— Портфелем по голове.
— Ребята, я же Костю спрашиваю.
Костя Васильев встал. Помедлил, как перед прыжком в воду. И оттолкнулся от воображаемого трамплина:
— Я ей мороженое покупаю!
Девчонки ахнули.
Елена Алексеевна кивнула. Подошла к доске и все стерла.
— Савченко, к доске. Остальные откройте тетради. Пишите:
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди…
Савченко, Савченко, что за почерк у тебя! Как курица лапой.
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди…
Она читала стихи, а сама перебирала: что-то еще она сегодня должна сказать в классе. Чтобы Света Петракова разулыбалась. Чтобы Савченко засмеялся. Что именно, она пока не знала. Но время есть, все придет, все само совершится.
Жарко. Первая за этот год волна настоящего тепла внезапно накрыла улицы, дома и москвичей. Табуны авто потянулись за город, на речки, озера, пруды. Елена восседала на колченогом стуле в своей кухоньке, и обмахивалась веером. Веер был обычный, туристическая безделка, сувенир, привезенный Майкой из Европы. Он был расписан изображениями испанок, танцующих фламенко, и не менее горячих испанских быков, глядящих исподлобья на тореадоров. Одна пластинка этого великолепия откололась, в веере зиял пробел, но от этого он только приобретал — с биографией вещь.
Вот о чем надо было сказать во время прямого эфира. О биографии. Прежде всего, самих творцов. Нет биографии, нет пережитого, нет падений, нет и взлетов. И биографии произведений. Если ты их не сжигал, не мучил недоверием, не отвергал, сам, наедине с самим собой, нечего им делать на людях.
О чем она? Посреди кухонной утвари, в выцветшем халатике, со щербатым испанским веером?
— Слушай, возьмешь меня антрепренером? — шепчет Майка с горящими глазами. — Литературным агентом, продюсером, менеджером? Соглашайся, тебе одной с этими акулами бизнеса не справиться. А вместе мы такие дела завернем, точно тебе говорю.
— Майя, остынь, — Елена помахала на подругу веером. — Кто меня во все это втянул? Что делать дальше?
Майка не торопится с ответом. Майка довольна. Майка положила в чашечку кофе ложечку сахара. Потом еще одну. Размешала. Сделала воробьиный глоточек, и поставила чашку на стол. Взялась за бутерброд.
— Не томи, Распашонка.
— Боже мой, бель Элен, о чем же тут думать? — воскликнула Майя. — Тебе предлагают новую жизнь, новые впечатления, новых друзей, и как следует оторваться. У меня бы характера не хватило выдержать эти три дня, которые ты у них испросила. «На размышления», подумать только. Какая разница, доверять им или нет? Ты об отношениях? Брось. Кирилл повернулся другой стороной, а чем она хуже прежней? Напротив. Держи ухо востро, вот и все, что от тебя требуется. Будь такой же непредсказуемой, и люди к тебе потянутся.
Майя размахивала во время этой тирады бутербродом и все же уронила его.
— Орел или решка? — Елена встала на телефонный звонок.
— Не поверишь, но маслом вверх! — громко сказала Майка.
— Алло? Господин Богаделов, ведущий телепрограммы, как же, отлично помню. Ну что вы, наверное, это я должна принести свои извинения. Да, слушаю. Пожалуйста, не могли бы вы поподробнее? Да? — Елена умолкла надолго, минуты на три, которые показались Майке вечностью. — Ну что ж. Я должна подумать. Да, через пару дней. Да-да, до свидания.
— Что, что такое? — Майка не утерпела, выскочила в коридор.
Она увидела Елену сидящей на полу, безжизненный веер валялся забытым.
— Что случилось?
— Новую работу предложили, — без выражения произнесла Елена.
— Какую?
— Передачу вести. На телевидении.
Майка крутнулась на пятке:
— Йес!
— А чему тут радоваться? Так не бывает. Чтобы человек с улицы пришел в студию, наплел чего-то, а ему потом программу.
— Ошибаешься, — тоном знатока сказала Майка. — Только так и бывает, ты уж мне поверь. Именно так.
— Странно все это. — Упорствовала Елена. — У меня голова кругом. Это неспроста.
— Дура!
— Что? — Елена подняла на подругу глаза.
— Дура, черт возьми. Какая же ты дура! — миловидное личико Майки исказилось, из глаз брызнули слезы.
— Ты чего, Май? — изумилась Елена.
— Прости меня, Лен, это я тебе завидую. — Майка опустилась рядом с ней. — Все само плывет тебе в руки. Без усилий, просто так, за здорово живешь. А ты еще нос воротишь.
— Майя, ты что.
— И знаешь, что больше всего меня убивает? Ты сейчас меня просто возненавидишь. Я злюсь на себя за то, что… это я познакомила тебя с Кириллом. Что втащила тебя на подиум. Я сама виновата в твоем успехе, ничего не могу поделать, завидую.
— Майя!
— Не перебивай. Сейчас я тебе скажу то, что ты не ждешь от меня услышать. Это мой стыд, но правда. Тебе всегда доставалось самое лучшее. А я… Я просто какая-то неудачница. — Майка самозабвенно засморкалась в платок.
— Что ты, Майя.
Елена слушала бред и не верила своим ушам. На самом деле это она всегда смотрела на Майю снизу вверх, старалась подражать ей. Ее уверенности в себе, ее независимости. Она и на школьные дискотеки, на которых Майка неизменно оказывалась королевой бала, не ходила — чего-то стеснялась.
Кирилл привез Елену на смотровую площадку Воробьевых гор. Отсюда Москва была великолепна. Солнце, тусклый оранжевый шар, стелило длинные тени. В преддверии вечера фиолетово-сизый город примолк, готовясь окунуться в ночную жизнь. Обернешься — фоном, слегка устрашающей декорацией высится громада Университета. Облицовку фасада драят специальной жидкой смесью с песком, и верхняя половина здания светлая, а нижняя пока еще сохраняет неопределенно-бурый цвет.
— Что же вы решили? — задал вопрос Кирилл.
— Я согласна на ваш прожект. Да, кстати, возможно, вам будет интересно. Ваше предложение — не единственное. В последнюю неделю, похоже, открыта охота на учителей средней школы.
Наверно, она не должна была этого говорить, но ей захотелось уязвить Кирилла. Он ухватился за оброненную фразу, попросил объяснений.
— Возможно, я приму оба предложения, — уклонилась Елена.
— Прекрасно, — резюмировал Кирилл, не скрывая раздражения. — Я полагал, мы друзья. Но как вам будет угодно.
Досада — единственное, что выдавало его интерес к ней. По внешнему трудно понять, какого рода этот интерес? Подумав, Елена все же утвердилась: их отношения будут лишь деловыми. Разговор не клеился.
Кирилл отвез ее домой и отчалил. От обиды и со зла захотелось курить. Надо отбросить никчемные надежды. Поразмыслив, она взяла сотовый.
— Кирилл, хотела поблагодарить вас за чудесную прогулку. — запела в трубку мелодичным голосом.
— Рад, что вам понравилось, — настороженно отозвался Кирилл.
— Простите, я пришла к выводу, что повела себя и в самом деле несколько несоответственно.
— Несоответственно, — Кирилл, похоже, пробовал слово на вкус.
— Если вам и правда важно, кто еще предложил мне…
— Лена, важно не это. Просто вам нет никакого смысла распыляться.
— Могу сообщить вам, что это Богаделов.
— Богаделов?
— Ну да, ведущий программы «Личности».
— Где я видел ваше выступление с Кариной Добронравовой. — уточнил Кирилл.
— Да. — подтвердила Елена. — Не откажитесь сообщить, вы с ней давно знакомы?
— С Кариной? Не очень. А почему вы спрашиваете?
— Откровенность за откровенность, насколько недавно? — проигнорировала его вопрос Елена.
— Надеюсь, вы ревнуете? — позволил себе вольность Кирилл.
— Скорей, уточняю роли.
Он засмеялся:
— Извините, шучу не очень удачно. Более тесное знакомство с Кариной мы свели после той передачи. Но оно чисто деловое!
После передачи. Правда или нет? И какие же дивиденды они надеются с нее получить?
— Ах эта скотина Богаделов! — Карина рвала и метала. — На чужой кусок не разевай роток. Такой кадр задумал из-под носа увести, и это у меня. Нет, пусть оставит свои мечты.
Она выщелкнула сигарету из пачки, но, сломав ее неловким движением, отбросила в сторону.
— К чему столько эмоций? — пожал плечами Кирилл.
— Он уведет ее, посмотришь, уведет!
— Это еще не известно, — он нахмурился. — Но даже если уведет, что тут такого? Ты так с ней носишься, будто она твой последний шанс.
— Я привыкла браться за дело и доводить до конца, — холодно пояснила Карина. — И не делай вид, будто тебе все равно, станет она работать с ним или нет.
— Послушай меня. Она работать с нами не станет. — вдруг с расстановкой произнес Кирилл и глянул на Карину.
— То есть?
