— Кто это? — укоризненно спросила Лерочка, тяжко вздохнув.
— Вера! — твёрдо заявил Зудов. — Да ну вас всех!.. Козлы. Но одну вещь я всё-таки сделаю!
Он бережно оставил Веронику висеть над зеркальным столиком, а сам быстро слетал в кабинет Трутя и схватил большой телевизор «Сссаньё», горделиво стоявший прямо перед трутёвским столом.
— Разворачивай зад, Свеныч! — жёстко приказал он, возвращаясь назад.
Труть остолбенел, потом вдруг всё понял, послушно снял штаны с трусами и выставил, приподняв слегка вверх, свою большую, жирную жопу, горестно стискивая зубы и расставляя ноги. Зудов мгновенно задвинул «Ссаньё» в задний проход Трутя, который оказался настолько, видимо, мощно разработанным, что вместил себя весь телевизор, оставив только шнуровую вилку снаружи. Труть как-то хрюкнул, обмякая, побелел, высрал телевизор назад, вместе с говном, кровью и кишками, и упал на пол, чуть не пришибив Никитку, и, очевидно, в сей же момент померев.
— Убийца!.. — тявкнул Никита, а Небаба тут же схватила принтер и запустила им в Зудова.
Принтер пролетел сквозь воздушно-сияющее, небесное тело З. З. и шмякнулся об стену.
— Сгиньте-ка вы все! — взмахнул рукой Захар Захарович.
Всё исчезло; З. З. и Вероника стояли посреди зелёного тропического леса.
— И что дальше? — спросила Вероника. — Как же с тобой…забавно!
— Я приглашаю даму сердца в ресторан, — вежливо сказал Зудов, поправляя галстук и манжеты.
Они сидели за столом огромного, бесконечно теряющегося в каких-то мировых далях, ресторана и пили чай, чокаясь.
— Как я могла быть без тебя… — проговорила Вероника Свет. — И без настоящего мира! Где всё возможно! Возьми меня к себе! Насовсем! Я не хочу никуда возвращаться!
— Я попробую, — ответил З. З., даря ей большой лиловый цветок. — А пока — до свидания. Славно повеселились! Я возьму тебя к себе, и мы построим наш собственный мир, где будем жить, как захотим, и сколько пожелаем. Я попробую. Я тебя через всё проведу!..
— Я люблю тебя… — прошептала Вероника Свет, перевернулась на другой бок и заснула долгим, тёмным сном в своей спальне, в отчем доме, рядом с "Лунстроем".
В следующую ночь Зудов явился, едва дождавшись Вероникиного сна — настолько он был в неё влюблён, окрылён и счастлив. Вероника удовлетворённо кивнула ему своим заснувшим лицом, а потом вдруг озабоченно проговорила:
— Я не знаю, что мне делать…Весь день — Луна, папа, мама, скафандры, всё, как положено, прокладки засовываю, моюсь шампунью, а потом, ночью, вдруг — ты…Не мучай меня, уйди, или возьми в этот свой мир, где мы с тобой можем…всё!..
— Я могу всё, — подтвердил Зудов, обволакивая её воздушностью своей ирреальной плоти.
— Нет!.. — вдруг отмахнулась от него Вероника, чуть не проснувшись и вмиг не потеряв свою любовь. — Я хочу ощутить тебя, хочу, чтобы ты стал моим мужчиной, хочу почувствовать твою плоть, хочу услышать твой зов, учуять твой запах…Я хочу стать женщиной в твоих объятьях!.. Бери меня — я хочу тебе отдаться, я хочу тебя!.. Сотвори всё, что угодно, но…дай мне ощутить тебя, пощупать тебя, дотронуться до тебя…Где ты, где ты, любимый?…
— Я здесь, — печально сказал Зудов, высвобождая её из тела, словно из одежд, и унося её с собой — туда, где он мог сотворить всё, что угодно, и быть единственным Богом и Творцом своей личной реальности, так же, как было в прошлую ночь; так, как было, есть и будет всегда и всегда — а разве вообще может, и могло ли быть иначе?!..
— Где мы? — спрашивала Вероника, улетая с З. З. прочь из своей жизни и Луны, соприкасаясь с ним духом, хотя она хотела всего лишь ощутить его тело.
— Мы — тут, — многозначительно отвечал ей Захар Захарович Зудов, летя со своей любовью в неосязаемую обнимку сквозь пёстрое пространство, кишащее однообразным разноцветным фоном вокруг и повсюду, и как будто бы не имеющее из себя никакого выхода и даже входа, поскольку З. З. ещё не успел придумать и сотворить некий мир, где было бы хорошо.
— Но где же ты, где ты, где?… — трепетала Вероника, пытаясь ощутить объятье своего возлюбленного и прильнуть к нему, как к своей любимой подушке, или к материнскому соску в младенчестве.
— Я здесь, — заявлял З. З., оборачиваясь вокруг её души, пытаясь вдохнуть в неё реальную жизнь и хотя бы на миг овеществить самого себя и окружающее его бытие.
Он застыл с ней посреди всего мира, явившись единственным мужским началом, создав её, словно первую и последнюю женскую суть; он проник в неё, растворяясь в ней и растворяя её в себе; он простёр их сущности до размеров всей Вселенной, замкнув их в самих себе; и он сотворил высшее блаженство, неизмеримое, словно вечность, и нерасчленимое, как математический ноль, или апофеоз любой реальности, либо личности.
Вероника умерла, погибла, воскресла, пребывая в З. З., над, внутри, снаружи, вовне своего любимого; и время застыло, смолкнув навсегда, как оборванный звук выключенного и кончившегося Света; и всё, что, только могло быть, было в них, а всего, чего быть не могло, тоже присутствовало внутри их безмерного союза, из которого дети-миры мириадами рождались и тут же отлетали прочь, будто умершие души, получая новые, никому неведомые ипостаси, — туда, до этого было Ничто; и Зудов замер, любя, а Вероника вросла во всё его существо, образовывая вместе с ним истинный инь-ян, нерасщепляемый и абсолютно совершенный.
Но что-то произошло на грани бесконечности, и некая часть Веры вдруг возникла в виде конкретного, полу-телесного, лёгкого образования, и она вдруг обратилась к своему божественному любовнику, пробуждая его от благодати и небытия:
— Нет!.. Нет-нет-нет!!!.. Я хочу не этого! Я не этого хочу! Я этого не хочу!..
Зудов немедленно очнулся, возник и воплотился в некое подобие конкретики:
— Любимая! Я же дал тебе всё!!..
Вероника грустно смотрела на пустое пространство и мечтала о любой реальности, которая дала бы ей ощущения.
— Возьми меня к себе! Будь! Я чувствую, что если бы я была бы полностью в твоём мире, мы бы…могли быть вместе по-настоящему!..
Зудов задумался и сел в кресло — красивый, бытийственный и чудесный.
— Это можно сделать, — наконец сказал он. — Но…Ты должна…В общем, я знаю, как тебя взять в свой великий мир, сделать полностью своей и…провести тебя через всё, что ты захочешь…Но…
— Я согласна на всё, — сказала Вероника, пытаясь дотронуться губами до его губ. — Я хочу тебя!..
Стоял солнечный лунный день. Вероника Свет сидела в гостиной своего дома, располагающегося прямо у карьера «Лунстроя», рядом со своей мамой Любовью Свет, в ожидании своего любимого отца — Ильи Абрамовича Света. В голове её резким потоком проносились воспоминания неких снов, прекрасных, словно осуществлённая мечта о подлинной возможности совершенной вседозволенности любых действий, тайных желаний, самых наиразнообразнейших воплощений и любви. Она, механически орудуя пальцами и спицами, вязала ярко-зелёный свитер, не зная точно, кому и зачем, но восторженно ощущая, что объект этого вяжущегося ею сейчас свитера, не просто душевный ветерок тайных закоулков сладких девических грёз, а нечто большее, чем даже просто реально существующий субъект — со смазливым лицом и с подлинным хуем под трусами. Она насмешливо вздохнула и случайно уколола спицей палец, слегка ойкнув.
— Вера!.. — строго промолвила Любовь Свет. — Осторожно!.. Смотри лучше на своё вязание, а не думай, чёрт знает о чём!..
— Чёрт не знает, мама, — уверенно ответила Вероника, дуя ртом на пострадавший палец. — А я, вот, знаю. И, по-моему, он уже здесь.
— Так кто же…он?… — укоризненно спросила Любовь.
— Тссс! Тссс!
Захар Захарович Зудов действительно уже давно был тут и умилённо смотрел на свою вяжущую возлюбленную, не желая пока ничем проявлять своё присутствие, имитируя тем самым реальную призрачность своего существования в жизни Веры. А о её маме — Любови — он вообще, увы, даже и не думал, хотя её красота даже поспорила бы с дочерней, если бы её решить оценить по-знатоковски.
Наконец он не выдержал, приблизился к Веронике и резким выдохом поверг её в мимолётное забытье, растягивая это мгновение на любую вечность, которая бы ему понадобилась.
Вероника застыла, узрев З. З., радостно бросила на пол свои спицы и недоделанный свитер и потянулась вперёд, дабы поцеловать своего возлюбленного, или хотя бы хоть как-то коснуться его.
— Тссс!.. — повторил Зудов недавнее междометие своей Вероники. — Мне нужно с тобой серьёзно поговорить!..
Вероника кокетливо улыбнулась.
— О чём нам с тобой разговаривать?… И зачем?… Полетели лучше сквозь Вселенную, занимаясь космическим сексом и…трахая весь этот долбанный мир!..
— Это-то мы, конечно, можем, — махнул руками З. З. — Но…Ты ведь хотела ко мне насовсем!.. Навсегда — в мой мир, где возможно всё, что угодно, и где мы сами создадим себе свой личный тихий уголок с уютной природой и мягкой постелью, с вечной негой и радостью безумных чувств…
