Я уже дважды побывал в зарубежных поездках – по поводу патентования нашего препарата. Ездили мы с Аркадием, и он носился по магазинам, выполняя замысловатые поручения своей Ирины. Я же привез из дальних странствий удивительной красоты ошейник и несколько банок собачьих галет, кокетливо оформленных под косточки. Я пробовал их с чаем – довольно вкусно. Пес тоже попробовал, вежливо поблагодарил хвостом, но особого энтузиазма не проявил. Должно быть, просто не понял, что его потчевали иноземным яством. И мы, надев новый ошейник и раскурив трубку, пошли гулять.
Как помните, мы оба большие и с виду довольно страшные. Потому, стало быть, нам и задают все тот же неумный вопрос:
– У вас мальчик или девочка?
– Не видите, что ли? Кобель, – бросаю я на ходу. И мы идем себе своей дорогой.
1982
ОДИН РАЗ МЫ С ТРОШЕЙ…
Рассказ
Когда мой внук Паша родился, Троша был уже в преклонных летах. Он прожил еще три года и умер в глубокой даже для некрупной собаки старости – ему шел пятнадцатый год. В общем, Паше довелось общаться с ним совсем недолго. Для внука, как и для любого ребенка такого возраста, пес был игрушкой, которую непременно надо брать на руки, тискать, дергать за хвост. На бесцеремонное обращение Троша реагировал по-старчески мудро: отодвигался и неторопливо уходил. Лишь изредка, когда внук особенно его доставал, он чуть приоткрывал пасть и беззлобно показывал зубы…
Можно сказать, Паша не заметил, как Троши не стало. Лишь пару лет спустя, увидев себя с ним на фотографиях, внук стал о нем расспрашивать и перед сном требовал рассказать историю, в которой обязательно должен фигурировать Троша. Без этого отказывался засыпать.
Начинал я с самых незамысловатых, но неизменно правдивых историй.
Троша на прогулке извалялся в тухлой селедке – было дело! – и его пришлось долго отмывать детским шампунем.
Троша поймал крысу и никак не хотел ее, несчастную, отпустить.
Троша испугался грохота салюта и умчался в лес.
Троша – вот неслух! – ослушался команды «Сидеть!», перебежал через проспект, по которому неслись автомобили, и едва не попал под машину.
Троша погнался за течной сукой (за понравившейся ему собакой-девочкой – в моем изложении), забежал в дом, где она жила, и всю ночь просидел под ее дверью, а мы не спали, блуждали в его поисках по всему району и расклеивали объявления «гарантируется вознаграждение».
Троша приревновал нас к попугаю Аркаше и норовил открыть его клетку, чтобы выпустить птицу на волю…
Понятно, у всех историй был непременный хеппи-энд. Дождавшись его, внук мгновенно засыпал, что позволяло мне считать свою дедовскую обязанность исполненной.
Прежде чем перейти к последующим историям, с куда более замысловатыми и куда менее правдивыми (или скажем осторожнее – правдоподобными) сюжетами, надо бы рассказать всю правду об их сквозном главном герое – вельштерьере Трофиме, который прожил в нашей семье четырнадцать лет и оставил о себе светлую память на долгие-долгие годы. Но начну этот рассказ о другом моем замечательном псе, предшественнике Троши.
Редкий ребенок не мечтает о друге-собаке. Я не был исключением, но прожил до зрелых лет в московской коммуналке, где не так-то просто завести даже кошку. На прогуливающихся с хозяевами собак я смотрел, как бесплодная женщина на чужих детей. И все же, если очень хочешь, мечты сбываются. В начале семидесятых я вступил в кооператив и переехал из центра на выселки, получив возможность привести в свое жилье собаку и гулять с ней сколько влезет, благо дом стоит на пустыре, а рядом лес – не жалкий городской скверик, а натуральный лес.
И вот вскоре после переезда я вышел из последней станции метро с сумкой, в которой смирно сидел трехмесячный щен, разумеется, эрдель по национальности. Разумеется – потому что это был давно решенный вопрос, да и сейчас нет для меня лучшей собачьей породы. Я поставил щена на землю, он отряхнулся и неторопливо потопал за мной. Звали его по паспорту Ив-Джоди-Нолли фон Моргенштерн, для своих – просто Джоша.
С первым в своей жизни щенком новоиспеченные собачники обычно испытывают серьезные проблемы. Нас они миновали. Джоша оказался смышленым и покладистым пареньком. И на удивление деликатным – должно быть, сказались зафиксированные в официальном имени аристократические корни нашего пса. Трудности навалились на меня внезапно, и были они вызваны как раз его происхождением.
Отцом Джоши был привезенный из Германии большущий эрдель. Его за глаза называли слоном, но активно использовали в разведении. Принадлежал он высокой сухощавой немке с суровым лицом, державшей неподалеку от города нечто вроде эрделиного питомника. Рассказывали, что в сорок пятом она, семнадцатилетняя служительница берлинского зоопарка, влюбилась в советского офицера, которому было поручено вывезти трофейных зверей в Москву. И поехала с ними в товарняке в чужую страну. Офицер, как водится, оказался женатым, девчонку-немку при московском зоопарке, естественно, не оставили – учреждение как-никак культурное, а значит, идеологическое. Она долгие годы мыкалась без прописки, нанималась на самую что ни есть паршивую работу, пока вот не нашла себя в разведении замечательных собак эрдельтерьеров.
Когда пришло время первый раз тримминговать и стричь Джошу, меня и направили к этой строгой даме.
На обширном участке неподалеку от шоссе, который по нынешним временам стоил бы не один миллион долларов, за покосившимся штакетником стояла дощатая хибара. Мне пришлось несколько раз громко заявить о своем визите, прежде чем хозяйка наконец вышла и неприветливо поинтересовалась, чего мне надо. Узнав в Джоше родного сына своего элитного кобеля, она приняла от меня подношение – десяток кило так называемых суповых наборов, а попросту костей со следами мяса (мои ровесники помнят этот продававшийся в продмагах деликатес) – и впустила нас на участок, а потом и в свои апартаменты, которые делила с двумя-тремя десятками эрделей обоего пола и разнообразного возраста. Они гуляли по комнатам, сидели в самых неожиданных местах, возлежали на постели хозяйки, а один даже на столе – она его как раз стригла к выставке. Недостриженный пес был немедленно согнан, а его место занял Джоша. Пока хозяйка освобождала его от жесткой эрделиной шерсти, я заметил еще несколько наполовину остриженных кобелей и сук – одна сторона курчавая, другая совсем голая. Парикмахерша работала по одной ей ведомому поточному методу. Я тогда предположил, что ей почему-то неудобно перекладывать своих клиентов и клиенток с боку на бок, вот она и стрижет сначала левые стороны, а потом правые или наоборот. Впрочем, недостриженные собаки не выказывали ни малейших признаков недовольства.
Закончив стричь Джошу, хозяйка назвала место и время ближайшей выставки, где мы обязаны быть. Ее безапелляционный тон не оставлял мне ни малейших шансов отвертеться. Когда же суровая дама стала объяснять, с какого вокзала до этого места идет электричка, я сболтнул, что у меня есть машина. За что и поплатился. В день выставки мне пришлось встать затемно, чтобы подобрать по разным адресам еще четырех участников – родных Джошиных братьев.
В толк не возьму, как мне удалось запихать в свой дребезжащий «москвич» пятерых кобеляк и двух сопровождающих дам. Братишки не испытывали никаких взаимных родственных чувств и готовы были пожрать друг друга. И хотя все они были в намордниках, поверх которых для верности еще намотали бинты, обстановка в машине была та еще. Отвлекшись на возню за своей спиной, я на Садовом кольце проехал на красный и тут же был остановлен.
Инспектор ГАИ повертел в руках мои права и, едва скрывая радость от предстоящего улова, сказал:
– Так что ж вы так, товарищ водитель?.. Для кого здесь светофор установлен?
Я до сих пор не научился правильно общаться с представителями власти, но тогда меня внезапно осенило.
– Да вы гляньте, капитан, кого я везу. При резком торможении, сами знаете…
Младший лейтенант без особого интереса заглянул в машину.
– Ну собачки… Ну и что?
– Это не собачки, капитан, – внушительно сказал я. – Это военно-патриотические собаки. Мы их готовим к двадцать пятому съезду партии. Вы понимаете?
Выражение инспекторского лица стало уважительно-понимающим. Он поднес руку к фуражке:
– Понимаю… понимаю… Езжайте осторожней… – Он еще раз заглянул в права и почтительно добавил мое имя-отчество.
На той выставке Джоша и его братья удостоились оценки «отлично». Хозяйка их папаши осталась нами довольна. Вскоре он получил-таки вожделенную «элиту», и его сыновей, по крайней мере меня с Джошей, оставили в покое…
А вот отвертеться от обучения на площадке нам с Джошей не удалось. Для продолжения славного рода фон Моргенштернов необходимы были аттестаты зрелости, то бишь дипломы о прохождении полного курса собачьих наук. Без них ни о каких вязках не могло быть и речи.
