И это значит, что время – тайна, и оно не материально, и никто еще не разгадал, что же это такое на самом деле. И если вы заблудились во времени, это все равно что заблудиться в пустыне, только вы не увидите эту пустыню, потому что она не материальна.
И вот почему мне нравятся расписания. Потому что они внушают уверенность, что вы не заблудитесь во времени.
В поезде было много людей, и мне это не понравилось, потому что я не люблю, когда вокруг много незнакомых людей. А в замкнутом пространстве с чужими людьми мне еще хуже. Поезд – это замкнутое пространство, потому что, когда он движется, из него нельзя выйти. И я вспомнил, как однажды ехал домой из школы на машине, потому что автобус сломался. Тогда мать приехала забрать меня, а миссис Питере попросила ее взять в машину Джека и Полли, потому что их родители не смогли за ними приехать. Мать согласилась. Но в машине я начал кричать, потому что там было слишком много людей, а Джек и Полли – не из моего класса. И Джек часто ударяется головой о разные предметы и издает всякие звуки, будто животное. И я попытался выбраться из машины, но она двигалась слишком быстро, и потому я упал на дорогу, и пришлось накладывать швы мне на голову. Для этого мне сбрили волосы, и они выросли до прежней длины только через три месяца.
Так что я очень тихо стоял в вагоне и не двигался с места.
А потом я услышал, как кто-то сказал:
– Кристофер.
И я подумал, что это какой-нибудь знакомый, например учитель из школы или кто-то с нашей улицы, но я ошибся. Это опять был полисмен.
– Еле успел, – сказал он, очень тяжело дыша, и оперся руками о коленки.
Я ничего не ответил.
Он сказал:
– Твой отец у нас в участке.
Я подумал, он сейчас скажет, что они арестовали отца за убийство Веллингтона, но он этого не сделал.
Он сказал:
– Отец тебя ищет.
И я ответил:
– Я знаю.
А он сказал:
– Тогда почему же ты едешь в Лондон?
Я ответил:
– Потому что я хочу жить с матерью.
А он сказал:
– Ну что ж, я думаю, у твоего отца есть собственное мнение на этот счет.
И тогда я подумал, что он собирается отвести меня обратно к отцу, и это меня испугало, потому что он был полицейским, а полицейские всегда делают только то, что нужно. Так что я побежал, но он меня схватил, и я закричал. И тогда он меня отпустил. И сказал:
– Ну ладно, давай не будем устраивать здесь бардак. – И потом он еще сказал: – Я отведу тебя в полицейский участок, и там ты, я и твой папа спокойно сядем и поговорим о том, что происходит.
Я сказал:
– Я буду жить с матерью в Лондоне.
А он ответил:
– Не прямо сейчас.
Я спросил:
– Вы арестовали отца?
Он сказал:
– Арестовал? За что?
И я ответил:
– Он убил собаку. Садовыми вилами. Собаку звали Веллингтон.
Полисмен переспросил:
– Он убил собаку?
И я сказал:
– Да. Убил.
А он сказал:
– Ну, это мы тоже обсудим. – И потом он сказал: -Ладно, пацан, я думаю, на сегодня тебе приключений достаточно.
Он протянул руку и опять притронулся ко мне, и я снова закричал, а он сказал:
– Слушай, мартышка, ты будешь делать то, что я тебе говорю, или мне придется…
Тут поезд дернулся и тронулся.
А полицейский сказал:
– Вот дерьмо.
И потом он посмотрел на потолок и сложил ладони перед ртом, как делают люди, когда они молятся Богу, и очень громко задышал, издавая горлом свистящий звук. А потом перестал это делать, потому что поезд опять дернулся, и ему пришлось схватиться за одну из петель, свисавших с потолка.
И он сказал:
– Не двигайся.
А потом вынул свою рацию, нажал на кнопку и сказал:
– Роб?… Да, это Найджел. Я уехал на этом чертовом поезде. Да. Даже не… Слушай, он останавливается в Дидкот-Паркуэй. Так что, если ты отправишь туда кого-нибудь с машиной, чтобы меня встретить… Спасибо. Скажи этому джентльмену, что мы задержали его сына, но его еще нужно доставить обратно, а это займет некоторое время. Ладно? Отлично… – Потом он выключил рацию и сказал: – Пойдем присядем, -и указал на два длинных сиденья одно напротив другого. А потом сказал: – Давай приземляйся. И без глупостей, понял?
А люди, которые сидели на этих сиденьях, поднялись и ушли, потому что он был полицейским. И мы сели друг напротив друга.
И он сказал:
– Вот черт.
И я стал думать, поможет ли мне полисмен найти дом № 451с по Чептер-роуд, Лондон, NW2 5NG.
А потом я выглянул в окно. Мы проезжали мимо фабричных зданий и небольших дворов, где стояли старые машины. И там было четыре крытых фургона, две собаки и белье, вывешенное для просушки.
То, что я видел за окном, напоминало карту, только она была трехмерная и очень большая. На самом деле это была не карта, а та самая местность, карта которой составляется. И там было так много разных вещей, что у меня заболела голова, и я закрыл глаза. Но потом я опять их открыл, потому что у меня было такое чувство, словно я лечу по воздуху – только недалеко от земли. И я подумал, что летать – это хорошо.
А потом начался пригород, и там были поля, коровы, лошади, мост, ферма, дома и много маленьких дорог, по которым ехали машины. И тогда я подумал, что в мире есть тысячи и тысячи миль рельсов для поездов. И эти рельсы проложены мимо домов, и дорог, и рек, и полей. И когда я это понял, я начал думать, как много в мире людей. И у всех есть дома, машины, домашние животные, одежда, и они все едят ланч и спят, и у них есть имена, и для них проложены все эти дороги, по которым можно путешествовать. От этих мыслей у меня опять заболела голова, так что я снова закрыл глаза и начал стенать.
А когда я открыл глаза, то увидел, что полицейский читает газету, которая называется «Сан», и на первой странице была картинка: мужчина и дама в нижнем белье.
И тогда я опять занялся математикой, высчитывая квадратное уравнение по формуле:
X = [ -b± (bІ-4ac) ]: 2a
А потом мне захотелось в туалет, но я ведь был в поезде. И я не знал, сколько еще ехать до Лондона, и чувствовал, что не могу терпеть. Тогда я начал постукивать костяшками пальцев по стеклу, отбивая ритм, чтобы отвлечься и не думать о том, как мне хочется писать, так что я посмотрел на часы и подождал 17 минут. Но когда я хочу писать, мне нужно сходить в туалет как можно скорее, и поэтому, когда я дома или в школе, я всегда писаю, прежде чем сесть в автобус. И вот почему я упустил немного мочи, и штаны у меня стали мокрыми.
А полисмен посмотрел на меня и сказал:
– О Господи, да ты… – И потом он отложил газету и сказал: – Черт побери! Да сходи ты в туалет, Бога ради!
А я ответил:
– Но я же в поезде.
Он сказал:
– Знаешь ли, здесь есть туалеты.
А я спросил:
– Где туалет в поезде?
Он указал и сказал:
– Вон в ту дверь. Но я буду за тобой приглядывать, понял?
И я сказал:
– Нет, – поскольку я знал, что значит приглядывать, но полицейский не сможет меня видеть, пока я буду в туалете.
А он сказал:
– Черт возьми, иди в туалет!
Так что я встал с места и закрыл глаза так, что между моими ресницами остались только совсем маленькие щелки, и я не мог видеть других людей. И я пошел к двери, а когда я вышел, то увидел справа еще одну дверь, и она была полуоткрыта, и на ней было написано: «Туалет», так что я вошел внутрь.
А внутри было просто ужасно, потому что там на сиденье лежали какашки и кругом очень сильно ими пахло – как было в туалете в школе, когда Джозеф там обкакался.
И мне не хотелось пользоваться этим туалетом, потому что все эти какашки принадлежали чужим людям и были коричневого цвета. Поделать нечего, я и в самом деле очень сильно хотел писать. Так что я закрыл глаза и пописал, а поезд трясло и качало, и потому часть мочи попала на сиденье и на пол. Но я вытер свой пенис туалетной бумагой и попытался помыть руки, но кран не работал. Так что я плюнул себе на руки, вытер их бумажным полотенцем и выкинул его в унитаз.
А потом я вышел и увидел, что напротив туалета находятся две полки, а на них лежат чемоданы и разные сумки. И когда я посмотрел на них, я вспомнил, как дома иногда залезал в сушильный шкаф, и там мне было спокойно, я чувствовал себя в безопасности. И тогда я залез на среднюю полку и поставил один из чемоданов поперек, наподобие двери, так что он закрывал меня. И было темно, и я был совсем один, и я не слышал, как разговаривают люди. От этого мне стало гораздо спокойнее, и это было чудесно.
И я решил еще несколько квадратных уравнений:
0 = 437хІ + 103х + 11
и
0 = 79хІ + 43х + 2089.
Я сделал некоторые коэффициенты очень большими, так что уравнения было трудно решать.
А потом поезд начал замедлять движение, и кто-то вышел из вагона, встал рядом с полкой и постучал в дверь туалета. Это был полисмен, и он сказал:
– Кристофер!… Кристофер!… – Потом он открыл дверь туалета и сказал: – Вот дьявол.
Он стоял совсем рядом со мной, так что я видел его рацию и дубинку, которая висела на ремне, и чувствовал запах его лосьона после бритья. Но полицейский меня не видел, и я не откликнулся, поскольку не хотел, чтобы он отвел меня к отцу.
