Как-то вечером друзья направились в привычную для них кофейню. Шеххата был одет в свой полуновый пиджак, феска почищена и отглажена, галлябея выстирана, ботинки отремонтированы, шнурки на месте, носки подтянуты и подвязаны шпагатом. Он даже побрился, и теперь на подбородке его уже не торчали редкие седые волосы. От этого лицо его немного помолодело.
Пришли они в кофейню, заняли столик. Перебросились приветствиями с завсегдатаями. Шеххата стал здесь известным человеком. А незнакомые тоже обращали внимание. Один из таких спросил своего соседа:
— Чем занимается этот мужчина?
— Из тех, кто шагает впереди похоронной процессии.
— О боже, заступись! Отдали его от нас!
Шеххата услышал разговор этих двоих и крикнул насмешливо:
— Успокойся! Я не жалую своим присутствием похороны таких оборванцев, как ты.
Человек смутился, а завсегдатаи кофейни захохотали. Шеххата обратился к Шуше:
— Не сыграть ли нам в нарды?
— Согласен.
— Берегись, сегодня я в ударе, разделаю тебя под орех.
— Давай-давай, хвастайся… Что возьмем?
— Как обычно — кофе и кальян.
Шуша позвал официанта и попросил его принести требуемое. В это время Шеххата рассматривал сидящих с таким видом, как будто искал вполне определенное лицо. Вдруг он схватил приятеля за руку и нетерпеливо спросил:
— Послушай, не твой ли это знакомец?
— Какой еще?
— Да вот тот, Даббах.
— Ты имеешь в виду Шараф эд-Дина?
— Его самого.
Повернувшись в сторону, куда указывал Шеххата, Шуша увидел Шараф эд-Дина, гордо и непринужденно сидящего за столиком. Одной рукой он поминутно закручивал ус, а другой держал чубук кальяна. Шуша подтвердил:
— Он и есть. Но это вовсе не мой знакомец, а тем более приятель, — добавил Шуша.
— Вот если бы он был моим приятелем! — рассмеялся Шеххата. — О аллах, помоги мне сблизиться с этим человеком! Шараф эд-Дин, хоть взгляни на меня! Ну же, Шараф!
И обратился к Шуше:
— Больше всего на свете я ценю вот этих людей. Для меня уже достаточно того, что от него пахнет Азизой Нофал. Ведь он, как святой Радван. У него ключи от рая. Этот Радван посылает нам богинь.
Покачав с укоризной головой, Шуша заметил:
— Мы с тобой разные люди. Я таких терпеть не могу. Я всегда нахожу удовлетворение в молитве: «Аллах, избавь меня от греховных желаний». Больше всего унижают и закабаляют человека его желания. Особенно его губит страсть к женщинам. Отсюда жажда наживы, накопления богатства. Желание вкусно поесть превращает человека в раба своего желудка. Лучшая броня для человека от всех соблазнов жизни — воздержание. Если человек научится подавлять в себе желания, то он самый свободный и счастливый на свете. Такой может твердо идти по жизни, диктовать ей свою волю.
— А зачем все это, дорогой мой брат Шуша? Зачем диктовать жизни свою волю? Что же, для тебя так и не существует никаких соблазнов, у тебя нет никаких желаний? Тогда зачем живешь? Какой смысл в твоей свободе, если ты ничего не хочешь? В таком случае лучше оставить мир. Чем оправдывается жизнь на этом свете, как не желаниями, кое-какими соблазнами… Ведь и без того так редко удается удовлетворить свои желания… Если же тебя совсем ничего не интересует, тогда помирай!
— Не так легко исполнить желания, дорогой мой Шеххата. Можно всю жизнь за ними гоняться и все-таки не поймать.
— В этом-то прелесть жизни… Так мир устроен… Человек всегда бежит за тем, чего он хочет. Как только у тебя не оказывается того, чего ты хочешь, ты устремляешься за другим. Значит — живешь, дышишь, мыслишь… Представь — у тебя есть все, что ты только желаешь… Проходит очень немного времени, и тебе все это надоедает… Что же тогда? А-а, оставим, это не для тебя… Но дай нам пользоваться дарами жизни. Скажи, как можно познакомиться с этим молодцом… Даббахом?
— Очень просто… Пойди да обними его…
— Я серьезно говорю… Как принято знакомиться с такими, как он?
— Подольше и повыразительнее посмотри на него, и он сам придет к тебе, прямо сюда… Он и под землей увидит свою выгоду. Прошлый раз ты ему не показался достойным его внимания. Он очень разборчив в клиентах…
— А сегодня… есть надежда?
— Сейчас ты выглядишь совсем респектабельным… Начнем?
Шуша раскрыл нарды, потряс в руке кости и метнул:
— Шесть-четыре… Бросай ты!
Шеххата продолжал сидеть, не обращая внимания на нарды.
— Играй же! Чего ждешь? Кости перед тобой.
Но приятель даже руки не протянул. Шуша поднял глаза и увидел своего соседа с открытом ртом, вперившим взгляд в противоположную сторону улицы…
— О красота! — вдруг запел он. — Так вот ты какая, газель… Клянусь пророком, я смелый, быстрый, стрелок хороший… Я быстро влюбляюсь… Ты ранила мое сердце… Кроме тебя, нет для меня врача. Ты как зефир… Как мед… Умираю от восторга, о прекрасное создание!
Шуша пытался отвлечь его от такого неподобающего на людях занятия.
— Играй же! Люди смотрят!
— Играй, играй, а Луна с небес спустилась… Идет передо мной по тротуару… У меня что — глаз нет? Пока аллах не обидел, не слепой.
Тут Шеххата снова запел: «И пришел любимый твой, и приласкал… О сладость, о жасмин, о прекрасный вечер!..» Его любовные излияния продолжались довольно долго, до тех пор, пока Азиза Нофал не скрылась из виду. Шеххата отвернулся наконец от окна, схватил кости, метнул их со злостью и заговорил извиняющимся тоном!
— В таких случаях я теряю всякий разум… Витаю в облаках… Прости, брат… Сам знаю — нехорошо это, ни к чему… Но не могу сдержаться… Не обижайся на меня.
— Хватит… Все хорошо… Играй…
— Четыре-один! Здорово! Сейчас я тебе покажу! От меня теперь не вырвешься! И-эх, обыграю я тебя сегодня вчистую!
Но тут за его спиной раздался возглас:
— Салям алейкум!
Обернувшись, Шеххата увидел Даббаха и даже засветился от радости. Он с воодушевлением затараторил приветствия:
— Добро пожаловать! Благословение и молитва аллаха!.. Пожалуйста, муаллим Даббах! Тысяча приветов! Возьми стул и садись с нами… Сейчас заканчиваем. Сейчас я его обыграю, и все… Посмотри, его положение безнадежное… Привет, привет… Честь-то для нас какая!
Перебирая четки, Даббах вкрадчиво заговорил:
— Добрый товар имеем… Все больше из хороших семей…
— При чем здесь хорошие семьи? Не сватаемся… Терпеть не могу приличных людей!.. Однажды женился… Из хорошей семьи… Как ледышка была… Аж свет не мил был… Не-ет, приятель, уволь от детей хороших семей!
— Ладно, не надо… Есть и такие, которые тебе очень понравятся. Поверь…
— Где же они?
— В переулке Кябиба.
— Знаю их, до этого еще не опустился.
— Найдем других на твой вкус… Тут за углом.
— И этих знаю, не пойдет.
— А из тех, что живут в переулке Махлябия?
— Это в доме Шебары? Знаю.
— Чего ж ты сидишь здесь? Давай работать вместе.
Шеххата рассмеялся:
— Послушай, Даббах! Давай говорить прямо, без обиняков… Я хочу ту, что сейчас прошла мимо.
— Об Азизе Нофал говоришь?
— О ком же еще!
— Тебе не по карману.
— Сколько?
— Пятьдесят пиастров.
— Пятьдесят? За ночь?
— Не навсегда, конечно. Я же тебе говорил — дорога́!
— Сразу пятьдесят пиастров! За ночь… Это значит — пять похорон… Да…
— Пять чего?
— Так считать ты не умеешь… Сам с собой считаю (Шеххата понизил голос до шепота, чтобы никто не услышал). Как ни крути, а пятьдесят пиастров — это пять похорон. Да… Чтобы приятно провести одну ночь, нужно пять опечаленных семей… Тут нужна помощь бога Израэля… Не оставил бы нас без своей милости… Послал бы пять-шесть-семь покойников… Только ради Азизы Нофал… Только за кончики ее пальцев сам готов умереть. Авось бог сподобит… — Обращаясь к Даббаху.
— Пятьдесят пиастров? Целых пятьдесят?
— И ни гроша меньше!
— Может быть, немного скинешь? Сделай одолжение!
— Цены твердые.
— Шут с тобой, договорились. Где увидимся? Когда?
— Завтра вечером.
— Как увидимся?
— Здесь же, перед закатом. Дождусь тебя — и пойдем.
— Не опаздывай.
— Не-е, я точный. С пяти часов буду тебя ждать.
— По рукам!
— Деньги давай.
— Какие деньги? Состоится, тогда сполна получишь.
— Гони заранее!
Пришлось Шеххате лезть за кошельком. Вытащил монету в десять пиастров и протянул ее Даббаху:
— На, бери, новенькая!
— Мало.
— Больше нет с собой. Аллах милостив, получишь остальное.
Засунув монету в карман, Даббах распрощался. Шеххата остался вдвоем с Шушей. Они посидели еще немного и пошли домой.
Поужинали. Шеххата поиграл с Сейидом. Затем все разошлись по своим углам.
Только было Шуша присел у окна полюбоваться на звезды, раздался стук в дверь. Появился, словно призрак, Шеххата с дудкой. Он сел на край постели, помолчал немного и тихо произнес: