Ознакомительная версия.
Тогда я подошёл к хозяину, коротко переговорил с ним. Он кивнул и позвал своего сына, такого же, как он сам, только во всём поменьше и не седого. Парень включил мне аппаратуру, проверил микрофон, чем привлёк всеобщее внимание, и кивнул мне, мол, всё O.K. Я подошёл к пианино, открыл крышку, стоя пробежался по клавишам пальцами, сел за инструмент… Потом я заиграл и запел. Я пел без слов… То пел, то свистел. Я играл песню, которую у нас в стране знают все, а там никто. Слова были не нужны. Я пел без слов и свистел… иногда. Потом на эстраду вышел хромой барабанщик, сел за барабаны и очень вкрадчиво заиграл. Потом появились ещё два музыканта: они, оказывается, были здесь, только пили вместе со своими друзьями. Зазвучали труба и аккордеон. Музыканты не знали моей песни, но играли прекрасно. Шум в кабачке стих. Все слушали, многие плакали…
Юные шведы закончили песню, и я допил виски. Всё длилось каких-то шесть-семь минут. Чудесно действие музыки и алкоголя! Я был очень впечатлён. Я не ожидал такого сильного и чувствительного укола от этих двух юных худосочных северных людей. Всё то, что называется словами «Я сильно влюбился», снова рухнуло на меня. Я попятился к барной стойке. Мне нужно было ещё немного виски.
В своей рубашке, шейном платке и пиджаке я выглядел как отвратительно плохо проинструктированный иностранный разведчик или как банковский служащий на пикнике. Очень хотелось снять пиджак, но рубашка была заляпана… Я взял ещё виски… И ещё полчаса послушал концерт, не отходя от бара. Шведы сыграли пару отличных и штук пять просто качественных танцевальных произведений. Народ затанцевал. А я почувствовал, что усталость ужасно усилилась от впечатления, которое на меня произвела понравившаяся мне песня. Алкоголь подействовал, и захотелось… перекусить. Там… на маленьком острове, в кабачке давали такую чудесную уху с копчёным лососем и картошкой!.. «Я проголодался!» – констатировал мой мозг. «Сейчас съем чего-нибудь и поеду домой», – ответил я своему мозгу и пошёл вниз искать Макса. Когда начался спуск по лестнице, я понял, что всё-таки немного пьян, но не сильно. В голове было ясно, в сердце тоже, во всем остальном чувствовалась некоторая легкость в сочетании с неуправляемостью. «А каким же местом я устал?» – задал я себе вопрос. «Душой, ваше благородие! Душой!» – послышался ответ.
Сначала я услышал шум, потом увидел Макса. Он и ещё четыре парня нашего возраста тесной компанией сгрудились у барной стойки и, задрав головы вверх, смотрели в телевизор. По телевизору шёл бокс, бились два больших чёрных человека, боксёры блестели от пота, а Макс был снова весь расстёгнут: пиджак был совсем расстёгнут, рубашка была расстёгнута до середины груди. Макс покраснел и заметно напился. Четыре его приятеля тоже были пьяны нормально.
– Саня!!! – заорал Макс, увидев меня. – Мы с тобой побеждаем! – Он оторвался от своей компании и подошёл ко мне. – Смотри, это наш, – он ткнул пальцем в Экран. – Вот этот, здоровый. Он побеждает! Я на него поставил. А они все вот на этого…
Я не понял, на кого именно поставил Макс, боксёры оба были очень здоровые, но нужно было срочно выяснить, что именно поставил Макс.
– Макс! Ты что поставил? И кто эти твои друзья?
– Тс-с-с! – Макс приложил палец к губам. – Это хорошие ребята. Приехали из Краснодара. Тихо, Саня! Я поставил свою бороду!!!
У меня, видимо, сильно поднялись вверх брови, и Макс быстро зашептал мне на ухо:
– Я им сказал, что ношу эту бороду уже десять лет, что ничего нет для меня дороже, но если наш парень проиграет, я её сбриваю, а если выиграет, они платят за нас с тобой по полной. Они согласились, потому что я сказал, что сбрею бороду прямо здесь, в туалете.
Я с недоверием посмотрел на Макса, потом на ребят с юга, потом снова на Макса, и понял, что болею за боксёра… в общем, не за того, на которого поставил Макс.
Я подошёл к компании парней из Краснодара, познакомился со всеми и тут же забыл, как их зовут. Попытался смотреть бокс, не получилось. Там шёл седьмой раунд, и всё происходило как-то вяло. Может быть, я был недостаточно пьян или слишком влюблён?
На барной стойке стояли стаканы с пивом и тарелки с чипсами и орешками. Это то, что пили и ели Макс и компания. Я пристроился к тарелке с чипсами. Боже мой, не есть целый день, находиться в заведении, где можно заказать себе самую разнообразную еду и начать грызть чипсы! Но было вкусно. «Есть вообще вкусно!» – подумал я и понял ещё, что хочу выпить пива.
Хотя я понимал, что этого делать не нужно, причём, не нужно ни в коем случае. Будет плохо, неправильно и напрасно… Утром лицо будет… неприятное, и на это лицо будет стыдно смотреть, а на утро мне нужно хорошее лицо и чистый голос.
Но в следующую секунду я решил, что просто очень хочу пить, что маленькое пиво – это ерунда, это просто для утоления жажды, а главное – я ещё не пьян и контролирую ситуацию. Поэтому я заказал маленькое пиво и сразу же его выпил. Через минуту после того, как я допил своё пиво, боксёр, за которого болел Макс, послал противника в нокдаун. Макс хотел со мной по этому поводу чокнуться, но у меня пива уже не было… Короче, очень быстро мне в руку была вставлена свежая кружка пива, на этот раз большая… И я стал пить из неё.
– Саня, не огорчайся! – Макс подсел ко мне на соседний барный стул, обнял меня за плечи. – Ну чего ты скис? Завтра, а точнее уже сегодня, всё будет хорошо! Не грусти. Тебе что, эти ребята не нравятся? Да забудь ты про них. Нормальные ребята. Чего-то продали удачно или купили. Мудаки, конечно! Но нормальные, весёлые.
– Я больше пить не буду! – решительно сказал я.
– Конечно нет! Тебе нельзя! Тебе нужно будет за мной приглядеть. А я ещё выпью!
– Хоть бы твой боксёр поскорее уже проиграл! – заявил я и понял по тому, как я это говорил, что мне точно уже хватит.
– Почему это? Саня, это не по…
– Макс, я твою бороду видеть уже не могу!
– А я знаю! Но пусть это будет самым большим огорчением в жизни! А знаешь, Саня, какой самый грустный вид спорта в мире?
– В смысле?
– Ну самый грустный во всех смыслах!
– Для кого самый грустный? Для спортсменов или зрителей?
– Для всех! И для тех и для других.
– Бобслей!
– Ты чего такое говоришь? Бобслей – это весело!
– Тогда спортивная ходьба на большую дистанцию.
– Ты ничего не понимаешь вообще! Там много людей идёт, это раз! Во-вторых, они идут из пункта А в пункт Б, то есть, есть какое-то перемещение в пространстве, дорога, путь, смысл. И зрителям хорошо. Мимо них прошли спортсмены, они посмотрели на них две минуты и всё! Не-е-е! Другой вид спорта! Подумай.
– Не знаю, отстань, Макс!
– Самый грустный вид спорта – это женское одиночное фигурное катание! Сколько бы эта молодая и красивая женщина ни каталась по льду, сколько бы страстно ни вытягивала вперед руки, сколько бы ни выгибалась, ни крутилась бы… всё равно никто к ней не выскочит, не обнимет! Так она и останется одна на льду. Видишь! Грустно, а ещё символично!
– Сам додумался? – спросил я Макса.
– Нет, по радио услышал. Саня! Ну кто ещё мог такую глупость придумать? Ну конечно сам! Только что придумал, чтобы тебя рассмешить. Неплохо, правда?
– Супер! Конечно, женское одиночное катание! Она старается, молодая, красивая, – и всё бесполезно! Точно! Вот мужское одиночное катание – это невесело, но как-то не так безнадёжно, правда. Во-первых, мужика не так жалко, во-вторых, оно как-то вообще в мужской природе заложено быть одному, а в-третьих, совершенно…
– Саня, прекрати! С тобой вообще разговаривать нельзя. Ну пошутил я, пошутил! А ты уже и начал! Ты лучше представь себе, какое сильное зрелище было бы парное мужское фигурное катание! Интересно только, они бы в одинаковых костюмах выступали или в разных…
В этот момент краснодарцы заорали! Вообще-то они оказались хорошими ребятами, только матерились чересчур много, а так…
Максов боксёр упал и больше не вставал. Краснодарские парни орали, люди в телевизоре бесновались, Макс размахивал руками, а я сидел и молча улыбался.
– Саня! Ты видел мой портфель?
– Зачем тебе?
– Там бритва у меня…
– Ты его в гардероб сдал.
– Точно! – сказал Макс и пошёл в сторону гардероба.
Он изобразил на лице такое несчастье!… Я подошёл к парням, которые смотрели ему вслед.
– Ребята! Что вы делаете?! Для него эта борода… как я не знаю что! Он же её каждый день чешет, подстригает! Куда он свои гребешки и ножницы специальные денет? Остановите его! Давайте я за всё заплачу, а бороду ему оставьте. Догоните его!
Парни растерялись…
– Да мы говорили ему, мол, брось, – сказал самый толстый и вспотевший. – А он – нет и всё. Молодец!
– Нам тоже жалко! Но если поспорили, значит поспорили, бля! Не мужики, что ли? – сказал другой.
– Твой Максим, он молодец! А мы заплатим за всё, проблемы-то нету! – сказал третий.
«Действительно мудаки, – подумал я, – но нормальные. Макс прав, как всегда. А они пусть платят!»
Ознакомительная версия.
