Она знакома с Алексисом едва лишь час, а ей уже хочется по-сестрински обнять его за плечи.
Алексис подвигает ей кресло.
— Садись.
Он выставляет какие-то параметры и нажимает на клавишу Play. Кассандра готовится преувеличить свой энтузиазм или слегка покривить душой. Но в принципе ей должно понравиться: она хочет проявить к нему интерес, высоко оценить его работу, подтвердить, что он — существует. Она ждет, что сейчас услышит некий набор из переработанных цитат и отсылок, не исключено, что слегка депрессивный, но она сумеет найти светлые стороны. Но вместо этого возникает и растет какой-то совсем необычный звук, очень плотный и яркий, вступает басовая тема, которая сразу утягивает и словно заряжает воздух. Она удивленно таращит глаза. Да откуда он взялся, этот парень? Откуда возникли эти ритмы, неожиданные повороты, проигрыши и какие-то нереальные хоровые вставки?
Она снимает наушники, и теперь у нее совершенно другое лицо.
— Как можно это держать при себе, никому не показывать! Это так классно! Музыка должна идти к людям. Хочешь, я этим займусь?
Алексис застигнут врасплох. Он никогда не пытался оценить свою работу, не думал «это получилось здорово, а это не годится». Музыка — это жизненная сила, поток; музыка идет сквозь него, питает и держит, как воздух или кровь.
— Ты — талант, — повторяет она. — От этого трека даже мертвые пустятся в пляс!
Она из тех людей, что не отстанут. Это ее козырь: Кассандра не знает тормозов. Ей плевать, что может ничего не выйти, главное — попробовать.
— Только я не хочу никого видеть, — сдается Алексис. — Вообще никого.
— Это и не понадобится.
Вернувшись в Париж, она посылает трек одному из друзей, системному администратору одного из больших музыкальных каналов на YouTube, у которого есть свой аккаунт на SoundCloud.
За первую неделю трек набирает 100 000 просмотров.
За вторую подбирается к 180 000.
Наступает рождественское затишье.
Веселое Рождество
В этом году Алексис приглашен встречать Рождество к отцу, — надо идти. Они виделись всего шесть-семь раз за год, и после каждого посещения сына Кристоф уходил, сердясь на то, как мало интересуется Алексис своим младшим братиком (только смотрит на фотографии и не говорит ни слова, а ведь Бог видит, какой чудесный малыш, забавный такой, непоседа!). На этот раз все будет по-другому: Алексис приедет к ним, он будет на его территории. Кристоф убрал свой домашний кабинет и поставил там кровать, чтобы у старшего сына был свой уголок. Он убедится, какая у него дружная, открытая семья, тут не медитируют над струйкой благовоний, и дом не похож на молчаливый, гнетущий мавзолей. Здесь люди живут весело, есть елка с разноцветными шарами и золотыми гирляндами, на окнах нарисован иней, висят огромные вязаные красно-белые носки (средства от их продажи идут на благотворительность) и под ногами толстый, уютный бежевый ковер.
За аперитивом Кристоф поднимает бокал шампанского и по-заговорщицки подмигивает своей Полине:
— За предложения, от которых невозможно отказаться!
Алексис с опаской смотрит на отца.
— Вот наш подарок, — продолжает Кристоф. — Мы с Полиной собираемся расширить семейное дело. Нам понадобится офис-менеджер: подключаем новые планы ипотечного кредитования, — и мы подумали, что ты мог бы работать с нами.
— Для начала, если хочешь, удаленно, — подхватывает Полина. — Но с настоящей зарплатой.
— Пора двигаться вперед. Чувствуешь ты себя лучше, а глаз все равно пропал, согласен? Сидеть взаперти, у матери в квартире, — это значит попусту терзать себя, — скажи, сынишка? — О, как Алексис ненавидит это слово в его устах! — Пятнадцать месяцев хандры, по-моему, многовато. Жуткое несчастье, согласен, все планы насмарку, но ты же мужик, блин! Ты же можешь собраться, — иначе б не продержался в этой школе для зубрилок! Так что лови шанс, сынишка. Ты, конечно, планировал другое, но освоишься, и все будет ОК.
Алексис в тупике: что это — желание помочь ему или желание отыграться, доказать бывшей жене, что он не вышел из игры? В реальности намерения у Кристофа самые добрые. Рождение второго мальчика напомнило ему про долг и отцовские обязанности. Он хочет показать Полине, что будет надежным отцом, — и убедить в этом себя. Ни разу, однако, он не задал себе правильные вопросы. Он не пытался понять, что у Алексиса на сердце. Он спросил его, как поживает Эми (и с изумлением узнал о существовании Пакса), но про ее внутренний настрой, желания, неудачи, обиды — не сказал ни слова.
Кристоф приписывает сыну свой собственный взгляд на происходящее. Он не хочет замечать, как многое их разделяет. Он ведет себя так, будто прошлое можно сбросить со счетов.
— Спасибо, папа. Только недвижимость меня не увлекает.
— Надо же. А что ж тебя увлекает? — заводится Кристоф. — Я, знаешь ли, не привык ходить вокруг да около. Говорю как есть. Это будущее, сынишка. Профессия. Независимая взрослая жизнь. Ты должен сам понимать — в твоем случае полагается и пособие по инвалидности, и льготный трудовой договор, и налоговые вычеты потенциальному работодателю; ты и сам должен получать кругленькую сумму, и это естественно, тебе еще как досталось! Зато увечье дает тебе определенные права и преимущества. Приоритет при найме на работу, доплата, инвалидное место на парковке, льготный проезд.
— Я попробую летом сдать на вождение мотоцикла.
Кристоф оборачивается к Полине и качает головой, словно извиняясь перед ней за такое беспочвенное прожектерство.
— Вождение мотоцикла? Ты думаешь, в твоем положении это разумно?
Алексис ошарашен. Он чего-то захотел, составил себе временной график, назначил срок, — для него это большой прогресс. Он надеялся, отец обрадуется и одобрит. «Отец вообще ничего не понимает», — думает он. И вдруг у него ощутимо и четко всплывает в памяти, как он держался руками за Пакса, сидя на заднем сиденье «Хонды».
— Ну, еще многое может измениться. Вдруг я передумаю.
— Что ж, будем надеяться. И поразмысли о нашем предложении!
Праздничный ужин с устрицами и запеченной утиной печенью, к которой Алексис едва прикоснулся, длится недолго. Все устали: младший братик обычно поднимает весь дом на рассвете, и назавтра их ждет еще один прием, еще один праздничный сюрприз. В эту ночь Алексис спит плохо. Матрас удобный, Полина постелила ему симпатичное постельное белье — серенькое, из мягкого хлопка, дала большое пушистое банное полотенце, но Алексис замечает лишь убранство комнаты — два шкафа с коллекцией завоеванных отцом теннисных кубков (и кубков по гольфу, это что-то новое), картонные папки с названиями коттеджных поселков, которые он застраивает («Вязы», «Дубки», «Тополя»), — и представляет себе договор о продаже участка с обременением в виде обязанности посадить у входа в дом два тополя (для оправдания имени поселка), семейные снимки на фоне фермы и бордюрчик из голубых гортензий — Полина, Кристоф, младший брат: это не его семья.
От сумеречных размышлений его пробуждают пронзительные крики младенца: уже почти полдень. Суставы болят, угнетенное состояние не проходит даже после серии глубоких выдохов и вдохов. Скорей бы закончился день, — ему не терпится вернуться к себе, к своему компьютеру, клавиатуре и наушникам. Он поспешно одевается, выходит в кухню, где суетится Полина, следя за запекающейся цесаркой. Он не проходит через обеденный зал, иначе заметил бы, что на уже накрытом столе стоит один дополнительный прибор.
— А где папа?
— Пошел в магазин, вернется с минуты на минуту со свежим хлебом и тортом. Налей себе кофе, я пока поменяю твоему братику подгузник и одену его: ты знаешь, он обожает сидеть со всеми за взрослым столом.
Слова звучат легко и непринужденно. Она отлично скрывает свое недовольство. У них с Кристофом был долгий разговор, они спорили насчет этого обеда. В конце концов она сдалась — он отец, ему видней, она все-таки мало знает мальчика.
