Рассказывая эту историю, Мадонна судорожно цеплялась за меня холодными потными руками. Пальцы у нее дрожали от волнения.
– И ты решила выйти замуж? – спросила я.
– Да, чтобы бросить бизнес, – ответила она. – В ту пору один старый скряга – мультимиллионер и все такое – хотел на мне жениться. Мне было тошно подумать, что придется спать с этой морщинистой мумией. Но я преодолела отвращение и согласилась. Я надеялась, что он долго не протянет, и оказалась права. Теперь я богата и свободна, гораздо счастливее многих женщин. Может, я и глупа, как пробка, но денег у меня побольше, чем у какой-нибудь добродетельной безработной белошвейки.
– Моя соседка по этажу – безработная. Но все обстоит не так уж плохо. Она по-прежнему готовит овощи с рисом на ужин своему старику и поджидает, когда он и сын вернутся домой, – сказала я. – Они втроем садятся за обеденный стол, едят с аппетитом и довольны жизнью. Бог справедлив. Забирая одно, он дает что-то другое взамен. Поэтому иногда мне кажется, что моим соседям повезло.
– Ладно, будем считать, что ты высказалась. Пора и на боковую! – миролюбиво заключила Мадонна. Она крепко заснула, обняв меня за плечи и громко сопя мне в затылок.
Мне не спалось. Рассказанная Мадонной история занозой засела в мозгу. Ее тело прижалось к моему, и мне передались ее тепло, ее печаль и ее мечты. Она обитала на ничейной земле, между верой и неверием. Ее тело пугало своей чувственностью (как женщина, я ощущала ее тем сильнее), от него веяло скрытой угрозой. Ей довелось пережить то, о чем большинство людей и представления не имеют. Чувствовалось, что она может потерять самообладание в любой момент и быть беспощадной, как топор палача.
Я попыталась высвободиться из ее крепких объятий, потому что не могла заснуть, пока мы лежали так близко. Но она прижимала меня к себе все сильнее. Она застонала во сне и осыпала мое лицо страстными поцелуями, впиваясь в кожу хищными, влажными губами. Но я-то не была ни Ай Диком, ни кем-то еще из ее любовников. Я отчаянно пыталась вырваться, но Мадонна не просыпалась. Словно ядовитый плющ, она цепко обвилась вокруг моего тела, не разжимая объятий. Мне стало жарко, я запаниковала.
Вдруг она проснулась, широко открыла глаза, распахнув влажные от слез ресницы.
– Ты чего в меня вцепилась? – буркнула Мадонна. Но было видно, что она довольна.
– Это ты меня держишь, – ответила я шепотом.
– Ой, должно быть, мне приснился сон, – вздохнула она. – Мне снился Ай Дик. Наверное, я действительно запала на него. Мне так одиноко.
Она вылезла из кровати, надела халат Тиан-Тиана, пригладила волосы.
– Лучше уж я буду спать в другой комнате.
Выходя из спальни, она неожиданно улыбнулась, а на лице появилось странное выражение.
– А признайся, приятно было в моих объятиях?
– О, Боже! – скривилась я, глядя в потолок.
– Думаю, ты мне по-настоящему нравишься. Кроме шуток. Мы могли бы сблизиться. Наверное, это потому, что наши знаки Зодиака подходят друг другу, – и жестом отметая любые возражения, добавила: – То есть я хочу сказать, что могла бы стать твоим агентом и организовать рекламу для твоей новой замечательной книги.
Мне не хотелось бы, чтобы моя маленькая дочь рано начала появляться в свете и столкнулась с жестокой действительностью. Ей следует как можно дольше оставаться в нашей гостиной.
Зигмунд Фрейд
Я добиралась до Хункоу [70] по знакомым улицам мимо деревьев и высотных домов на верхнем этаже двухъярусного автобуса, который всю дорогу мотало из стороны в сторону. Освещенное солнцем двадцатидвухэтажное здание по-прежнему выглядит внушительно, хотя его желтый фасад поблек под воздействием атмосферных выбросов. Здесь, на самом последнем этаже, живут мои родители. Из окна их квартиры открывается яркая и пестрая, почти космическая панорама города с высоты птичьего полета: все окрестные улицы, дома и люди кажутся крошечными. Некоторым родительским друзьям, страдающим боязнью высоты, у нас в гостях становилось не по себе, и они почти перестали приходить сюда.
А мне, наоборот, нравится находиться так высоко, словно паря над городом, когда возникает чувство, что здание вот-вот обрушится. В отличие от многих японских городов, Шанхай не стоит на тектоническом разломе, и за всю историю города здесь было всего несколько слабых подземных толчков. Я отчетливо помню одно из таких землетрясений, которое произошло осенним вечером как раз тогда, когда я ужинала с сотрудниками редакции журнала на улице Синьлэ. При первом же толчке я выронила мохнатого краба и стремглав бросилась вниз по лестнице. Вскоре меня догнали остальные коллеги, мы остались стоять неподалеку от ресторана и продолжали мирно беседовать. Как только колебания прекратились, все вернулись обратно. Словно впервые ощутив ценность и мимолетность жизни, я мгновенно расправилась с лежащим на тарелке упитанным крабом.
Лифтером в родительском доме обычно работает мужчина преклонных лет в старой военной форме. Мне часто приходили в голову странные фантазии, будто с каждым подъемом лифта на очередной этаж поверхность земной коры на том месте, где стоит Шанхай, давала маленькую трещинку. И с учетом той быстроты, с которой лифт поднимался и опускался, город должен был неумолимо погружаться в пучину Тихого океана со скоростью 0,0001 миллиметра в секунду.
Дверь открыла мама. Похоже, она была рада моему приходу, но не показала вида.
– Ты обещала, что приедешь в половине восьмого, – сказала она строго, – и опять опоздала.
Я обратила внимание, что она недавно сделала химическую завивку и аккуратную прическу, наверное, в маленькой парикмахерской на первом этаже.
Отец услышал наш разговор и вышел в коридор в новехонькой с иголочки футболке «Лакоста» и сигарой «Краун Империал» во рту. К моему приятному удивлению, вот уже столько лет он выглядел привлекательным, жизнерадостным крепышом.
Я от всей души обняла его.
– С днем рождения, профессор Ни!
Он приветливо улыбнулся, от чего морщинки на лице расправились. Сегодня для него был вдвойне знаменательный день. Во-первых, ему исполнилось пятьдесят три года. А во-вторых, именно в этот день ему наконец-то присвоили ученое звание профессора. Он поседел, дожидаясь этого радостного события. Конечно, «профессор Ни» звучит гораздо солиднее, чем «адъюнкт-профессор Ни».
Из спальни показалась Чжуша. Она все еще жила здесь, а в ее новой трехкомнатной квартире шел ремонт. Родители наотрез отказывались брать с нее плату за жилье. Несколько раз она пыталась тайком сунуть деньги матери в сумочку или в ящик письменного стола, но каждый раз ее ловили с поличным. Родители возмущались:
– Наша плоть и кровь! Это ж какими скаредными нужно быть, чтобы брать деньги с родной племянницы! Ведь даже в условиях рыночной экономики нужно с уважением относиться к семейным узам и соблюдать определенные принципы!
И Чжуше только и оставалось, что делать им маленькие подарки, например, покупать фрукты. На этот день рождения она преподнесла отцу большую коробку сигар. Папа – любитель сигар марки «Краун Империал» китайского производства. Его самолюбию ужасно льстит, что несколько приезжавших из Европы ученых по его совету попробовали эти сигары, пришли в восхищение и теперь курят только их.
Я решила подарить своему старику пару носков. Я вообще считаю, что носки – подходящий подарок для мужчины, и всегда дарю их на день рождения своим приятелям. Но это была лишь одна из причин. Вторая заключалась в том, что я была на мели, а деньги за новую книгу ожидались еще очень нескоро. Так что приходилось быть экономной.
В гости пришли несколько бывших папиных студентов. По своему обыкновению, мать с помощью горничной, нанятой на неполный рабочий день, готовила на кухне уйму всякой вкуснятины, так, что дым стоял коромыслом. Из кабинета отца доносились обрывки оживленного спора – мужчины в очередной раз взялись рассуждать о высоких материях, не имеющих ровным счетом никакого практического значения. Одно время отец прочил кого-то из своих протеже мне в ухажеры и даже предлагал нас познакомить, но я отказалась. Тот был слишком похож на прилежного зубрилу. По-моему, образованный мужчина должен быть не чужд романтики. Он должен понимать женщин, их истинную красоту, достоинства и печаль. Ну, уж на худой конец он должен хотя бы уметь ухаживать. Не зря говорят, что женщины любят ушами и лишь потом сердцем.
Мы с Чжушей болтали у нее в комнатушке. Она недавно сделала себе новую стрижку по последней моде, фасон которой видела в журнале «Elle». Поистине права старая поговорка, гласившая, что любовь красит человека. Чжуша изменилась, посвежела, похорошела, глаза блестели, а кожа стала еще более гладкой и прозрачной (подозреваю, что такое преображение в большей мере объяснялось романтическими причинами, а отнюдь не действием крема для лица от «Шисейдо»). Она сидела боком ко мне в резном деревянном кресле, и ее тонкий профиль напоминал красавиц с традиционных китайских картин.
