— Я это заметал, — улыбнулся он.
— Попросите Этель — у нее это отлично получается. Я пойду позову ее.
Я встала.
— Бог с ним с маникюром, — сказал он, — мне просто захотелось с тобой поговорить.
Я снова села, непроизвольно улыбнувшись. Он сказал:
— Мне действительно жаль, что в ту ночь мне пришлось уехать. Я собирался повидаться с тобой, особенно после того, как Лори рассказала мне о тебе.
У него были карие глаза, довольно близко посаженные. Он держался скромно и солидно. Мне захотелось спросить его: «Что с вашим носом? Кто вам его сломал?»
Он повторил:
— Лори мне все о тебе рассказала.
— Правда? — сказала я.
— Ты ей нравишься. Она очень хорошо к тебе относится.
— Вы так думаете?
— Так она говорит. А эта женщина — как она к тебе относится?
— Этой женщине я точно не нравлюсь, — сказала я.
— Это неприятно, — проговорил он. — Так значит, она делает массаж, а ты — маникюр? Так, так, так.
Он притянул меня к себе и поцеловал.
— Ты нюхаешь эфир, да?
— Нет, — ответила я, — но я пользуюсь лосьоном, туда входит эфир.
— Ах вот оно что, — сказал он. — Знаешь, не надо сердиться на меня, но ты выглядишь так, будто что-то употребляешь. У тебя такие странные глаза.
— Нет, — сказала я, — эфир я не нюхаю. Никогда об этом не думала. Может, стоит попробовать?
Он взял мою руку в свои ладони и стал греть ее.
— Какая холодная, — сказал он. (Холодная… холодная как правда, холодная как жизнь. Нет ничего холоднее жизни.)
Он сказал:
— Лори рассказывала, что тот парень, с которым ты была… — по-моему он не очень хорошо к тебе относился.
— Нет, он прекрасно ко мне относился, — возразила я.
Он покачал головой:
— Ай-ай-ай… что же они с тобой сделали! — сказал он сочувственно, так уж полагается.
Когда он дотронулся до меня, было видно, что он совершенно уверен, что я не буду возражать.
Я подумала: «Ну что ж, почему бы и нет?» Я удивилась самой себе, но совсем немного удивилась. Думаю, в тот день я бы вообще ничему не удивилась. «Всегда это случается в туманные дни», — подумала я.
Он сказал:
— Знаешь, что мы сейчас сделаем? Ты оденешься, и мы поедем куда-нибудь пообедать. Без Джо — только ты и я. Я сейчас переговорю с мисс Как-ее-там.
Весь вечер за мной неотступно следовал дурацкий мотив: «И скачки день напролет…»
Мы отправились в ресторан Кеттнера, а когда вернулись обратно, Этель не было дома. На столе стояли две бутылки шампанского.
Он сказал:
— Ну вот, очень мило с ее стороны.
В спальне я начала петь:
Я ставила деньги на пегую клячу,
А выиграла гнедая…
Он сказал:
— «Я ставил на гнедую». Так надо петь.
— Я пою, как мне нравится, — сказала я. — «А выиграла гнедая».
— Никто не выиграл, — сказал он. — Не огорчайся. Никто никогда не выигрывает.
— Вам сломали нос?
— Да, я как-нибудь расскажу тебе об этом.
В комнате тихо и темно, и огни машин пересекают потолок стремительными лучами, и слова «ну пожалуйста, ну пожалуйста, ну пожалуйста…».
Я не слышала, когда он ушел, потому что заснула, как будто умерла. Так я теперь всегда засыпаю.
Я проснулась, когда Этель, войдя ко мне в комнату, зажгла свет.
— Я подумала, что тебе надо позавтракать. Уже поздно — почти одиннадцать.
— Спасибо, — сказала я, — только, пожалуйста, выключите свет. Режет глаза.
— Теперь мы с тобой совсем помирились, правда, детка?
Я ответила:
— Правда, — надеясь, что она уйдет.
На ней было кимоно пурпурного цвета с белой каемкой. Она ходила взад-вперед по комнате маленькими шажками и тараторила:
— Я ведь хочу сказать — я все понимаю. Я не против, когда люди развлекаются, хотя не все хозяйки соглашаются с этим. Если бы ты жила в другом месте, ты бы это быстро поняла. Но только будь поосторожнее, договорились? Потому что этот Денби внизу… Этот старый хрыч… Сама понимаешь, я не хочу давать ему повод… чтобы он выгнал меня отсюда — я потратила столько денег на ремонт.
— Да, конечно.
— Ты хорошо провела время? Уверена, что неплохо. Редман — отличный парень. Он знает что к чему, это сразу видно. Бьюсь об заклад, он опытный парень. Знаешь, детка, я думаю, что ты захочешь теперь больше проводить времени со своими друзьями, а не будешь целый день торчать дома. Я не настаиваю, но мы могли бы обсудить вопрос платы за комнату.
— Хорошо, — сказала я, и она, наконец, вышла.
Оставшись одна, я открыла свою сумочку, чтобы взять носовой платок. Карл положил туда пять фунтов. Туман все еще не рассеялся.
Туман стоял еще несколько дней, и Карл не заходил и не присылал о себе вестей.
— Интересно, что случилось с Редманом? — сказала Этель. — Похоже, он исчез. — Думаю, что он уехал из Лондона.
— Возможно.
Но вскоре он позвонил и пригласил меня пообедать с ним. Этель многозначительно поглядывала на меня и внезапно начала обращаться со мной почтительно. Вот теперь я действительно ее возненавидела — улыбку, выражение лица и звук голоса, особенно когда она спрашивала: «Ты хорошо провела время? Хорошо повеселилась?»
Но я не так часто ее видела, потому что вставала поздно и долго одевалась. Если я приводила Карла после обеда, она обычно или уходила, или скрывалась в свою спальню. Все делалось по взаимному согласию («Ты понимаешь, детка, что при подобных обстоятельствах две с половиной гинеи в неделю — не так уж много за эту комнату? А на самом деле, за право пользования всей квартирой. Это хорошенькая квартирка, куда можно привести гостя, не так ли? Люди начинают совсем иначе к тебе относиться, когда ты приводишь их в такое место. Люди никогда не дают тебе столько, сколько ты стоишь. Они дают тебе столько, сколько ты стоишь по их мнению. Вот тогда-то хорошая квартирка имеет значение»).
Иногда возникало ощущение, что все это мне только снится. И солнце, и небо, и тени, и дома, и люди — только части сна, и все они объединились против меня. Но были и другие мгновенья, когда погожий день, музыка, взгляд в зеркало и мысль о том, что да, я хорошенькая, наводили меня на мысли о том, что я могу сделать все, что захочу, и стать такой, какой захочу. И мечты бог знает о чем. О том, что Карл скажет: «Когда я уеду из Лондона, то возьму тебя с собой», — несмотря на то, что я часто подмечала его взгляд, означавший: смотри, я здесь только на мгновенье, надеюсь, ты это понимаешь.
«Я встретил девушку в Лондоне, и она… Прошлой ночью я спал с девушкой, которая…» Это обо мне.
Нет, не «девушка». Наверное, другое слово. Ладно, не имеет значения.
— Ты надолго приехал в Лондон?
— Почему ты спрашиваешь?
— Просто так.
— Ну, думаю, что могу побыть еще две или три недели, не знаю точно. Джо уезжает на следующей неделе. Он встречается с женой в Париже.
— Разве Джо женат? — спросила я. — Ты шутишь! Он так мне нравится.
(Однажды он сказал: «Какой смысл лгать? Все мы здесь, как крабы в корзинке. Ты видела когда-нибудь крабов в корзинке? Каждый старается залезть на спину другому. Ведь каждому хочется выжить, так ведь?»)
— Да, он женат. И у него двое детей.
— А ты женат?
— Да, — сказал он. С явной досадой.
— А твоя жена тоже в Париже?
— Нет.
— А дети у тебя есть?
— Да, — ответил он, помолчав, — маленькая дочь.
— Расскажи мне о ней, — попросила я. Он молчал, и я снова попросила: давай, расскажи о ней. Она какая — худенькая, пухленькая, блондинка, брюнетка?
— Не хочешь допить свой кофе? — сказал он. — Мы можем сходить сегодня на шоу. Начало в девять с чем-то. Для разнообразия, — сказал он.
— Люблю разнообразие. Каждый день делать одно и то же так скучно.
— Ты считаешь?
Мостовая из окна такси выглядела как черная клеенка.
— Знаешь, ты просто прелесть, когда смеешься, — проговорил он, — ты больше всего нравишься мне, когда смеешься.
— Я вообще чертовски мила. Ты разве этого не замечал?
— Конечно, конечно.
— Я стану еще лучше, если немного попрактикуюсь.
— Интересно, — проговорил он.
Мне показалось, что он настраивает себя на то, чтобы не видеть меня больше.
Но он возвращался еще несколько раз после этого. И обычно говорил:
— Ну как ты, практикуешься?
— Будь уверен.
— Ну что ж, здесь для этого много возможностей.
Последний раз, когда я пошла с ним, он дал мне пятнадцать фунтов. Несколько дней после этого я все собиралась уехать из Лондона. Названия всех тех мест, куда я могу отправиться, постоянно мелькали у меня в голове. (Ведь это не единственное место на свете; есть и другие. Когда думаешь об этом, становится легче.) А потом я встретила Моди, которая выходила из Селфриджез, и мы пошли в кафе. Она не стала задавать мне много вопросов, потому что была переполнена собственными переживаниями по поводу одного инженера-электрика, который жил в Брондесбери и был в нее по уши влюблен. Она была уверена, что сможет женить его на себе, если приведет себя в порядок.
