– С чего начнем?
– Не притворяйся! «Атаман» – это шикарный русский клуб на Сансет-бульваре. Они тебе дадут целый вечер! Хочешь, я прямо сейчас позвоню?
Злость влилась в него так же рьяно, как холодный сок за пять минут до этого поворота в разговоре:
– Не так быстро, сударыня. Знаете, я хотел вам сказать еще ночью, но подумал, что будет бестактно. Знаете, если выбирать между принюхивающейся мышкой и смеющейся обезьянкой, я бы на вашем месте выбрал последнее.
Она побледнела, как будто сразу поняла, что он имеет в виду:
– Подонок! Я знала, что ты подонок, многие говорили! Убирайся отсюда и забудь это место! – Последняя фраза вся прошла у нее по-английски для пущей важности.
Плетясь под огромными пальмами Оушен-авеню в сторону своего похабненького Вениса, он наслаждался свободой и корил свое похабство. Вот унизил еще одну хорошую бабу. Грязной, богемной ремаркой, как помоями, окатил. Она, природная балерина, решила станцевать со мной великолепный дуэт, а я ее осадил и унизил. Подонка к подонкам тянет, в Венис.
В этом нашем постмодернистском необайронизме, думал он далее, мы, быть может, что-то обретаем по части самовыражения, но никогда ничего по части любви. Демонизируется каждое очередное поколение: «лишние люди», «потерянные», «обожженные», кокетничаем уже сто пятьдесят лет своим декадансом. Нам не дано и приблизиться к простоте и чистоте «нового сладостного стиля», к стихам Гвидо Гвиницелли семисот-с-чем-то-летней давности:
Амур натягивает лук
И, торжествуя, радостью сияет:
Он сладостную мне готовит месть.
Но слушай удивительную весть —
Стрелой пронзенный, дух ему прощает
Упадок сил и силу новых мук.
Вместо духа, милостивые государи, стрела попадает нам в копчик. Акупунктура эрогенных зон. Дальнейшее: злосчастное кокетство.
Теперь пора вернуться в Вествуд-виллидж, на перекресток, где высятся огромные рекламные щиты новых кинофильмов. Двадцатью, что ли, страницами выше мы оставили здесь нашего героя, когда он застыл при виде медленно приближающегося мотоциклиста. В соответствии с нашими правилами мы не собираемся щекотать читателя авантюрными загадками, а посему и сообщаем сразу, что это был не кто иной, как Стенли Корбах на сорокатысячном «харлей-дэвидсоне». Мотоциклы недавно стали новым бзиком пятидесятишестилетнего магната, неплохим средством для отвлечения от экзистенциальных мук.
Александр Корбах об этом, конечно, понятия не имел. Меньше всего на свете он ожидал появления каких-либо Корбахов по соседству с «Колониал паркингом» в Вествуде. Он вряд ли помнил подробности разговора, что состоялся чуть ли не год назад в универсальном магазине, носящем его собственное имя. В лучшем случае он мог вспомнить только свое неуклюжее, если не позорное, выступление в том месте, что он принял поначалу за врата Судного Дня. Впрочем, если эти воспоминания и посещали его, он старался от них побыстрее отмахнуться. И все-таки в этот момент оцепенения он почему-то почувствовал, что необычный ездок явился сюда по его душу.
Ездок с седыми усами и отменной шапкой свежих каштановых волос бросил на него быстрый, полный юмора и благосклонности взгляд и прокатил мимо в темную пасть паркинга. Когда Алекс последовал за ним и вошел внутрь, он увидел, что ездок стоит возле диспетчерской и в дружелюбной манере беседует с Тедом. «Харлей» стоял рядом, как хорошо прирученный лев – сродни тому, что постоянно следовал за Буддой.
– Эй, Алекс, тут джентльмен хочет с тобой поговорить! – крикнул Тед, увидев проходящего мимо служащего. Некоторое удивление можно было уловить в его голосе, как будто он сразу задавал себе несколько вопросов: что общего у такого джентльмена с нашим русским? разве джентльмены ездят на «харлеях»? разве «харлеи» подчиняются таким джентльменам?
И впрямь, ничего вавилонского не было в обличии джентльмена. Одет он был в обычную кожанку типа «бомбовоз классик», а вовсе не в черные доспехи, пересеченные длинными «молниями», что типично для клана «харлейщиков». Ни черепа с костями, ни свастики, ни серпа с молотом, ни мясистой русалки на бензобаке не наблюдалось. Не было также никакого мрачного величия в чертах его лица.
– Мистер Корбах?! – воскликнул гость, как будто он с трудом мог поверить своим глазам. – Вы ли это?
– Йес, сэр! – ответствовал Алекс. – Чем могу быть полезен, сэр? – Проявляя стандартную вежливость автомобильного слуги, он автоматически насторожился. Не оттуда ли этот парень явился? Не от них ли? Имелся в виду, разумеется, КГБ.
Не тратя времени зря, гость тут же развеял кагэбэшную паранойю:
– Позвольте мне представиться. Я Стенли Корбах. В каком-то смысле нас можно считать родственниками!
– Ni khuya sebe! – пробормотал Алекс. Он вспомнил внезапно, что это имя упоминал молодой менеджер универсального магазина. Имя президента гигантской корпорации, то самое «большое имя в США»!
– Вы не возражаете, мистер Корбах, если я вас похищу на некоторое время? Как насчет раннего ланча, сэр? Мне нужно с вами поговорить на важную тему.
Захваченный врасплох, Александр мямлил что-то почти неразборчивое. Английские слова теперь повисали, как полудохлые мухи в паутине:
– Ит из соу неожиданно. Я на работе. Джоб, джоб. – Наконец удалось сложить вразумительную фразу: – Благодарю за приглашение, но я вряд ли им сейчас могу воспользоваться, поскольку только что начал смену.
Стенли просиял. Этот парень говорит на довольно понятном английском. В нем нет ничего психованного, между прочим, ничего претенциозного. Нормальный, приятный на вид малый в корбаховском стиле, бойкий, легкий на ходу.
– Надеюсь, мистер Тед нам поможет найти выход из положения. – Он повернулся к боссу, наблюдавшему всю сцену с растущим изумлением, которое, впрочем, совсем не отражалось на эбонитовом эфиопском лице. На конторку перед боссом легла тройка сотенных бумажек.
– Без проблем, – сказал Тесфалидет и помахал своей кистью пианиста. – Можешь взять отгул, Алекс, без проблем.
Арам тайком показал Александру большой палец и посолил его сверху щепотью. Пришла удача, старик, поздравляю!
Корбахи покинули паркинг и направились к ближайшему заведению, которое называлось «Кафе Алисы». Там как раз начали готовить столики к ланчу. Стенли был намного выше Алекса, поджарый, но очень широкоплечий, гигант своего рода. Твердый подбородок гордо высился над индюшиным мешочком дрябловатой кожи. Александра вдруг пронзило неожиданное чувство комфорта, если это чувство может пронзить. В мире, кажется, присутствуют некоторый комфорт и некоторая естественность, если вы можете так по утрянке направиться с гипотетическим родственником в ближайшее кафе. Стенли поймал его взгляд и улыбнулся с добродушным, хоть и несколько диаболическим юморком.
В ресторане Стенли начал изображать растерянного провинциала.
– Вы голодны, Алекс? – спросил он.
– Не очень, – был ответ.
– Что касается меня, то мне совсем не хочется есть, – сказал Стенли. – Шит, мы, кажется, попали в западню. Если мы закажем мало, они нас не будут уважать. А если мы закажем полный ланч и не съедим, они нас совсем не будут уважать. Предлагаю начать с хорошей бутылки шампанского. Шампанское стоит дорого, так что они сразу нас зауважают, понимаете?
Вот в чем я нуждался всю жизнь – в мудром старшем брате, подумал Александр.
– Мне нравится, как вы заказываете шампанское, Стенли, – сказал он.
Когда первая бутылка «Клико» была закончена, перед прибытием второй Стенли начал свой «серьезный разговор»:
– Позвольте мне, мой дорогой, пригласить вас на короткую экскурсию в довольно отдаленную страну и в не очень-то отдаленное время, поехали?
[83]
Вообразите себе Варшаву в семидесятые годы XIX века. Губернский центр Российской империи. По-польски запрещается говорить в общественных местах. Еврейский язык, как вы понимаете, тоже не очень в чести. В это время на Старом Мясте был хорошо известен меховой магазин Корбаха. Как давно появились Корбахи в Польше, нам еще предстоит уточнить, однако не нужно путать еврейских Корбахов с польскими Корбутами, которые там жили всегда. По некоторым данным мы можем предположить, что Корбахи на самом деле были Кор-Бейтами и что они попали в Польшу после испанского исхода через Голландию и приспособили свое имя к польской фонетике.
У Гедали Корбаха был большой дом кирпичной кладки, мрачный, весь занавешенный тяжелыми шторами и, разумеется, полный чертей. Хозяин, человек состоятельный и набожный, пользовался авторитетом в еврейской общине. В доме все время толклись толкователи Талмуда, а также и житейские мудрецы в лапсердаках и бархатных камилавках. Впрочем, были и светские гости. Предание гласит, что дом посещал даже сам барон Гинзбург, который не только покупал там своим бабам шубы, но и рассуждал о судьбе народа с тяжеловесным Гедали.
