Когда я вышел из гостиницы, то не знал, куда направиться – во все стороны расходились улицы и переулки. Я решил пойти по той дороге, по которой приехал на такси. Вскоре я уже шагал вдоль железнодорожной колеи, направляясь в центр города.
Улицы были мне знакомы, но я не мог с уверенностью сказать, что знаю, где нахожусь. Слишком все изменилось. Меня опять охватили сомнения: разве так уж сильно отличаются друг от друга туннели и станции в индийских городах? И сколько в округе городков и деревень? Мог я ошибиться? Но, казалось, ноги сами знали дорогу. Я двигался на автомате, сбой биоритмов после перелета, усталость и нереальность происходящего давали мне ощущение, будто я смотрю на себя со стороны. Никак не удавалось следовать маминому совету сохранять спокойствие и не надеяться на многое. Мои инстинкты и память входили в противоречие, как и сомнение и радость.
Через время я наткнулся на небольшую зеленую мечеть. Мечеть Бабы. Как же я мог о ней забыть! Она была точно такой, какой я ее запомнил; конечно, она обветшала и стала как будто меньше, но сходство вселяло уверенность. Но я продолжал спрашивать себя: а она на самом деле так выглядела? Это она? Я не ошибся?
В итоге я решил повернуть налево, к центру. Я задрожал, мой шаг замедлился. Центр города казался совершенно незнакомым. Слишком много домов – район плотно застроили. Я пытался себя успокоить: все меняется, население растет. Конечно, город стал более густонаселенным. Но раз на месте старых снесенных домов построили новые, мой дом тоже могли снести! Я зашагал быстрее и вскоре вышел на небольшой «пятачок», который напоминал то место, где я когда-то играл.
Я узнавал и не узнавал его. Место было вроде бы то же самое, но выглядело по-другому. И тогда я понял, в чем заключается это различие: в город провели электричество. Повсюду были столбы и провода. Когда я рос здесь, мы освещали дом свечками, а готовили на печке, которую топили дровами, или на керосинке. Теперь вдоль улиц тянулись электрические провода и весь городок стал выглядеть более компактным, оживленным – изменившимся.
Подозреваю, я заставил себя больше думать о том, что еще могло измениться, чем о том, узнаю ли само место и здания. Я намеренно отгонял мысли о маме и родных, а сейчас я приближался к тому месту, где, вероятно, мог их найти. Я старался мыслить здраво, но меня охватывали противоречивые чувства.
И все же я смог отбросить страхи и сомнения. Решил, что самое лучше – попытаться найти первый дом, где жила моя семья. Он находился в индийском квартале.
Я прошел дальше по улице, свернул в узкий крутой переулок и в конце его увидел женщину, которая стирала. При виде этого переулка на меня нахлынули воспоминания о том, как я бегал по этим улочкам. Наверно, я слишком пристально смотрел на женщину, потому что она со мной заговорила. Незнакомый мужчина в спортивной европейской одежде, видимо богатый, явно казался тут не к месту. Кажется, она спросила на хинди:
– Могу чем-нибудь помочь?
Но я лишь ответил:
– Нет, – повернулся и пошел дальше.
Больше невозможно было откладывать неотвратимое. Наконец-то пришло время встретиться лицом к лицу с конечным пунктом моего путешествия. Всего несколько минут – и я прошел улочки, которые разделяли индийский и мусульманский районы. Сердце подпрыгнуло к горлу, когда я подошел к тому месту, где, как я помнил, находился наш дом с обваливающимися кирпичными стенами. И не успел я подумать о том, что ожидаю там увидеть, как уже стоял прямо перед нашей квартирой.
Она показалась мне совсем крошечной, но ошибки быть не могло.
Я узнал эти голые кирпичные стены, хотя первый этаж был оштукатурен и побелен. Вход в угловую квартиру находился в том же самом месте, но сама дверь была сломана. По своим размерам она больше напоминала окно в австралийском доме. Многое через разбитую дверь не рассмотришь, поэтому я свернул за угол и заглянул в единственное окошко, размером не превышающим тридцать квадратных сантиметров. Поверить не мог, что мама, сестра и мы с братьями – пусть и не всегда в полном составе – ютились в этом крошечном темном помещении. Квартира была размером примерно три на три метра. До сих пор сохранился маленький очаг, которым явно уже давно не пользовались, но глиняного чана для воды не было. Часть внешней кирпичной стены отвалилась, впуская внутрь помещения солнечный свет. Земляной пол, который мама всегда содержала в чистоте, теперь был покрыт толстым слоем пыли – здесь давно никого не было.
Пока я заглядывал внутрь, коза жевала сено, оставленное на камне у двери, – плевать ей было на мои чувства. И хотя я твердил себе снова и снова, что наивно было ожидать, что я прилечу в Индию и вот так просто найду свою семью, рассчитывая, что она по прошествии стольких лет живет в том же самом месте, трудно было смириться с мыслью, что квартиру я нашел, но там никто не живет. Несмотря на все мои сомнения, я в глубине души был убежден, что, если найду дорогу домой, меня там будет ждать моя семья. Как в тумане, я смотрел на жующую козу и чувствовал внутри опустошенность.
Я понятия не имел, что делать дальше. Мои поиски завершились.
Впервые у меня не было наготове никакого плана действий. Из соседней двери вышла молодая индианка с ребенком на руках. Женщина обратилась ко мне на хинди, и я понял, что она спрашивает, чем может помочь. Я ответил:
– Я не говорю на хинди, я говорю по-английски.
Я очнулся от своих печалей, когда она продолжила:
– Я немного знаю английский.
Тут же я поспешно заговорил:
– Этот дом… – и стал перечислять имена своих родных: – Камала, Гудду, Каллу, Шекила, Сару.
Женщина не отвечала, поэтому я повторил имена еще раз и вытащил фото, которое дала мне перед отлетом мама. И тогда незнакомка сказала мне то, что отозвалось болью в моем сердце:
– Здесь никто больше не живет.
К нам подошли двое мужчин узнать, что происходит, и второй, которому было чуть за тридцать, прилично говорил на английском. Он посмотрел на фото, велел мне подождать, а сам скрылся в переулке. У меня не было времени анализировать происходящее – вокруг нас стали собираться люди, желающие знать, что происходит, что на этих улицах забыл иностранец, ведь сюда туристы отродясь не заходили.
Через пару минут мужчина вернулся и произнес слова, которые я никогда не забуду:
– Пойдемте со мной. Я отведу вас к вашей матери.
Он сказал это так просто, как чиновник, безо всяких двусмысленностей, что я сразу его послушался. И, еще не осознав до конца, что он сказал, уже шагал за ним по соседнему переулку. У меня мурашки побежали по телу, голова закружилась – всего несколько минут назад я потерял надежду, которую лелеял целых двадцать пять лет. Надежду найти маму. Неужели правда этот случайный прохожий знает, где моя мама? Это казалось невероятным, и к тому же все происходило слишком быстро. После стольких лет ожиданий события стали развиваться с головокружительной скоростью.
Метров через пятнадцать мужчина остановился рядом с тремя женщинами, которые стояли у одной из дверей. Все они смотрели в мою сторону.
– Вот ваша мать, – произнес незнакомец.
Я был настолько поражен, что даже не смог спросить, которая из них. Неужели это чья-то злая шутка?
Не в силах двинуться, я просто переводил взгляд с одной женщины на другую. Первая явно не была моей мамой, знакомые черты угадывались в женщине, что стояла посередине, а третья казалась совершенно чужой. Значит, та, что посередине.
Худощавая и такая маленькая, с седыми волосами, стянутыми сзади в пучок, в ярко-желтом цветастом платье. Несмотря на то что прошло столько лет, я узнал правильные черты ее лица, и в это же мгновение, похоже, и она меня узнала.
Мы на пару секунд задержали друг на друге взгляд, и мне внезапно стало очень больно оттого, что мать и сын не сразу узнали друг друга, а потом испытал внезапную радость узнавания.
Она шагнула вперед, взяла мои руки в свои, стала вглядываться в мое лицо с крайним изумлением. Я вполне осознавал, какие меня охватили чувства. У меня, во всяком случае, было время к этому подготовиться, а для моей мамы появление сына после двадцати пяти лет разлуки было как гром среди ясного неба.
Прежде чем мы что-то сказали друг другу, мама повела меня к дому. За нами последовала длинная вереница любопытных, желающих знать, что же будет дальше. Ее нынешнее жилище было всего в сотне метров от старого, буквально за углом. Пока мы шли, было видно, что ее переполняют эмоции. Она что-то говорила себе на хинди, снова и снова смотрела на меня, в ее глазах блестели слезы радости. Меня тоже переполняли эмоции, но говорить я не мог.
Ее дом, вернее, квартира в здании из осыпающегося кирпича, располагалась в грязном переулке. Она провела меня внутрь, усадила на кровать, а сама осталась стоять. Из складок одежды она достала мобильный телефон и сказала:
– Каллу, Шекила…
Она назвала имена моих брата и сестры! Неужели они тоже до сих пор здесь живут? Мама возбужденно затараторила по телефону, вскрикивала, смеялась, восклицала:
