— Мальчик, как бы ты ни ухищрялся, тебе никуда не деться — это неизбежно.
Мальчик растер запястье и сказал Спице, что Спица гад, мерзавец и тварь. А подошедший Джим протянул Спице свой кулак и предложил:
— Подержи лучше меня, Спица.
Спица нахмурился и приготовился отскочить при первом резком движении Джима.
— Джим, я беру только то, что принадлежит мне по праву.
— По какому праву, Спица?!
— Джим, Спица победил Шрама — Мальчик его!
— Чего, Подрез?!
— А я ничего, я говорю, тут спорная ситуация и такие вопросы так просто не решаются.
— Джим, есть же правила!
— Нет никаких правил!
— Есть!
Джим ударил Лахмосу в челюсть, Лахмос, сложив руки по швам, влетел под нары к Мослу, и беспокойное сознание долго его не тревожило. Товарищ Лахмоса, Жмых, возмутился и крикнул:
— Держите меня, а то я за себя не ручаюсь! Держите меня!
Но Жмыха никто не держал, поэтому он схватил Стероида за плечи, встряхнул и крикнул ему:
— Держи меня, Стероид, а то я за себя не ручаюсь! Крепче держи меня, Стероид!
Спица отлетел далеко, Прокл отлетел очень далеко, Дрыль сам залез под стол. Тироль поцеловал Прокла в холодный лоб, пнул Гальюна и закричал:
— Камера! Все на Джима! Джим против правил! Джим против правил! Джим против правил! Джим против правил!
Тироль опустил голову, закрыл глаза и побежал в направлении живота Джима, за дрожащим в коленках Тиролем почему-то вдруг бросилась почти вся камера. Толпа сшибла Джима, навалилась, и все тела сплелись в яростный комок.
Потный шар катался по камере, время от времени в него бросалась новая партия возмущенных камерников, замещая уже отдавших долг борьбе за справедливость и незыблемость правил консерваторов или погасивших революционный пыл перемен реформаторов.
— Мальчик, а ты что сидишь? Из-за тебя же бойня. Вон Рыжий, как взрослый дерется — молодец!
— Мосол, не этот ли молодец надавал тебе оплеух во время общественных работ?
— Да, тогда он поступил как последний негодяй.
— Где же твоя объективность, Мосол? Чем оплеухи на чужих затылках отличаются от оплеух на твоем?
— Ну… Во! Смотри, Тироль откатился!
Мальчик с Мослом прислонили Тироля к стеночке, похлопали по щекам и дали ему попить холодной водички.
— Как, Тироль, всех победил?
Тироль мутно заморгал на Мальчика и сказал:
— Хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи…
12
Ротербанд сначала долго свистел, а потом отважно вступил в схватку. Он грозно потребовал прекратить безобразие и дернул за шиворот первого попавшего под руку нарушителя, но нарушитель нагло превратил строгий крючок носа Ротербанда в легкомысленную курносость и опять нырнул в кучу тел. Ротербанд недоуменно посидел на лавочке, собрал в ладошку веселые красные капельки, решил, что он обиделся, и убежал за подмогой.
Подмога явилась в полном составе и тут же из толстого брезентового шланга стала поливать холодной водой дерущихся. Холодная вода быстро прояснила сознание и вернула камерников к действительности — те, кто мог передвигаться, уползли на свои места, те, кто не мог, остались лежать в холодных лужах.
Спица лежал на животе и тянул руки вперед, но при этом голова Спицы была развернута на сто восемьдесят градусов, и он немигающе смотрел назад.
— Мальчик, похоже, Спица не будет больше к тебе приставать.
— Похоже, Мосол.
К Спице подошли Люциус и Ротербанд, взяли его за руки и за ноги и вынесли из камеры. Закир почесал затылок и сказал Лымарю:
— Лымарь, а Джима нам вдвоем будет тяжело тащить до мертвецкой, давай Кирпича попросим помочь.
— Давай.
— Кирпич, помоги нам дотащить Джима.
— Сами, что ли, не можете, в конце концов!
Кирпич нехотя подошел и взялся за правую ногу Джима, Джим поднял голову и сказал Кирпичу:
— Так-то, Мальчик.
Кирпич испуганно бросил ногу Джима и отскочил в сторону:
— Он разговаривает!
Джим оттопырил губы и из собравшейся на них слюны, надул большой пузырь.
— Лымарь, он, наверно, живой.
Пузырь на губах Джима лопнул, голова откинулась назад, зрачки ушли под веки.
— Нет, Закир, он, наверно, мертвый.
— Пусть пока полежит, потащили кого полегче.
Лымарь с Закиром растаскивали тела, Кирпич координировал работу, попутно начищая серебряные пуговицы, Ротербанд трогал распухший нос то указательным пальцем левой руки, то указательным пальцем правой. Некоторые из камерников, проходя мимо лежащего Джима, украдкой пинали его.
— Эй, Рыжий!
— Чего?
— Наверно, необыкновенное удовольствие — пнуть мертвого Джима?
— Да ладно! Я просто споткнулся.
1
Дознавательная комната охранника Младшего была длинной, узкой и с очень высоким потолком. Младший сидел за огромным, покрытым красным сукном столом, а Мальчик стоял напротив и щурился от яркого света настольной лампы, направленной на него. Младший коротким взмахом головы откинул назад волосы, закрыл глаза и спросил Мальчика:
— Мальчик, с какой целью ты провоцируешь людей на беспорядки?
— Мне кажется, беспорядки свершаются спонтанно, и я виноват в них столько же, сколько все остальные.
— Возможно, но почему-то все остальные говорят, что это из-за тебя произошли последние две драки.
— Они заблуждаются — причина в вожделении, и если, например, объявить, что спать можно только с Дрылем, тогда все драки будут происходить из-за Дрыля, а если всех кастрировать, то драк не будет вообще, разве что из-за добавки киселя.
— Ну-ну. Теперь я действительно верю, что ты мог устроить эту свалку.
Младший протянул руку к белой кнопочке и легонько нажал на нее. Ротербанд вбежал в комнату, на ходу проглатывая что-то недожеванное.
— Ротербанд!
— Да?
— Ротербанд, почисти ботинки, выглади брюки, подстриги ногти, смени воротничок, побрейся, включая и подмышки, и если еще раз зайдешь ко мне с набитым ртом, то тогда я даже не представляю, что сможет утолить мой гнев. Пшел вон!
— Слушаюсь!
— Стой! Отведи зачинщика смуты в карцер.
— Слушаюсь!
Бледный Ротербанд сделал шаг к двери, но, побледнев еще больше, остановился и робко обернулся:
— А… Извиняюсь, кто зачинщик смуты?
— Перед тобой, болван.
Ротербанд громко застучал нижней челюстью об верхнюю и, выпучив от перенапряжения глаза, хрипло выдохнул:
— Вы?!
— Кто «вы»?! Ротербанд, ты чем там обожрался? Бери Мальчика и тащи его в пятьдесят четвертый карцер, идиот!
— Слушаюсь! Извиняюсь! Никогда больше не повторится! Мальчик, за мной, то есть впереди меня!
2
Ротербанд в гневе пихал Мальчика в спину костлявым кулаком, приговаривая на каждом шагу:
— Вперед! Вперед! Вперед!
У маленькой железной двери в пятьдесят четвертый карцер Ротербанд поставил Мальчика лицом к стене и загремел ключами. Дверь в карцер завыла и сквозь узкую щель показала Мальчику черноту. Мальчик шагнул к двери, но Ротербанд, посчитав, что виновник его унижений отделывается слишком легко, толкнул Мальчика назад:
— Куда прешь без разрешения!
— Разрешите посетить карцер.
— Чего?!
— Да ничего, пытаюсь получить разрешение.
Ротербанд раскраснелся, схватил Мальчика за ухо и стал его выкручивать:
— Я тебе покажу разрешение!
— Остановись, раздатчик!
— Чего?! Да как ты со мной!.. Меня на ты!.. Да я тебя!..
— Вспомни, Ротербанд, говорил ли Младший причинять мне хоть малейшую боль?
— Ну и что, что не говорил!
— Раздатчик, а как реагирует Младший, когда делают то, чего он не разрешает?
— Дык!.. Он очень… Дык!.. Да, но… Дык!.. Так я же… Дык!.. А потом я тебя и не трогал совсем!
— Тогда с дороги, раздатчик!
— А я и ничего! Заходи. Только ты зря торопишься, Мальчик.
3
Тяжелая дверь стукнулась об крепкие косяки, и Мальчик стал водить в воздухе руками, чтобы хоть как-то ощутить пространство. Слева, на расстоянии вытянутой левой руки была шершавая, мокрая стена, справа, на расстоянии вытянутой правой руки тоже была шершавая, мокрая стена. Мальчик приготовился погрустить и опустился по стеночке на что-то неожиданно мягкое. Мягкое еще более неожиданно зашевелилось и сказало:
— Куда ты садишься — не видишь, человек лежит.
Мальчик от неожиданности подпрыгнул и ударился головой об очень низкий деревянный потолок, с которого сразу же посыпалась труха, склизкие грибы и несколько почти истлевших гвоздей.
— Я вообще ничего здесь не вижу.
— Потолок не трогай — обвалится. Грибы собери и раздели на троих.
— Почему на троих?
— Так положено.
— Странно, а говорили, что в карцерах всегда по одному держат.
