Ознакомительная версия.
"Вот видишь, я сказала, что могу вылечить тебя не хуже твоей Сабины! Это - великое лекарство, настоящий ром! Помнишь, как в кино "Остров сокровищ: Йо-го-го, и в бочонке ром!" - похвасталась Шурка, но быстро опомнилась и спросила: "Что же с тобой все-таки случилось?". Волны из моей головы переместились куда-то в грудь, под ложечку, и я выдохнула, сама ужасаясь своим словам: "Мама Валя умерла". "Как так - умерла? Она же еще не старая!" "Скончалась от ран", - повторила я дурацкие слова головастой Марины. "Откуда ты узнала?" "В военкомате сказали. И объяснили - сейчас война, и многие люди умирают на фронтах".
"Значит, ты теперь сирота, как и я. На, заешь беду, - и она протянула мне конфету, настоящую шоколадную конфету, какой я не видела давным давно. - Но я, как видишь, выжила, и не так уж плохо. Значит, и ты можешь выжить. Эх, Линка, была бы ты хоть чуть постарше, взяла б я тебя с собой, и ты бы горя не знала! Но подождем годик-другой, а там видно будет!" Я сунула конфету в рот и ужаснулась, глотая сладкую шоколадную слюну: "Ты думаешь, эта жуткая война продлится еще годик-другой?» «А с чего бы ей кончиться? У немцев, знаешь, какая армия? Одних танков - тыщи!»
"Откуда ты знаешь?" Шурка прикусила губу и уставилась на меня: "Откуда, ты думаешь, у меня все это добро - ром, конфеты, сливочное масло?" Я не знала, откуда, я никогда об этом не думала. "Их дарят мне красные командиры, я по вечерам хожу в их клуб, танцую с ними, выпиваю, ну, и вообще... И слушаю их разговоры. Они думают,что я совсем дурочка, и болтают, будто меня нет рядом, а я слушаю и мотаю на ус. Я скажу тебе по секрету: не слушай трепню громкоговорителя - к лету немцы возьмут Ростов. И тогда нам всем хана".
Я онемела от ужаса: каждый день громкоговоритель уверял нас, что Ростов - самый неприступный город СССР и немцы никогда его не возьмут. «Что же будет?» «Что бы ни было, я немцев ждать не буду. В начале лета я удеру отсюда и буду пробираться на восток. Хочешь со мной?» Я уставилась на Шурку - она была не чета мне: взрослая, высокая, красивая и рыжая. «Не знаю, вряд ли я смогу. Да и как я брошу Сабину?» «Да, Сабину с собой взять нельзя, как и мою бабушку, они не выдержат, - задумалась Шурка. И нашла выход: Знаешь, ты будешь за ними ухаживать, за бабушкой и за Сабиной. А я тебе за это оставлю продуктов на год, для всех троих. Ладно?»
"Ладно", - вяло согласилась я, плохо представляя, что она имеет в виду. "А пока я подарю тебе пару отмычек, у меня есть лишние". "Что я буду делать с отмычками?" "Будешь открывать чужие двери, когда нужда припрет". "Но я же не умею!" "А я тебя научу, прямо сейчас. Это дело нехитрое, если инструмент хороший, - и она протянула мне две отмычки, - а у меня инструмент первоклассный, спасибо папочке".
Отмычки выглядели как тонкие палочки с крючками на концах. Шурка потащила меня к двери и тут же преподала первый урок. Я оказалась способной ученицей, Шуркину дверь я наловчилась открывать быстро, и мы отправились на лестницу -практиковаться на замках удравших от войны соседей. Через
несколько минут я открыла первый замок на втором этаже, и за этим занятием, возвращаясь из школы, застукала нас Сабина. «Что вы тут делаете, красотки?» - спросила она снизу, с первого этажа. "Спрячь отмычки, - прошипела Шурка и, прикрывая меня, двинулась навстречу Сабине. - Линка мне рассказала про Валентину и я ее утешаю". "Почему на лестнице?" - удивилась Сабина. "Чтобы бабушка не слышала, - лихо соврала Шурка, - а то у нее будет сердечный приступ, она ведь так любила Валентину". Пока они разговаривали, я исхитрилась сунуть отмычки в красный кисет с моей метрикой, висевший у меня на шее.
"А ты молодец. Я вижу, ты и впрямь ее успокоила", - похвалила Шурку Сабина, на что Шурка не удержалась зазнаться: "Вы воображаете, что только вы умеете утешать несчастных?" "Ничего я не воображаю, я рада, что и ты это умеешь. Меня на всех несчастных не хватит. А сейчас иди домой, ни к чему болтаться на лестнице в ночной сорочке".
Шурка убежала к себе и мы с Сабиной тоже вернулись в свою квартиру. Как только мы вошли в прихожую, Сабина обняла меня за плечи: «В свою комнату не ходи, иди прямо на кухню, мы сейчас будем готовить обед». И она выложила на кухонный стол кроме обычной хлебной пайки нечто необыкновенное - половинку курицы, луковицу и пять картофелин: «Это будет настоящий пир!» «Ты что, ограбила военный распределитель?» - удивилась я, зная, что гражданским лицам продукты в магазинах не продают. «Почти! Я ограбила школьный буфет». «Я и не знала, что там водятся куры». «Для кого водятся, для кого нет. Это тебе подарок от Лидии Петровны».
Мы приготовили роскошный куриный суп с картошкой и жаренным луком, половину съели, а половину выставили за окно - на завтра. Я хотела было сесть за уроки, но Сабина сказала: «Нет, сегодня у нас будет двойной сеанс, ведь вчерашний день мы пропустили», и мы отправились на свои обычные места - она на кушетку, а я на стул возле стола. И так мы провели несколько месяцев: утром в школу, потом на кухню, а потом она на кушетку, а я на стул возле стола. Постепенно голова наполнилась удивительной историей ее жизни, из которой можно было выкроить несколько романов.
Конечно, время от времени нам приходилось делать перерывы - иногда ходить на базар, иногда на менку, но такого великолепного обеда, как в тот день, приготовить ни разу не удалось. Только один раз мы прервали свои сеансы, когда вдруг словно с
неба свалилось на нас приглашение на переговорную от Ренаты из Москвы. Приглашение было на два часа ночи, но Сабина так разволновалась, что не смогла собраться с мыслями, а рвалась бежать на центральный телеграф чуть не с утра. С утра, не с утра, но пойти пришлось ранним вечером, потому что трамваи не ходили и нужно было успеть добраться туда до комендантского часа.
Дойти до телеграфа пешком нам было нелегко, особенно Сабине. Но мы все-таки успели до того, когда в городе погас свет, - там, где он в тот вечер был. Мы вошли в зал и сели на жесткую деревянную скамейку, готовые ждать несколько часов, пока дадут разговор. К счастью, уже началась весна, и было не так холодно, как зимой, но все-таки к полночи мы совершенно закоченели.
На удивление нас вызвали в кабинку ровно в два часа, но телефонная линия трещала, как аплодисменты после концерта Евы. «Мама, - прорвался голос Ренаты сквозь треск, - наш дом разбомбили. Что нам делать? Может, ехать к тебе?» «Вы с ума сошли! - закричала Сабина. - Ни в коем случае, наш город окружен немцами!» «Ничего не слышу! - заорала Рената. - Так ехать к тебе или нет? Нам тут очень страшно, все время бомбят, а по радио говорят, что Ростов не сдадут никогда». «Не верьте радио, - еще громче заорала Сабина. - Ни в коем случае сюда не ехать!» И тут связь прервалась. Сколько мы ни ждали, телефонистке так и не удалось ее наладить.
Наступило утро, кончился комендантский час, и мы поплелись домой. За всю дорогу Сабина не проронила ни слова. Пока мы добрели до дома, занятия в школе уже начались, но Сабина, не останавливаясь, прошла в свою спальню, рухнула на постель и с головой укрылась одеялом. Полежав пару минут молча, она слабым голосом позвала меня: «Линочка, позавтракай без меня, а потом пойди в школу, извинись за опоздание и скажи Лидии Петровне, что я заболела».
Я вскипятила чайник и заставила Сабину выпить стакан чая - заварки у нас давно не было, но Сабина еще с осени припасла мешок сушеных смородиновых листьев, вкус у них был совсем не плохой. Сама я завтракать не стала, а галопом помчалась в школу, чтобы успеть получить положенный мне половник пшенной каши. Наспех проглотив кашу, которой было так мало, я отправилась в кабинет Лидии Петровны.
Я вежливо постучала в дверь и вошла как раз вовремя, что бы заметить, как директриса торопливо сунула в ящик тарелку со своим завтраком - если там была каша, то ее было гораздо больше, чем давали нам, но, по-моему, там розовело еще что-то вроде сосиски. «В чем дело, Столярова?» - сердито спросила Лидия Петровна, явно недовольная тем, что я прервала ее завтрак. «Я пришла сообщить, что Сабина Николаевна заболела», - выпалила я, испугавшись, что она меня выставит за дверь до того, как я успею это сказать.
Лицо Лидии Петровны перекосилось - ученики стали слишком нервные от голода, и она ни дня не могла обойтись без помощи Сабины: «Что-то серьезное?» Я решила испугать ее еще больше, - может, она со страху расщедрится на что-нибудь, нам не положенное? «Пока неясно, что-то с сердцем, она всю ночь не спала», - добавила я правду, чтобы не завраться. «У нее был врач?» «Нет, зачем ей врач? Она сама себя лечит. - И тут меня осенило, и я прошептала, словно стесняясь сознаться: - Но у нас дома пусто и ей совершенно нечего есть».
"Сейчас, сейчас, - заторопилась директриса. - ты подожди в коридоре, а я что-нибудь придумаю!" Я послушно вышла из кабинета, прислонилась к стене и закрыла глаза, пытаясь представить, что она нам может дать - а вдруг сосиски или кусочек сала? От мысли о сосисках у меня рот наполнился слюной и сладко засосало под ложечкой. Тут директриса вышла в коридор с полотняным мешочком - на вид не слишком большим. "Вот, возьми, и беги домой, - не стоит оставлять ее надолго одну".
Ознакомительная версия.
