Друзья, ну это же не дело, что слепой человек сидит дома и годами ждёт своего счастья, когда ему повезёт (если ещё повезёт), и у него появится собака-поводырь. Мне кажется, это очень несправедливо. Тем более, зрячих людей в сотни, тысячи раз больше, чем незрячих. Ну, скажите, что вам стоит собраться вместе человек двести-триста и организовать одному инвалиду собачку? Да что там двести-триста. Наверняка найдутся и те, кто сам, без всякой складчины, может организовать двести поводырей. В самом деле, не к Тоби же обращаться. Да и умер он давно. Интересно, а кому он оставил наследство?
Я так размечтался, что не сразу и расслышал как меня окликнули.
— Триша, уснул, что ли? — подошёл ко мне Санька. — Зову-зову его, а он и ухом не ведёт. Собирайся, мы едем в гости к маминым друзьям на дачу.
А чего мне собираться? Надел амуницию и вперёд. Это вам нужно то штаны, то майки, то зонты. Мама собралась? Наивный ты, Санёк. Мы её будем ждать минут тридцать, не меньше.
— Мама! — Крикнул Саша. — Мы вас на улице с Тришкой подождём.
Вот это дело. Я подхватился, Санька ловко накинул на меня все мои прибамбасы, и мы отправились вниз. С нами в лифте ехало ещё двое человек — толстенький круглолицый мужчина и белокурая женщина. Дамочка, так надуханилась, что я не выдержал и громко чихнул. Не нарочно, конечно, но что-то у меня в носу так засвербило, зачесалось…
— Будь здоров! — говорит мне Санька.
— Ав, — отвечаю я.
Что ты будешь делать. Или я не могу без приключений, или они со всеми случаются, ничего не могу понять. В общем, лифт остановился, а двери не открываются. Со мной такое однажды уже случалось. Мы с Иваном Савельевичем просидели в лифте часа два, наверное. Но там остановка была неслучайной. После того, как лифт (в прошлый раз) остановился, минут через пять в проёме потолка нарисовалась чья-то морда, то есть лицо.
— Слышь, мужик, — говорит лицо. — Я тут лифт ремонтирую, хочу помочь вам скорее выбраться. Да вот без напарника, видимо, не справлюсь. У тебя мобила есть? А то у меня батарейка села.
— Держи, — отвечает Савельевич и протягивает слесарю трубку.
— Спасибо, — поблагодарил наш «спасатель» и исчез… навсегда.
Во, какой бизнес придумали лихие ребята. Не буду вам повторять тех слов, которые мне довелось услышать от старика в нашей временной тюрьме, когда тот понял, что нас просто надули. Да и не запомнил я их. Савельевич от досады даже ногой по двери несколько раз саданул. Я зажался в уголок и сижу молча. Иван Савельевич покричит-покричит, потом сядет со мной рядом и целует меня:
— Эх, Трисон-Трисон, ты видишь, как эти скоты позорят нашу человеческую породу? Ну, скажи ты мне, пёсик мой родной, как же после этого верить людям?
А что я скажу? Скульнул и снова молчу. Савельевич ещё пару раз ударил по двери ногой, покричал немного, затем сел возле меня и сам заскулил. Не выдержал старик, заплакал, потом спохватился и говорит мне:
— Только ты смотри, собака, не подумай, что я за телефоном плачу. Нет, Трисон, пропади он пропадом этот телефон, я плачу оттого, что приходится жить среди вот таких двуногих животных…
В этот раз обошлось без слесарей-верхолазов, просто погас свет. Но уже через минуту меня словно бревном по башке стукнули. Круглолицый толстяк вдруг заявляет:
— Это всё из-за собаки.
Вы слышали? Мы застряли в лифте из-за меня. Совсем, думаю, мужик с ума спятил.
— Почему? — удивилась его спутница.
— А чего она тут расчихалась?
— Извините, — говорит Санька, — это он.
— Ну, он. Какая разница? Будем теперь из-за него куковать здесь…
Какая наглость! Конечно, кто крайний? Собака. Люди не виноваты. Это всё из-за собак случается. Люди вообще ни в чём не виноваты. Так на меня ещё никто не клеветал. Всяко случалось, но чтобы из-за меня лифт застревал, это уже… я даже не знаю, как это назвать. Вам дай волю, вы на нас, собак, и мировой кризис навесите. Впрочем, я и не удивлюсь. Послушаешь некоторые поговорки, жить не хочется. Вечно всё не слава богу: врут, клевещут — у людей это называется собак каких-то навешать. Слоняться без дела, лодырничать — собак гонять. Колбаса и конфеты самого низкого качества — это, оказывается, собачья радость.
Ну, о выражении «собаку съел» я вообще молчу. И как можно было додуматься до такого безобразия? Если человек приобрёл в чём-либо большой опыт и основательные знания, то все твердят взахлёб: он, дескать, в этом деле собаку съел. Ничего себе, комплиментик. Нет, ну давайте по справедливости. Возьмите меня. Я в поводырской работе так поднаторел, такой опыт приобрёл, что могу слепого чуть ли не сквозь стену проводить. И что с того? Как я по вашему должен говорить? Я в этом деле человека съел? А-а, то-то и оно. Вот и подумайте сто раз, прежде чем свои глупые фразеологизмы вслух произносить…
— Но при чём тут пёс? — возмутился Санька. — Разве лифты не застревают без собак?
Понял, толстый балбес? Как тебя мой Шурка? Знай, за меня тоже есть кому заступиться.
— Если бы он не чихнул, всё было бы нормально, — не унимается мужчина.
— Не говорите глупостей, дядя, — стиснув зубы, отвечает Сашка.
Куснуть тебя, что ли, за коленку, чтобы ты не возводил напраслину да Сашку не огорчал?
— Успокойся, мальчик, — вмешалась душистая дама, — дядя шутит.
Ничего себе шуточки. Оболгал, можно сказать, унизил, а ей — шуточки.
— Ничего я не шучу, — буркнул мужчина и добавил: — Он так чихнул, что кабина затряслась. Вот лифт и остановился…
Ты бы лучше, духов меньше на свою невесту выливал. Дышать нечем. Не лифт, а парфюмерная лавка. Фу, какая гадость. Тут и мёртвый чихнёт.
— Гав! — сказал я, думая, может так прекратит свою гнусную ложь.
— Сиди теперь, не рявкай, — говорит толстяк. — Да смотри ещё не нагадь здесь, а то будет тебе потом «гав».
Дурак, что ли? Может, действительно какой ненормальный? Ну, вы сами посудите: разве нормальный человек будет такое болтать? Да ещё при даме.
Не знаю, как я не сдох в том лифте. Но нам в этот раз повезло, лифт открыли минут через двадцать, и мы пешком спустились вниз. Я тот «аромат» до сих пор за версту чую. Если какая девица с таким запахом проходит мимо нас, я даже дыхание задерживаю…
К вечеру мы добрались до дачи. Вот где я отдышался. Воздух! Как вода. Его лакать можно.
Утром я попал на войну. Серьёзно. Вспоминаю, и до сих пор хочется упасть и прижаться к земле. Но обо всём по порядку.
Тётя Тоня, так Санька называл мамину подругу, с утра затеяла в доме травлю то ли тараканов, то ли мышей, будь они неладны. Теперь я этих насекомых и грызунов ненавижу лютой ненавистью. Все человеки, включая Саньку, собрались ехать к кому-то в гости. Сашка, ясное дело, заупрямился и заявил:
— Я без Тришки никуда не поеду.
— Шурик, миленький, мы же на машине, — забегала бабуля, — куда же мы его посадим, на крышу, что ли?
Бабушка, тебе Петросяну бы помогать, а не внука воспитывать. Я представил мчащийся по шоссе автомобиль, а на крыше сидит собака. Мне кажется, точно кто-нибудь заехал бы в кювет, увидев такое представление. Ну, бабуля…
— Я его на руки возьму, — отвечает Санька.
— Не говори глупостей, Александр, — говорит Елизавета Максимовна, — такого телка на руки. Ты что?
Вот она — человеческая неблагодарность. Когда её коровой обозвали (помните перепуганного водителя?), я за неё заступился. Во всяком случае, гавкнул и мысленно пристыдил обидчика. А теперь вот и сам обозван травоядным млекопитающим. Хорошо хоть телком, а то ведь могла и козлом назвать.
Однако все эти обзывания уже через полчаса показались мне мелкой шалостью. В общем, Санька так и не смог отстоять наши с ним права быть вместе, и меня заперли в какой-то загон в конце двора. Чтобы я случайно в доме или во дворе никакой отравы не наелся. Эта идея принадлежала тёте Тоне. Почему-то мои родственники легко с ней согласились. Повода, вроде, не давал. Никогда ничего постороннего не ел. Ну, было пару раз в жизни: воды дождевой нахлебался, да из лужи дворняги угостили. Но тогда у меня выхода не было. Я пил, чтобы не подохнуть. Ну, уж извините, отраву для тараканов есть не стану в любом случае. Да ладно, чего уж теперь.
Слышу, тросточка стучит. Смотрю, Санька подошёл к решётчатой двери и протягивает мне руку.
— Ты здесь, Триша? — спрашивает, а сам чуть не плачет.
— Ав, — положив лапу ему в руку, отвечаю, — ав.
— Прости меня, родной, — жалобно произнёс он. — Не хотят они брать тебя в машину. Не обижайся, мама сказала, что мы через два-три часа вернёмся. Не обижаешься?
— У-у-у…, — отвечаю я. Понимаю, при чём тут Санька. У него такое же положение, как и у меня. Что сказали, то и делай. Взрослые часто не задумываются над нашими желаниями. Вся власть у них в руках. Некоторые даже не понимают, чем воспитание отличается от дрессировки и наоборот.
