Спустя несколько часов она отправилась в Санта-Анну. Городок дремал, усыпленный полуденным зноем. Дамы с эмпанадами разбрелись по домам, все замерло в неподвижности, только развешанное на верандах белье полоскалось на ветру. Клара Йоргенсен прошлась по набережной, миновала парочку недавно спарившихся собак, которые теперь с трудом пытались оторваться друг от друга, прошла мимо переполненных объедками мусорных баков, из которых доносился писк новорожденных котят, и наконец снова очутилась между шатких столиков тенистого помещения ресторана, где столько раз сидела раньше. Бьянку Лизарди сон сморил у входа в кухню, во сне большой палец на ее руке выпятился и торчал согнутый под каким-то неестественным углом, вентилятор над головой раздувал ее волосы, откидывая их от влажного лба. Обои на стенах еще больше выцвели. Бахрома настенных бра задеревенела от соленого воздуха. Клара Йоргенсен подошла к загородке в дальнем конце ресторана и прислонилась, подставив лицо ветерку. Где-то там, в море, ее капитан. Он тянет канаты, его сушит солнце, он вскрывает устриц и улыбается людям вокруг. Она попыталась вызвать перед внутренним взором его черты, но за четыре месяца отсутствия они выветрились из памяти.
Она поискала глазами Эрнста Рейзера, но его нигде не было видно. Может быть, он, как обычно, ушел подкрепляться супом в китайском ресторанчике. Клара Йоргенсен уже собиралась уйти, но тут проснулась Бьянка Лизарди и сообщила, что Эрнст Рейзер спит у себя в комнате. Официантка кивнула в сторону лестницы и решительно сказала, что старика можно спокойно будить, ему давно уже пора было бы спуститься. Клара Йоргенсен сперва заколебалась, она еще никогда не бывала у него в комнате, тем более не вытаскивала его оттуда после сиесты. Она осторожно забралась наверх по черной лестнице и прошла мимо непритязательных комнатушек с каменным полом и ночными горшками, не обратив внимания на живописный вид, перед которым все останавливались на верхней ступеньке. Затем взобралась по пожарной лестнице и очутилась на раскаленной от зноя бетонной крыше. Она и не подозревала, что на крышах городка тоже что-то есть. Впрочем, ничего особенного, кроме провисших веревок для белья и маленькой дверцы на небольшом возвышении, там и не было. Оказалось, что это и есть дверь, ведущая в комнату Эрнста Рейзера. Она осторожно приоткрыла ее и переступила порог, нагнув голову, чтобы не ушибиться о притолоку.
Комната показалась ей сгустком жары. В углу возле двери стояла кадка с водой, возле сливного отверстия в каменном полу лежал упавший обмылок. Треснутые жалюзи на окне в противоположной стене были опущены, и сквозь них в комнату проникали лишь узкие полоски света, открывая взору тучи пыли и мельчайшего песка, носившиеся в воздухе. Никакой мебели, кроме кровати и перевернутого деревянного ящика, служившего вместо ночного столика, здесь не было. На кровати лежал Эрнст Рейзер, спавший тяжелым сном, по лицу его струился пот. Он был накрыт только влажной простыней, покрытой потными пятнами. На ночном столике стояла фотография женщины. Она была молода, красива и улыбалась прямо в камеру руки ее были сложены на коленях. У нее были длинные, изящные пальцы с накрашенными ногтями и платье с глубоким декольте, открывавшим хрупкие плечи. Клара Йоргенсен видела, что эта девушка счастлива. Она поняла это, потому что еще недавно у нее самой, кажется, было такое же выражение. Вид этой девушки встревожил ее, она замерла перед фотографией и долго вглядывалась в нее недоверчиво, чувствуя, как в ней шевельнулся ужас. Унылая тоска человеческого существования заливала комнату, глядела на нее из всех углов. И поняв, что это ощущение не поразило ее как нечто незнакомое, Клара Йоргенсен нахмурилась, на ее лице проступило что-то похожее на ожесточение. Затем она бесшумно закрыла за собой дверь.
Все вокруг было таким же, как прежде. Клара Йоргенсен читала книгу, расположившись в ресторане. Рядом на столике стоял бокал светло-зеленого лимонада, который почти выдохся, и пепельница, все еще неиспользованная. Она сосредоточенно читала, не обращая внимания на Умберто, который заглядывал ей через плечо, чтобы узнать, во что она так углубилась. В тени пальмового навеса Бьянка Лизарди листала свои красочные журналы, дававшие ей пищу для самых невероятных фантазий о собственном будущем. Мимо чередой тянулись рыбаки, неся с собой все, что осталось непроданным от сегодняшнего улова, за ними по пятам следовала свита из бездомных котов и нескольких нечаянно прибившихся к их компании чаек. Со стороны пляжа приблизилась группа туристов и прошествовала мимо, скрывшись за поворотом улицы со своими карманными путеводителями и лишними деньгами. Какой-то полицейский констебль крадучись вышел из дома, где на шестом этаже находилась резиденция Дивины Фасиль, и, оглядевшись сперва хорошенько по сторонам, застегнул наконец ширинку и уехал восвояси. Все было как обычно, и Клару Йоргенсен преследовало ощущение, что она никогда не покидала этого городка. Она продолжала безмятежно читать, лишь время от времени поднимая голову, чтобы взглянуть на горизонт и мысленно отметить, насколько уже опустилось солнце.
По лестнице спустился Эрнст Рейзер и увидел ее за столиком. Он улыбнулся неопределенной улыбкой перед тем, как налить себе виски «Белая лошадь», и достал из-за стойки новую пачку сигарет. Он только что сменил рубашку, но на ней уже по всей груди расплылись пятна пота, и он вытирал лицо вынутым из кармана брюк носовым платком.
— А, никак наша барышня вернулась, — сказал он и подсел к ней за столик, расположившись напротив.
— Да, я вернулась, — отозвалась она с улыбкой.
— И надолго?
— Поживем — увидим.
Эрнст Рейзер посмотрел на морскую гладь и громко откашлялся.
— А тут у нас все по-прежнему.
— А сам ты как, Эрни?
— Тоже по-прежнему.
Оба прищурясь наблюдали за каплями солнца вот-вот готовыми сорваться в глубины пролива.
— Ну а сеньорита Клара? Она-то как?
Клара Йоргенсен нахмурилась, собрав лоб в мелкие морщинки, и ответила не сразу.
— Она все та же, прежняя?
— Нет, — ответила Клара Йоргенсен, слегка тряхнув головой. — По-моему, нет. По-моему, со мной что-то произошло.
— Да ну? — удивился старик. — И что же случилось?
— Сама не знаю, — ответила она.
Эрнст Рейзер улыбнулся.
— Жизнь! Жизнь с тобой приключилась! Рано или поздно это случается со всеми.
Он нащупал в кармане зубочистку и, вздохнув, принялся ее жевать. Клара Йоргенсен придвинулась к нему, нагнувшись над столом и одной рукой заслоняя глаза от солнца:
— Скажи, Эрни, а почему ты теперь неженат?
Эрнст Рейзер улыбнулся немного насмешливо:
— Понимаешь, Клара, влюбленность такая штука, в которой легко ошибиться.
— Что, она оказалась не та, единственная твоя? — спросила Клара Йоргенсен, глядя на него круглыми глазами.
Старик криво усмехнулся и медленно покачал головой:
— На свете не существует того, что называется «единственная твоя». А может быть, их, наоборот, существуют сотни. И не любовь тут виновата, а только те ожидания, которые ты с ней связываешь.
У девушки что-то защекотало в груди, и она на секунду закрыла глаза от слепящего вечернего солнца. Эрнст Рейзер закурил сигарету, а глаза его еще уже сощурились:
— Любовь, скажу я тебе, детка моя, Кларочка, это вовсе не что-то большое и сияющее, а всего лишь сумма крохотных случайностей, которые приносит с собой жизнь.
Старик откинулся в кресле и вздохнул в третий раз за этот короткий разговор. Клара Йоргенсен промолчала. Но глаза ее расширились и стали красными от солнца. Сейчас она поняла, что никогда больше не увидит Габриэля Анхелико.
На горизонте показался хорошо знакомый силуэт. К берегу приближалась яхта. Издалека она казалась маленькой и потрепанной, но по мере приближения становилась все более родной и милой. Когда стало возможно различить на ней очертания людей, Клара Йоргенсен встала и пошла ей навстречу к морю. Она осторожно ступала по нагретому солнцем песку, чувствуя, как ветер теребит ее волосы. Глаза ее невольно сощурились, и дыхание стало тяжелее, словно она готовилась расплакаться. Один человек соскочил в воду и побрел к берегу, неся в руках две красные рыбины. По лицу его, как трещины, разбегались морщины, кожа отливала золотом, у него были большие руки, и в глазах теплилось узнавание. В нем было столько знакомого, что невольно хотелось улыбнуться, однако он вдруг показался моложе, чем она помнила, как будто разница лет между ними стала незначительной, почти незаметной.
На Клару Йоргенсен нахлынуло чувство преданности, и что-то кольнуло в сердце. Он ее еще не заметил. Он остановился ополоснуть ноги на мелководье и улыбался группе туристов, которые потянулись на берег караваном загорелых тел. Кларе Йоргенсен сделалось холодно, и она обхватила плечи руками. Ее прошиб холодный пот, и подступила дурнота. Он похудел. Плечи его опустились, а руки с большими кистями безвольно повисли и болтались, как маятники. Она медленно двинулась ему навстречу, мимо столиков на берегу, но перед глазами короткими вспышками все время возникало лицо Габриэля Анхелико под зонтом, и тогда она моргала глазами, чтобы начать все сначала. На полпути она остановилась и закрыла лицо руками. Сделав последнее усилие, она постаралась стереть все воспоминания о профессоре, который улыбался ей, держа руки в карманах. Больше она никогда не будет о нем говорить, а если случайно упомянет, то будет называть просто «профессор», как незнакомца без имени и фамилии. Может быть, и она тоже превратится в его воспоминаниях в какую-то студентку, которая когда-то чересчур ему полюбилась. Так и должно быть! Недавно она это решила. Она нашла себе на земле место, где для нее есть покой. Человека, который стал для нее родным домом.
