— Вот зубная паста, мыло — все, что вам нужно. И вот это, — блеснул он глазами, показывая Саймону и Стефани две пары шлепанцев с монограммой. — Затем, пока вы будете ужинать, я превращу ваше купе в спальню. — Он похлопал по сиденью. — Это два спальных места… Вот лестница для того, кто решит занять верхнее. Может, они и выглядят маленькими, но очень удобны, хотя некоторым приходится привыкать к покачиванию поезда.
— Это будет чудесно, — проговорила Стефани. — Здесь так уютно.
Саймон кивнул:
— Невероятное мастерство. — Он провел пальцами по маркетри на дверцах встроенной ванной комнаты. — Сделано в те дни, когда люди действительно с душой относились к своей работе.
Роберт развернул карту, лежавшую на столе, пальцем прочертил маршрут, которым пройдет поезд.
— Мы едем до Парижа, куда прибудем самое позднее сегодня вечером. Далее, вечером мы покинем Францию и попадем в Швейцарию и первым делом утром увидим Цюрихское озеро. Завтра перед завтраком мы сделаем остановку в Инсбруке, потом последуем дальше, через Италию, пока не прибудем, наконец, в Венецию.
Он положил карту на столик у окна, затем взял бутылку шампанского, чтобы открыть.
Саймон забрал у него бутылку.
— Не беспокойтесь. Это сделаю я.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
Роберт понял, что его выпроваживают. С поклоном и улыбкой он покинул купе. Он хорошо чувствовал, когда пассажиры желали остаться одни.
Саймон снял фольгу и откупорил бутылку.
— Это даже еще более поразительно, чем я предполагал.
— Это фантастика. Ты только посмотри. Купе такое маленькое, но в нем все предусмотрено.
Глаза Стефани сияли, когда она приняла от Саймона бокал с шампанским.
— Что ж, на ближайшие двадцать четыре часа мы пленники, — сказал Саймон. — И очень хорошо. Если бы я не увез тебя, ты так бы и суетилась в своем кафе. А я так и сидел бы на работе, читая дела.
Стефани удовлетворенно вздохнула.
— Для разнообразия целые сутки будут обслуживать меня. Какое блаженство.
Раздался свисток, и поезд тронулся. Стефани встала рядом с Саймоном у окна, пока они покидали вокзал.
— Не могу поверить своему счастью, — пробормотала она.
— Я тоже. — Он обнял ее за талию.
— Не представляю, как я смогу с тобой расплатиться?
Саймон нахмурился.
— Расплатиться?
— За все это. Я хочу сказать, что я могу сделать в ответ? Всю жизнь печь тебе блины?
— Мне все равно, даже если ты никогда больше не принесешь домой торт, пирог или печенье, — заявил Саймон. — Это не сделка. Я поступил так, потому что хотел. Я люблю тебя ради тебя. Мне ничего не нужно взамен.
Стефани охватила взглядом его улыбающиеся глаза, морщинки вокруг рта, образовавшиеся от смеха, доброе выражение лица. Подняла руку и пригладила его волосы. Саймон вопросительно на нее посмотрел.
— Полагаю, — проговорила Стефани, — кое-что я могу сделать…
Просунув палец за воротник его сорочки, она с многообещающей улыбкой принялась расстегивать пуговицы. Не говоря ни слова, Саймон шагнул назад и запер дверь, ни на секунду не оторвавшись взглядом от глаз Стефани, пока не вернулся к ней.
По соседству Джейми закинул свой чемодан на багажную полку и уже устроился на сиденье, положив ноги на табурет. Он решил, что купе суперклевое. Такая комната ему понравилась бы: все скрыто. Он положил голову на подголовник и закрыл глаза, пытаясь расслабиться. Но не смог.
Щекотливая тема никуда не делась. Она осталась там, в мозгу, и Джейми знал, что там и останется, пока он не решит этот вопрос. Но когда удастся улучить удобный момент, чтобы обратиться к отцу?
Юноша открыл глаза, когда внутренняя дверь, связывающая его купе со следующим, открылась, и на него уставилась Бетт. Джейми хотел было попросить ее убраться и оставить его в покое, но на самом деле он очень нуждался в компаньоне, чтобы отвлечься от своих забот.
— Эй, — окликнул он сестру. — У тебя все в порядке?
Бетт вяло подняла плечо. Честно говоря, она нигде не почувствовала бы себя счастливой. Можно засунуть ее в пентхаус в лучшем отеле мира, и все равно найдет, на что пожаловаться. Девушка стояла на пороге, мрачно глядя на брата.
— Ты разве не пьешь шампанское? — Он поднял бокал. Может, ему просто потихоньку напиться?
Она покачала головой:
— Мне оно не нравится.
Бетт? Которая не моргнув глазом могла выдуть подряд семь коктейлей с водкой?
Джейми пожал плечами:
— Тогда я выпью и твое. — Он посмотрел на часы на руке. — Покурить мы не сможем до Парижа. Если только не высунемся в окно, а?
— Мы не можем этого сделать. Вероятно, остановят поезд.
Сбросив туфли, Джейми положил ноги на сиденье и вытянулся во весь рост. Закинул руки за голову и стал смотреть в окно. Бетт подошла и села, примостившись с согнутыми коленями над ногами брата. Так они сидели в дружеском молчании, как делали множество раз — перед телевизором или в комнатах друг у друга. Конечно, они, случалось, ссорились, но внутренне по-прежнему были близки. Переживая неприятности, связанные с разводом их родителей, они привязались друг к другу.
Джейми не понимал, когда у мамы и папы все пошло наперекосяк. Разумеется, оба родителя были помешаны на контроле. У отца имелись четкие понятия о том, как все должно быть, и он прилагал все усилия, чтобы этого добиться тихо. А мама… Если делалось не по ее, она метала громы и молнии. Оба родителя были сильными личностями, которые постоянно бодались, даже по большинству самых незначительных вопросов.
Может, через какое-то время стало тяжело все это переносить? Может, ты достигаешь некого момента в своей жизни, когда человек, с которым ты сочетался браком, перестает быть для тебя необходимым и ты ищешь его противоположность? Парень, к которому ушла мама, Кит, был настолько расслабленным, что, кажется, только и делал, что лежал. Может, после отца, который в любую минуту готов был вспыхнуть, всегда вел какое-то дело, это было для нее облегчением.
И Стефани была полной противоположностью матери. Тихая, спокойная, организованная, разумная, нетребовательная… «Но по-своему веселая, — подумал Джейми. — Уж точно нескучная». Сначала она показалась ему немного робкой, но как только они познакомились поближе, выяснилось, что у нее есть свои убеждения. Совершенно не совпадающие с мамиными. Стефани несколько раз точно заставила его сестру задуматься над тем, что она, Бетт, собой представляет, к чему стремится в жизни. Если сравнивать их двоих, то мама умела только тратить отцовские деньги, тогда как Стефани с нуля создала свое кафе. И этим вызывала к себе уважение.
Бетт грызла ноготь на большом пальце, словно, кроме него, ей не удастся получить в ближайшие несколько дней никакой другой еды. Джейми похлопал ее по плечу. Бетт и мама были близки, хотя и постоянно ссорились.
— Все будет хорошо, — сказал он ей. — Стефани нормальная. Совсем не злая мачеха.
— Знаю. Она славная. В основном, — отозвалась Бетт. — Но это как-то странно. Вот Стефани переехала к нам, и мы все вместе отправились отдыхать, я об этом. Мама никогда не вернется.
— Она в любом случае не вернется. — Джейми был в этом уверен. — И посмотри на вещи оптимистически: Стефани хотя бы умеет готовить.
Оба они рассмеялись. Бесхозяйственность их матери на кухне была легендарной. Еда и ее перемещение из кухни на стол Таню просто не интересовали. А вот Стефани даже бобы на тосте могла превратить в гастрономическое приключение. Она подавала их на дрожжевом хлебе, натертом чесноком, с поджаренными в духовке помидорами на гарнир и с кусочками расплавленного сыра «таледжо» сверху.
Но надо отметить, их мама сознавала свою никчемность.
— Я подаю тебе ужасный пример, дорогая, — не раз говорила она Бетт, хотя и без малейшего сожаления. — Все эти другие мамы в школе, занимающиеся продажей ювелирных украшений через Интернет и торговыми складами с органической одеждой для младенцев… Ты, наверное, так во мне разочарована.
Проблема состояла в том, что мама была ленива и ничем не интересовалась. Правда, с ней было весело, гораздо веселее, чем с матерями большинства их знакомых, а папина деловитость с лихвой компенсировала недостаток ее у мамы.
Это соображение вернуло Джейми к «обручу», через который ему по-прежнему предстояло прыгнуть. Он достаточно долго откладывал разговор — в конце концов, он знает об этом уже больше трех дней. Сегодня вечером придется вплотную заняться решением проблемы.
Всякий раз, садясь в вагон «Восточного экспресса», Райли чувствовал себя так, будто пришел домой. Вагон словно заключал его в объятия. Сознание того, что на протяжении всего путешествия он может и палец о палец не ударить, было роскошью, которую Райли по-прежнему ценил, хотя уже сбился со счета, сколько раз совершал это путешествие. Он знал всю подноготную этого поезда, и все равно каждый раз поездка снова доставляла ему удовольствие.
