– Так где мы находимся? – спросил я. (Компас тоже был у Марси.)
– К востоку от нигде, – подмигнула она.
– Мне нравятся здешние красоты, – улыбнулся я.
– Знаешь, если бы ты не ворвался в мой номер, нагрянув, как гром среди ясного неба, я бы все еще торчала в той прокуренной комнате в отеле, – с благодарностью произнесла Марси.
Она приготовила кофе на примусе, который эксперты, конечно, могли бы назвать неудачным и даже опасным для здоровья. Как бы там ни было, меня он согрел.
– Марси, – сказал я, шутя лишь наполовину, – в тебе пропадает кулинар.
– Готовлю только на лоне дикой природы, – засмеялась Марси.
– Значит, это твоя стихия, – улыбнулся я.
Марси посмотрела на меня, а потом огляделась по сторонам. Она вся светилась счастьем:
– Как жаль, что рано или поздно нам придется уйти…
– Мы можем остаться, – я был серьезен. – Марси, мы можем остаться здесь, пока ледники не начнут таять или пока нам не захочется поваляться на пляже. Или спуститься на каноэ по Амазонке. Давай, я серьезно!
Марси задумалась. Размышляет, как отнестись к моему… Предложению? Или идее?
– Ты меня проверяешь? Или серьезно? – наконец спросила она.
– И то, и другое. Я буду счастлив выйти из этой мышиной беготни, а ты? Немногие люди могут себе это позволить…
– Кончай, Барретт, – запротестовала она, – ты самый амбициозный из всех, кого я когда-либо знала. Кроме меня. Спорим, ты иногда видишь себя в кресле президента?
Я улыбнулся. Но кандидат в президенты не имеет права врать:
– О’кей. И такое бывало. Но в последнее время я думаю, что гораздо с большим удовольствием учил бы своих детей кататься на коньках.
– В самом деле? – Марси была искренне удивлена.
– Только если они пожелают учиться, – добавил я. – Ты могла бы жить счастливо, если бы не нужно было ничего никому доказывать?
Она на секунду задумалась.
– Что-то новенькое, – ответила она. – Пока не появился ты, я чувствовала себя лучше, только если побеждала и внимание всех было приковано ко мне.
– Скажи, а что может сделать тебя счастливой теперь?
– Парень.
– Какого типа?
– Который не станет во всем слушаться меня. Который поймет, что на самом деле… мне не всегда хочется быть главной.
Я молча слушал ее. И горы тоже молчали.
– Мне нужен ты, – наконец произнесла Марси.
– Я рад, – ответил я.
– Чем займемся теперь, Оливер? – спросила она.
Нам было хорошо и спокойно. В разговоре то и дело возникали паузы.
– Сказать, что нужно делать? – спросил я.
– Да! – ответила Марси.
Я глубоко вдохнул и произнес:
– Продай магазины.
Марси чуть не выпустила из рук чашку с кофе:
– Что?!
– Послушай, Марси, я уже так изучил образ жизни президента торговой сети, что могу написать об этом диссертацию. Ты должен быть все время в движении, быть готовым к переменам – ни секунды покоя.
– Чертовски верно, – ответила она.
– Может, все это и необходимо для бизнеса, но для взаимоотношений нужно нечто совершенно противоположное: много свободного времени и минимум рабочих поездок.
Марси не отвечала. Так что я продолжил свою проповедь:
– Следовательно, – радостно закончил я, – тебе нужно продать «Биннендейл». У тебя будет роскошный офис консультанта в том городе, где тебе понравится. А я открою свою юридическую практику. Может быть, у нас получится прижиться там. И обзавестись парой ребятишек.
– Ну ты и мечтатель, – рассмеялась Марси.
– А ты просто дура, – ответил я, – потому что все еще по уши влюблена в свою собственную власть.
Мой тон не был осуждающим. Хотя это было чистой, черт ее побери, правдой.
– Ах, ты! – сказала Марси. – Ты проверял меня.
– Проверял. И ты провалилась, – улыбнулся я.
– Ты нахальный эгоист, – игриво заключила она.
Я кивнул:
– Я всего лишь человек.
Марси посмотрела на меня.
– Но ты ведь меня не бросишь?..
– Любой снег когда-нибудь тает, – ответил я.
А потом мы встали и, взявшись за руки, вернулись в машину.
И поехали в Денвер. Где снега не было вовсе.
В Нью-Йорк мы вернулись в среду вечером. К тому времени Марси смогла навести порядок в денверском представительстве, и нам даже удалось еще раз сыграть в снежки. Но ее суперэго восторжествовало. Снова надо было работать. И я даже успел (по телефону) помочь Барри Поллаку на его финишной прямой.
Очередь к такси казалась бесконечной, и мы здорово замерзли. Наконец перед нами возникло нечто, напоминающее помятую консервную банку желтого цвета. Другими словами – типичное нью-йоркское такси.
– В Квинс не еду, – буркнул водитель вместо приветствия.
– Я тоже, – ответил я, дергая искалеченную дверцу, – так что едем на 64-ю, Ист, дом двадцать три.
Мы оба находились внутри. Так что теперь закон обязывал водилу доставить нас по упомянутому адресу.
– Давайте лучше на 86-ю, Ист, пять-ноль-четыре.
Что?! Поразительное предложение исходило от Марси.
– Кто, черт побери, там живет? – спросил я.
– Мы, – улыбнулась она.
– Мы?! – недоумевал я.
– Парень, у тебя что, – поинтересовался таксист, – амнезия?
– А ты кто, – нашелся я, – Вуди Аллен?
– По крайней мере, я помню, где живу, – выдвинул он довод в свое оправдание.
К тому времени остальные таксисты подгоняли нашего – воздух заполонила жуткая какофония из сигналов и ругательств.
– О’кей, так куда? – потребовал он.
– 86-я, Ист, – сказала Марси. И добавила шепотом, что объяснит мне по дороге. Как минимум, это стало для меня сюрпризом.
Военные называют такую территорию ДМЗ – демилитаризованная зона. Марси придумала найти квартиру, которая не принадлежала бы ни ей, ни мне, ни даже нам обоим и была бы чем-то вроде нейтральной территории.
О’кей. В этом был резон. Хватит с нас моей мышиной норы. В любом случае, Марси выдержала испытание ею.
– Ну как? – спросила Марси.
Однозначно, место было великолепное. Хочу сказать, что выглядело оно, точно как на тех образцах на верхних этажах «Биннендейл». Я насмотрелся молодых пар, рассматривающих эти квартиры и мечтающих: «Эх, если б мы могли жить так же».
Марси показала мне гостиную, кухню, выложенную кафелем («Я пойду на кулинарные курсы, Оливер»), ее будущий офис, потом спальню королевских размеров и, в конце концов, главный сюрприз: мой офис.
Да. У нас было два рабочих кабинета: Его и Ее. Наверное, пришлось содрать кожу с целого стада коров, чтобы обить всю мебель в моем кабинете. Повсюду были полки для книг по уголовному праву – сплошь стекло и хромированная сталь. Комбинированное освещение. В общем, тут было все, о чем только можно мечтать.
– Ну как? – переспросила Марси, ожидая хвалебных отзывов.
– Это просто невероятно, – сказал я.
Удивившись, почему чувствую себя, словно мы с Марси актеры и играем сцену по заранее известному сценарию. Написанному ею.
А потом подумав – собственно, какое это имеет значение?..
– Что вы чувствуете?
За время моего отсутствия методы доктора Лондона не претерпели изменений.
– Послушайте, мы оба оплачиваем коммунальные расходы.
Прекрати, Оливер. То, что мы оба платим за квартиру, не говорит о чувствах ничего. Хотя по-настоящему меня беспокоило даже не это.
– Дело не в эгоизме, доктор. А в том, как она… распоряжается нашими жизнями.
Я помолчал, а потом продолжил:
– Послушайте, мне не нужен дизайнер. И романтическое освещение. Как она не понимает, что все это совершенно неважно? Вон, Дженни купила побитую молью мебель, скрипучую кровать и обшарпанный стол – и все это за девяносто семь баксов! Гостями за ужином были исключительно тараканы. Зимой дуло из всех щелей, а по запаху в коридоре мы точно могли сказать, что ели на обед все соседи. В общем, квартирка была та еще!
Я снова замолчал. Затем стал рассказывать дальше:
– Но там мы были счастливы, и все остальное для меня не имело значения. Вернее, иногда, конечно, имело – например, когда сломалась ножка кровати. В тот момент, когда мы с Дженни кувыркались в ней. Ох, и здорово же мы тогда посмеялись!
Я снова запнулся. Оливер, что ты хочешь сказать?
Кажется, я пытаюсь сказать, что мне не нравится новая квартира Марси.
Да, мой новый офис – просто чудо. Но, когда нужно подумать, я возвращаюсь в свой старый полуподвал. Где и сейчас стоят мои книги. Куда до сих пор приходят счета. Куда я ухожу, пока Марси не бывает в городе.
Поскольку остаются считаные дни до Рождества, Марси, как обычно, в отъезде. На сей раз в Чикаго.
И мне очень хреново.
Потому что сегодня вечером мне предстоит плотно поработать, чем я категорически не могу заняться в нашем с Марси домике мечты на 86-й улице. Потому что весь Нью-Йорк сегодня в рождественских украшениях. А я чувствую себя донельзя паршиво – хотя есть целых два места, где я могу побыть в одиночестве. И мне стыдно звонить Филу – только потому, что боюсь признаться в своем одиночестве.
