Обманчивый покой длится недолго - в воду со свистом впиваются сотни черных стрел в бурлящих шлейфах из захваченного воздуха, глубоководную темноту пронзают мириады огненных лучей, отражающиеся от сияющих букв на древках. Я делаю несколько гребков вниз, чья-то тень проносится надо мной, закрывая свет солнца. Огромная темная рыбина с приплюснутой головой и длинным гибким телом, похожая на подводного дракона, летает у поверхности, жадно проглатывая стрелы. Несколько стрел все же ускользают от поразительно ловкой для своих размеров рыбы и летят ко мне, одна царапает по скуле, проносится еще несколько метров вглубь и начинает медленно всплывать, оперением вверх. Рыбина бросается вниз, в погоню за упущенной добычей. Большая пасть с двумя толстыми пластинами мелких зубов, жирное белое брюхо в черных пятнах и разводах - рыбина лентой, винтом обивается вокруг меня, проглатывая по пути стрелы, закрутив в водовороте, однако не коснувшись меня даже кончиком своего широкого плавника, идущего вдоль всего тела, ни хлесткими кнутами длинных толстых усов.
Рыба промахивается мимо последней стрелы, выгибается, уходит далеко в сторону, чтобы развернуться и снова броситься в погоню. Еще секунда или две - и тело само сделает рефлекторный вдох, набрав полные легкие воды. Перед моим лицом медленно проплывает единственная оставшаяся стрела, черное древко которой все в отверстиях и полостях. Я тянусь к манящим, сверкающим золотым буквам «Sooooooo» на поверхности древка, буквы оживают и цепкой шипящей змеей переползают ко мне на руку, струятся вдоль предплечья, шеи, висков и с двух сторон впиваются в глаза, проносятся по венам и артериям, опьяненные собственной дерзостью и бесстрашием, как молекулы адреналина, летящие к известной им одним точке назначения в потертом черно-белом школьном учебном фильме; иглами, током ударяют по всем нервным окончаниям, возвращают память, заставляют тело выгнуться дугой и снова падать, падать, падать вниз…
» APROACHING TABA CYCLONE
Рита сидит в кресле, поджав под себя ноги, держит в руках большой нож для разделки мяса и легонько, самым кончиком протыкает лежащую на столе булочку в вакуумной целлофановой упаковке. Кончик ножа входит в булочку на несколько миллиметров, после чего она вытаскивает его и протыкает булочку в другом месте. Еще раз. Еще. Еще.
- Тебе это доставляет удовольствие? - спрашиваю я.
- Да, - Рита с силой нажимает на нож. Он проходит сквозь булочку и вонзается в поверхность стола.
- Знаешь… Раз уж всем когда-нибудь приходится умирать, то я бы хотел умереть от твоих рук…
- Хорошо, - просто отвечает Рита, поднимая на меня холодные, невозмутимые, невозможные глаза.Аж передергивает. Ледяная арийская сучка со свастикой в кармане.
- Не сейчас умереть. Потом когда-нибудь… - на всякий случай поясняю я.
Рита равнодушно смотрит на меня, мимо меня, не на меня, кладет нож на стол и толкает его. Он прокручивается несколько раз по гладкой поверхности и утыкается черной пластиковой рукояткой мне в ладонь.
- Видишь, не тебе решать… - Рита беспомощно разводит в стороны руками, затем приподнимается с кресла и ударяет меня ладонью по лицу…
Мне больно, но гораздо больше - обидно. Я открываю рот, чтобы набрать воздуха, чтобы крикнуть, но меня накрывает волной - в глотке соленая океанская вода. Она обжигает все внутри, следующая волна высоко поднимает меня, как поплавок: вместо дня - вечер, вместо реки - хмурое осеннее море; песчаный берег совсем рядом - метров десять, не больше. Я плыву к нему так быстро, как могу, но каждая следующая за волной впадина утягивает меня назад, относит все дальше и дальше.
Сиреневый комок медузы проскальзывает под рукой. Галька и обломки ракушек бурлят в штормовом море, царапая кожу. Океан забирает меня с собой. Я делаю сильный гребок вниз, ударяюсь о дно - здесь совсем не глубоко. Я ползу к берегу по дну, цепляясь за камни, водоросли, вгрызаясь пальцами в подводные барханы песка, ломая ногти, стараясь как можно реже выныривать, чтобы набрать в легкие воздух. Меня выбрасывает на берег. Полоса гниющих водорослей странного багряного оттенка, следом за ней - слой высохшего тростника.
Я ползу через линии прибоя, через жесткую белую осоку. Я взбираюсь на дюну, но за ней нет защиты от шторма - ее разрезает высокий бетонный забор, выросший из пожухлых листьев земляники. Над забором - колючая проволока, сразу же за ним возвышается на высоком постаменте кукурузник с обрезанными крыльями. Дождь взбивает кратерами мелкий песок вокруг меня. Узкая полоса песка между океаном и забором, простирающимся вдоль длинной бухты. В самом конце нее сквозь дымку дождя виден жирный полосатый маяк.
Отдышавшись, я иду к нему. Поначалу мне кажется, что маяк совсем рядом - полчаса ходьбы, не больше, но бухта оказывается обманчивой: она состоит из множества маленьких бухточек, которые издалека сливаются в одну линию. Ты доходишь до очередного мыса и понимаешь, что совершенно не приблизился к цели, и перед тобой все тот же долгий путь, какой открывался еще в самом начале.
Я вижу на песке следы двух пар армейских ботинок и отпечатки лап большой собаки. Понемногу темнеет, вода начинает прибывать. Я слишком поздно понимаю, что попал в ловушку между морем и забором, я слишком поздно перехожу на бег. Я бегу по колено в море.
На вершине одного из больших, поросших ракушками валунов сидит горбатый старик, тот самый, из картотеки. Похоже, ему наплевать на то, что через несколько минут море доберется и до него. Он беззаботно пускает по воде плоские камни-блинчики, которые, правда, не могут сделать и двух прыжков.
- Вот правду говорят, старость - не радость… - не оборачиваясь, жалуется он.
Я подхожу ближе. Цепляясь за трещины и расщелины, забираюсь на валун.
- Как вы сюда попали?
- Тебя что, действительно это интересует? - усмехается старик.
- Если честно, не очень, - говорю я, - гораздо больше меня интересует, как отсюда выбраться.
- Отсюда-то легко! - беспечно машет рукой тот. - Вот как выбраться оттуда, куда ты потом попадешь - это да, это вопрос… Во всяком случае, ты теперь в самых надежных руках!
- В каких?
- В руках Бога! - смеется было горбун, однако тут же переходит на болезненный грудной кашель.
- Очень смешно.
- Смешно раньше было, - совершенно серьезно отвечает старик, - а сейчас уж как получится…
- И как получится?
- Ну, уж как-нибудь точно получится… - заверяет он меня.Он бросает еще один камень, но тот плашмя ударяется о падающую под собственной тяжестью волну и исчезает в воде, жирной и ребристой, как свинцовое масло.
- Уж как-нибудь точно получится, - задумчиво повторяет старик, - даже не сомневайся…
- Ну и ладно… Мне бы просто добраться куда-нибудь, где спокойно и можно хоть немного поспать. Я очень давно не спал.
- Ладно врать-то… - почему-то с неприязнью говорит горбун, - ты только тем и занимаешься, что постоянно засыпаешь. А каждый раз, когда ты засыпаешь, ты проживаешь во сне бессчетное множество жизней… И в каждой из них ты тоже видишь сны… А когда просыпаешься - от них не остается и следа. Очень обидная штука. Некоторые говорят, что это суета сует… На самом деле это Таба Циклон… Многие хотят срезать, пройти его насквозь. Идиоты. Куда пройти? Кроме него, ничего нет.
- Таба Циклон? - переспрашиваю я.
- Именно… Ты же хотел узнать, что это такое - так вот, погляди!
Я смотрю в сторону берега, куда указывает его рука. В сумерках, в которые уже успело погрузиться побережье, горит костер. Вокруг него танцуют люди в блестящих черных гидрокостюмах с аквалангами, к спинам их позади баллонов привязаны какие-то большие мешки. Время от времени то один, то другой аквалангист наклоняется спиной к костру, подпаливая свой мешок.
- Кто это? - спрашиваю я старика, но его уже нет рядом.
Мешок срывается со спины очередного аквалангиста. Визжит и выпрыгивает из костра, опалив шерсть. Это какое-то животное. Оно ныряет в воду и быстро плывет ко мне. Мои глаза становятся все тяжелее. Мысли путаются и теряются, натыкаясь друг на друга, а потом и вовсе исчезают, постепенно растворяясь в морском воздухе, пахнущем грозой и жженой шерстью.
Главное - не думать ни о чем, и тогда обязательно приходят сны, где бы ты ни находился. Сны. Сладкие и тягучие, как патока. Сны и дежавю сделаны из одного и того же. Бывает так, что во снах вспоминаешь другие сны, которые видел раньше. Иногда этих воспоминаний очень много, они быстро сменяют друг друга и, хватаясь за них, ты пытаешься добраться до чего-то важного. Ты кричишь «Вот оно!» и можешь дотронуться до него рукой, и, когда тебе остается совсем чуть-чуть - ты просыпаешься. То, о чем ты догадывался всегда, просто не мог назвать нужными словами, исчезает, оставляя лишь ощущение пережитого мгновения ясности и смутного обещания вернуться еще раз. Нужно научиться задерживать дыхание. Нужно нырять глубже…
