Ознакомительная версия.
В один такой день мы с Сабиной славно поужинали после сеанса, и я села готовить при свете коптилки уроки на завтра. Сабина постояла за моей спиной, вздохнула и произнесла фразу, которую я давно от нее ожидала и которой боялась: «Хотела бы я знать, где сейчас мои девочки».
Мне сразу стало неуютно в нашей, такой обжитой нами, квартире. Во-первых, ее девочки и впрямь совершенно пропали, вот уже два месяца от них не было ни слуху, ни духу. Почта до окруженного немцами Ростова не доходила, а все наши попытки вызвать девочек на переговорную кончались неудачей: мы несколько раз посылали им вызов и всю ночь напрасно сидели на жесткой деревянной скамейке на телеграфе, но никто на наш вызов не приходил. А сводки по радио были ужасные - немцы подошли к самой Москве, и бабки на базаре судачили о том, что всю Москву уже разбомбили дотла. Что же было Сабине думать, если за это время девочки нас ни разу не вызвали на переговорную?
А во-вторых, до меня как-то вдруг дошло, что я ей не родная дочка, а случайный подкидыш - у меня, кроме нее никого не было, а у нее были Рената и Ева, родные, талантливые и красивые, не то, что я. От этих мыслей мне стало так горько, что слезы сами заструились по моим щекам. Я наклонила голову пониже над своими уроками, чтобы Сабина не заметила моих слез, капающих на только что решенную задачку, и вдруг почувствовала ее ладони на своих плечах. Она склонилась надо мной, прижалась щекой к моей щеке и прошептала: «Линочка, детка моя, что бы я без тебя делала? Я каждый день благодарю Бога за то, что он послал мне тебя в годину испытаний!»
Услыхав про «годину испытаний», я заплакала громко, навзрыд, жалея себя и ее, и ее девочек, и Льва Ароновича, попавшего в немецкий плен, и маму Валю, от которой тоже не было никакой весточки, и даже Шурку, хоть она храбрилась и уверяла, что ей все нипочем, была бы в доме жратва и кипяток для чая.
В нашем городе в тот год было кого пожалеть, хоть я не уверена, что кто-нибудь кого-нибудь жалел. Зима выдалась на редкость суровая и нам с Шуркой становилось все трудней добывать мебель для наших буржуек. Дети приходили в школу голодные и замерзшие, они все немножко обалдели от непрерывного уханья пушек и беспорядочных взрывов немецких снарядов в самых неожиданных местах, и стали страшно нервные.
Сразу после Нового года во втором классе произошел безумный скандал, который мог бы кончиться невесть чем, если бы не Сабина. В тот день во время урока арифметики совсем близко раздался треск пулеметных выстрелов и по улице за окном промчались два мотоцикла. Кто-то из задних рядов громко выкрикнул «Немцы!», и девочка по фамилии Каплан, стоявшая у доски, уписалась от страха. Она уронила мел, уставилась на расползающуюся у ее ног лужу и громко завизжала. От ее визга в классе началась общая истерика - все дети тоже громко завизжали и дружно уписались, а некоторые даже укакались.
Испуганная учительница выскочила из класса и срочно вызвала директрису Лидию Петровну, которая, отправив учительницу во врачебный кабинет за Сабиной, помчалась в непослушный класс. Прежде, чем поспешить за директрисой, Сабина взяла свой чемоданчик, а по дороге заглянула в мой класс и вызвала меня. Когда мы с Сабиной ворвались во второй класс, там творилось нечто невообразимое. Все дети вскочили с мест и бились в истерике, а Лидия Петровна громко на них орала и топала ногами - похоже, у нее тоже началась истерика.
Это было очень заразительно - я почувствовала, как у меня внутри начинают дрожать и звенеть какие-то струны, а горло стискивает жесткая злая рука. Чтобы расслабить давление этой руки нужно было срочно завизжать и написать в штаны. Но я не успела это сделать, потому что мое внимание отвлекла большая лужа с неровными краями, ползущая из-под колотящих пол каблуков директрисы. Сосредоточившись на брызгах, летящих из-под туфель, я не заметила, что сделала с директрисой Сабина. Но вдруг туфли перестали отбивать чечетку и голос Лидии Петровны зазвучал не так пронзительно.
Я подняла глаза и услышала, как Сабина тихо говорит: «Лидия Петровна, пожалуйста, выйдите из класса». Сабина была маленькая и худенькая, а Лидия Петровна была настоящая директриса - высокая, полногрудая и красиво одетая. Но она вдруг съежилась, втянула голову в плечи и послушно выбежала в коридор. Сабина вынула из чемоданчика блестящий зеркальный шар на шнурке и дала его мне: «Покачивай его слегка, как маятник». Я качнула шар, он засверкал и закружился, и некоторые дети уставились на него. Подождав минуту, Сабина заговорила тихо и внятно, повторяя каждую фразу несколько раз:
"Тихо, дети, тихо, все хорошо, все в порядке.
Вы чувствуете себя спокойно и удобно.
Вы чувствуете вялость и сонливость.
Вы чувствуете себя спокойно и удобно.
Вас клонит ко сну.
Ваше зрение затуманивается;
Ваши веки тяжелеют;
Ваши веки все тяжелее и тяжелее, они сами закрываются,
Вы такие сонные, сонные, сонные;
Вы засыпаете, засыпаете, засыпаете;
Вы засыпаете, засыпаете, все крепче и крепче;
Вы спите, вы крепко спите".
Постепенно многие дети переставали визжать и колотить ногами об пол, их головы склонялись на грудь, их руки начинали тереть глаза и они шлепались кто куда, - обратно за парту или прямо на пол. Вслед за ними и остальные, более упорные, переставали вопить и отчаянно закидывать головы назад, будто стремились сломать себе шеи, и тоже сваливались туда, где стояли, иногда в собственную лужу. И только Светка Каплан, та, которую паника застигла у доски и которая первая начала биться в истерике, никак не могла успокоиться.
Сабина подошла к ней сзади и принялась легкими движениями гладить ее по голове и по плечам, а мне скомандовала встать перед Светкой и то отдалять, то приближать к ее лицу крутящийся шар. Безумный Светкин взгляд сосредоточился на шаре и она начала потихоньку затихать - не так дергаться и дрожать, не так пронзительно вскрикивать. Тогда Сабина подставила ей стул и, слегка нажав на ее плечи, осторожно усадила ее, продолжая поглаживать ей шею и приговаривая: «Ты очень хочешь спать, твои веки тяжелеют и сами закрываются. Ты засыпаешь, засыпаешь, засыпаешь. Ты спишь, ты крепко спишь». И Светка в конце концов заснула, как все остальные.
Мы с Сабиной остались одни перед толпой детей, заснувших в самых странных позах. «Как тебе это удалось?» - не веря своим глазам спросила я. «Я училась этому полжизни. Я расскажу тебе об этом потом, а сейчас нужно этих несчастных детей разбудить. Но не сразу».
В дверь заглянула расстрепанная директриса, - похоже, она уже пришла в себя и немножко помылась. «Как дела?» И ужаснулась, увидев разбросанные по полу детские тела: «Что с ними? Они живы?» «Конечно, живы. Просто они во власти гипнотического сна». «Что же теперь будет?» «Ничего особенного. Я дам им немного поспать, а потом начну выводить их из этого состояния».
"Нужно вывести их немедленно, - подняла голос директриса, а то ведь они могут никогда не проснуться". "Если вы лучше меня знаете, что делать, так выводите их сами", - тихо ответила Сабина и двинулась к дверям. "Нет, нет, Сабина Николаевна, вы не так меня поняли! Мне просто стало страшно, что...это самое... ну, вы знаете... - забормотала испуганная директриса, - не уходите, не оставляйте меня с ними наедине!"
«
Как вам будет угодно», - пожала плечами Сабина и обратилась ко мне: "Лина, давай сюда шар, он больше не нужен". Пока она прятала шар в чемоданчик, директриса наконец заметила меня: "Ты! что тут делаешь, Столярова? Почему не на уроке?"
"Я вызвала ее с урока, потому что я бы не справилась одна с таким количеством обезумевших детей".
"Но ведь она не сумеет сохранить этот случай в тайне. Она обязательно кому-нибудь расскажет!"
"Но ведь и дети тоже расскажут об этом родителям", - возразила Сабина.
"А вы не можете сделать так, чтобы они обо всем забыли?" Сабина опять пожала плечами: "Я могу постараться". И тут директриса упала перед ней на колени и промяукала с заискивающей улыбкой: "Ради Бога, постарайтесь. Я знаю, что вы можете все. Я читала статью о вас в одном старом журнале".
Сабина отшатнулась от стоящей на коленях растрепанной директрисы в измятой юбке и в туфлях на босу ногу: «Я сделаю, что смогу, Лидия Петровна, только, пожалуйста, встаньте с колен!" Директриса стала неловко подниматься, ей это было нелегко, ей для этого пришлось упереться обеими руками в пол, но тут она потеряла равновесие и рухнула на локти.
"Помоги Лидии Петровне, Лина",- я никогда не слыхала, чтобы Сабина говорила таким командирским голосом, словно ее подменили.
Я помогла директрисе подняться, та, с трудом сохраняя равновесие, добрела до стула и тяжело опустилась на сиденье: "Вы представляете, что со мной будет, если об этой история узнают в горкоме партии? - прорыдала она и обернулась ко мне. - Иди к себе в класс, Лина, спасибо за помощь. И никому ни слова. Поверь мне, если ты не будешь говорить лишнего, ты об этом не пожалеешь".
Ознакомительная версия.
