы на самосознание и освобождение. Человеческие существа не в меньшей степени являются продуктами социальной эволюции, чем биологической. Со своей биологической ментальной силой они конституированы эволюцией так, чтобы внедриться в биосферу. Индивид должен быть свободным, чтобы функционировать как этическое существо, чтобы совершать разумные, бескорыстные выборы между рациональными и иррациональными альтернативами в истории. Не будет прежнего очарования в природе или в мире, пока мы не вернемся к прежнему очарованию человечества и человеческому благоразумию.
Последние слова Алексея, которые он и сам-то не знал, как смог так изящно произнести, захватили зал. Некоторое время люди сидели молча, а из-за стеллажей с импрессионистами выглядывали такие же задумчивчивые, сосредоточенные лица покупателей. Как будто каждый сейчас мучительно искал ответ на этот самый вопрос: как вернуть миру и человечеству прежнее очарование?
Потом кто-то задавал какие-то вопросы, Юля металась по залу с микрофоном, он отвечал, ловил ее взгляд и ему казалось, что глаза ее блестят по-особенному. Слово взял пожилой мужчина, одетый в заношенный пиджачный костюм с каким-то наградным значком на лацкане.
— Как вы относитесь к тому, что результаты некоторых достижений науки несут угрозу нашему здоровью? — резким голосом спросил он, и, не успел Алексей сказать и слова, мужчина придержал у своих губ микрофон, который поднесла к нему Юля: — Позвольте, я сам отвечу.
— Да, конечно, — несколько обескураженно согласилась Юля, окончательно отдав микрофон на волю вопрошающего.
— Общеизвестно, — начал мужчина густым строгим баритоном, — что мы живем в век научных открытий. Но все ли они хороши для человека? Нет ли среди них таких, которые ему вредят? Вот, например, мобильная связь и компьютеры. Удобно? Да. Полезно? — Мужчина выдержал знаменательную паузу и торжественно приговорил: — Ни в коем случае! Не больше трех минут в день можно говорить по мобильному телефону. Не больше трех минут. Только самое главное, самое важное. Понимаете? — Глаза его остановились на Юле и заискрились добродушной хитрецой. — Взяла трубку, набрала номер, дождалась ответа и сказала: «Больше не люблю, ухожу к другому». Все! — Он намеревался еще что-то добавить, но Юля уже оправилась от удивления и овладела ситуацией.
— Спасибо вам за ценные советы, — сказала она, — но мы немного отклонились от нашей темы. — Так, из Интернета у нас нет вопросов? — обратилась она к своему коллеге, но тот отрицательно покачал головой.
Осудивший прогресс мужчина, лицо которого сияло удовлетворением, поднялся со своего места и удалился, покачивая головой. Потом Алексей довольно долго объяснял какой-то пожилой покупательнице, забредшей в конференц-зал на звуки его голоса, почему именно нельзя получить копию хрусталика глаза, после чего Юля поблагодарила слушателей за внимание и объявила встречу оконченной.
— Отлично! — возбужденно проговорила она. — Замечательно! То, что нужно. Просто зашибись!.. Ты не очень спешишь?
Он пожал плечами, ведь втайне надеялся, что они еще побудут вместе.
— Тогда подожди меня немного, вместе пойдем.
Пока клаудвочеры разбирали аппаратуру и обменивались восторгами, Алексей стоял у полок с книгами, тупо пялился на их названия, ни черта не понимая, и все пытался ответить на вопрос: а что же здесь сейчас произошло? Ему было совершенно не жалко ни потраченного времени, ни разговоров с этими бедными стариками, которые едва ли что поняли из его выступления, — просто он пытался постичь цель всего этого действа, а ее-то, видно, и не было. Из этих размышлений его на время вывела возникшая перед ним Юля. Лицо ее выражало такое счастье, что причиной его можно было, не боясь ошибиться, назвать только одно чувство.
— Пройдем до Неглинной, — предложила она, — я машину там оставила. Крутилась, крутилась, не смогла здесь припарковаться.
* * *
Бывают дни, когда Москва, несмотря даже на непоздний час, словно бы утомляется раньше обычного. Машины разбегаются, как тараканы от яркого света, толпы редеют, как волосы лысеющего мудреца, оставляя улицы и переулки наедине с самими собой. Город, по которому они шли, освещенный местами щедро, местами таинственно, не выглядел слишком многолюдным.
— Вот мне тридцать восемь лет, — сказал он с едва заметной иронией, — а я впервые выступал перед такой… — он задумался, подбирая слово, — перед такой заинтересованной аудиторией.
— Правда? — удивилась Юля. — Ты выглядишь гораздо моложе. Это еще мало сегодня было народу. Бывает, полмагазина сбегается.
Ознакомительная версия.
