Она нашла Лоика лежащим в траве на лугу, где была могила, или, выражаясь высоким стилем Люс, печальный могильный холм, под которым покоился Жан. Она молча села рядом с Лоиком, потому что у того был вид человека, который нуждался в тишине и который не потерпел бы постороннего вмешательства: отвернув лицо, он закрыл его руками. Впрочем, Диане не хотелось что-либо говорить или просто подавать голос, чтобы быть узнанной: она надушилась своими обычными великолепными духами, что заметил даже Фердинан за обедом. «Горячая дамочка»… Она умирала от желания рассказать об этом Лоику, ее буквально распирало. И для того, чтобы вместе посмеяться над этим комплиментом, таким забавным, и чтобы эпатировать его. Боже мой, в шестьдесят лет разбудить эротические чувства у невежественного крестьянина! Ну и дела! Она хотела поделиться этим с Лоиком… И она хотела, чтобы ее рассказ вышел забавным, острым, ироничным.
– Лоик! Я должна была сказать вам… но из-за этого дикого смеха так и не случилось подходящего момента. Боже мой! Как вспомню бедного Брюно!.. Как представлю себе, что он разучился произносить «р», «к», «т» и так далее. Надо сказать, что после потери своих пуловеров, любовницы утратить еще и способность произносить согласные – это было бы слишком жестоким ударом!.. Слишком!
– Что значит «потери любовницы»?
– А разве вам не кажется, что Люс слишком часто заглядывается на красавчика Мориса?
Лоик вздохнул и снова чуть не попал в западню. Одним своим молчанием он чуть не подтвердил возможность существования этой связи, а ему почему-то не хотелось этого делать. Он думал, что позже, в Париже, именно эти воспоминания сделают жизнь Люс Адер более приятной, именно об этих событиях она будет вспоминать с теплотой. И возможно, она хотела бы, чтобы они остались в тайне.
Нависнув над ним, Диана продолжала:
– Нужно сказать, что здешние мужчины очень и очень галантны!
– Вы находите?
Лоик удивился. Кроме Мориса, помешанного на Люс, он не заметил никого особенного.
– Ну разумеется! Этот… этот… этот… сегодняшний жнец… такой… Фердинан… ну, высокий, толстый, понимаете, о ком я говорю? С усами…
– Я прекрасно представляю себе Фердинана, – сказал Лоик. – Мы даже отлично поработали с ним сегодня.
– Ну так вот, представьте себе, что этот самый Фердинан сказал мне… – Она остановилась и рассмеялась. – Он сказал мне… Ах нет! Я не могу…
– Ну же! Диана!
– Я спросила у него, что они делают зимой в деревне. Ну а он сказал мне… он сказал мне… Ах нет! Это слишком экстравагантно!
– Да что же он вам такого сказал?
– Он ответил мне: «Нет, время быстро бежит, особенно когда у тебя в постели горячая дамочка вроде вас!»
Выпалив эту фразу, Диана затаила дыхание, готовая рассмеяться следом за Лоиком. Но тот не смеялся.
– Ну и что? – сказал он. – Что в этом такого забавного?
– Ну что вы!.. Что вы, Лоик! Ведь он это мне сказал как комплимент! Разве это не чушь?
– Конечно, нет! Почему чушь, Диана? Разве у вас холодные ноги? – Внезапно голос Лоика стал необыкновенно нежным. – Нет, просто у этого мужчины есть нюх, вот и все! И обаяние: должен вам сказать, что, если бы я был женщиной, – в голосе Лоика абсолютно не было ничего гомосексуального, – если бы я был женщиной, то этот Фердинан мне бы наверняка понравился!
И они затихли, вслед за затихшими птицами, и ветром, и солнцем, и днем. На слишком светлом холсте летнего неба ласточки в полете рисовали черным мелом своих силуэтов фигуры, символы, загадочные ребусы, но, разочарованные людской непонятливостью, бросали это занятие и выстраивались в прямую линию, сложив крылья и закрыв глаза: слишком высоко для людей или слишком низко, во всяком случае, слишком быстро… И слишком близко от препятствия, чтобы можно было заметить, как они уворачивались от него в последнюю секунду со столь же желанной, сколь и смертельно опасной непринужденностью.
Застав своих старших спутников в таком дружелюбном настроении, Брюно не замедлил воспользоваться этим. Казалось, он никоим образом не держал зла на Лоика, которому было немного стыдно за свой уход.
– Я очень рад, что вы так по-дружески общаетесь, – сказал он без видимой иронии. – Это позволяет мне попросить вас об одной услуге.
Лоик и Диана с изумлением посмотрели на него, потому что чаще всего он облекал свои желания в форму приказов, по крайней мере он выдавал их за объективную необходимость, от которой нельзя увильнуть, как от смены времен года.
– Я не видел Люс уже целых три дня, – сказал он, изобразив на лице приветливость и любовь. – И подумал, что сегодня вечером вы, может быть, могли бы… э-э… может быть, вы были бы столь любезны, чтобы… э-э-э… поменяться комнатами… в общем, поменяться партнерами по комнате. Если бы вы согласились принять на ночь Лоика вместо Люс, Диана?
– Ну конечно же, – сказала обалдевшая Диана, прежде всего подумавшая о том, что Лоик и его забавные рассказы помогут ей лучше скоротать ночь, чем бедняжка Люс с ее огорченным видом, вздыхающая от угрызений совести… или от сожаления… кто знает!
Лоик же вовсе не был уверен, что этого хотела и Люс, но его отказ был бы грубостью по отношению к Диане или надо было быть садистом, чтобы объявить Брюно, что в его услугах больше не нуждаются.
– Конечно! – сказал он машинально. – Конечно! Но…
– Спасибо! – растроганно сказал Брюно и исчез.
Диана и Лоик посмотрели друг на друга: она – развеселившись, он – обуреваемый сомнениями.
– Не терзайтесь, мой милый друг! Я не собираюсь насиловать вас! – сказала она, рассмеявшись. – Мы уже не в том возрасте, чтобы играть в эти игры.
Хотя это «мы» старило Лоика на десять лет, он даже не пытался протестовать, а наоборот, слабо улыбнулся. «В конце концов, Люс уже достаточно взрослый человек, чтобы отказать Брюно», – подумал он, но и сам не поверил в это, как и во все подобные рассуждения из области здравого смысла – он знал, что все они ошибочны.
– Наш Морис будет не очень-то доволен, – просто сказал он. – Я думаю, что он питает большую слабость к Люс.
– Я тоже заметила это, но не знаю, осуществилось его желание или нет! – произнесла Диана, забросив тем самым сеть, чтобы получить дополнительную информацию.
Но Лоик промолчал.
– Кроме того, – продолжала обиженная Диана, – кроме того, ей пришло время снова завязать отношения с Брюно! А сейчас они весьма прохладные. Она же не может приехать в Нью-Йорк или вернуться в Париж, уж не знаю куда, одна, ведь этот наглый господин будет рассказывать на каждом углу, что его бросили ради какого-то крестьянина. Такие истории прелестны в театре или в романах, но в жизни это выйдет ей боком!.. Согласитесь, что это так!
– Конечно, вы правы, как всегда, Диана: это выйдет ей боком.
И действительно, подобная история о стирании различий между классами могла повредить репутации Люс, заставлял себя думать Лоик, чтобы свыкнуться с этой мыслью.
Люс назначила Морису свидание в сарае, но в комнате, которую она делила с Дианой, вдруг появился улыбающийся, решительно настроенный соблазнитель Брюно, он обнял ее и подтолкнул к кровати.
Сначала она позволила ему целовать себя, надеясь на спасительный приход Дианы, но, услышав ее смех в соседней комнате, все поняла. Она вырывалась скорее из-за своей страсти к Морису, чем от отвращения к Брюно, любовная игра с которым была необходимой и краткой церемонией, не имеющей никакого значения. Она продолжала слабо сопротивляться, но затем сдалась, ведь, в конце концов, Брюно был ее любовником! И как таковой имел на нее права. Так все и происходит в этом мире. От своих обязанностей она не могла уклониться.
Люс надеялась, что Брюно, как обычно, быстро заснет и она сможет позже отправиться к Морису. Но Брюно, снова вступив в права собственности, закурил одну сигарету, за ней другую и принялся сыпать сарказмами по поводу их жизни на ферме. Лежа неподвижно рядом с ним, она только шептала: «Да… да… да…», затем сделала вид, что заснула. И все это время в глазах у нее стояли слезы.
После вечернего туалета Диана и Лоик улеглись в одной кровати: все целомудренные предложения Лоика о том, что ей лучше бы спать на кровати, а ему – на матрасе, встретили лишь грубый смех Дианы, заявившей, что все это – глупые условности. Образ «горячей дамочки», к которому прибег досточтимый Фердинан, на секунду взволновал Лоика, но он без труда избавился от этого наваждения, потому что намазанная кремом для снятия косметики и закутанная из-за сырости в три халата Диана явно не понимала, как мало в ней эротического в этот вечер.
Лежа в темноте, они вполголоса обменивались впечатлениями о прошедшем дне, но затем Диана громко расхохоталась, вспомнив о Никуда-Не-Пойду и о его сигаретах. Они уже дремали, когда заскрипели ставни и открылось окно. Секундой позже Лоик ощутил прикосновение охотничьего ружья к своей шее, и хриплый голос приказал ему встать.
