Они снова шли по темному подземному ходу, раздвигая омертвелые корни деревьев. Джуди продолжала рыдать; Лестер, как мог, старался утешить ее, что-то говоря про мужество герцога. Уильям размашистыми шагами шел впереди, неся горящий факел. И тут они услышали крик:
— Подождите, за вами не угнаться!
Они остановились, не веря своим ушам, и тут действительно из темноты появился Роберт. Его куртка висела клочьями, лицо было в копоти, но он счастливо улыбался. Они бросились обниматься.
— Кажется, я их всех грохнул вторым зарядом! — Герцог смеялся как ребенок.
— Смотрите, что это? — вдруг вскрикнул Уильям.
Впереди проход перегораживала мощная железная решетка. Уильям вцепился в нее руками и рванул, но она даже не шелохнулась.
— Кажется, Филбоу, перед тем как отправиться к праотцам, позаботился о нас.
— Нет, — заключил Роберт, потрогав узлы решетки, — слишком грубо для нашего времени.
— Кто посмел? Они должны были ждать нашего возвращения! — Уильям просто шипел от ярости. — И где этот чертов Бенджамен?
— Я здесь, сэр. — Выхваченная светом факела из темноты куча тряпья по ту сторону решетки зашевелилась, и из нее вылез старик.
— Ты куда смотрел, старый осел!
— Когда вы не вернулись через неделю, ваш брат Роджер послал за вами отряд, пятнадцать человек, но они исчезли. Тогда настоятель проклял это место и велел его закрыть, как я ни уговаривал. Вот уже пять дней я живу здесь и ожидаю вас.
— Спасибо, старик! Но что же нам теперь делать?
— Будем рвать, — откликнулся Роберт, — у меня еще два фунта тротила.
Он снял рюкзак, достал два пакета, привязал их к решетке в разных местах.
— Это поможет? — с робостью и надеждой спросила Джуди.
— На решетку хватит. Скажите своему слуге, чтобы уходил, и уходите сами. Выбирайтесь наружу — и подальше от палатки. Шнур у меня, правда, очень короткий, но я успею.
— Уходи, Бенджамен. Мы ждем вас, ваше высочество. Будьте осторожны с этой адской штукой.
Но когда они вернулись к выходу, оказалось, что он закрыт металлической сетью.
— Тысяча чертей, что за мышеловка!
Над сетью показалась толстая физиономия Гарри в защитном шлеме.
— Ну что, голубчики, рыцари хреновы, попались наконец! Сейчас за все ответите!
Джуди рванулась назад.
— Надо предупредить Роберта, чтобы не поджигал!
Но Роберт уже бежал к ним из глубины. Увидев сетку, закричал:
— Быстро на землю! Голову закройте руками!
Лестер упал, стараясь прикрыть своим телом Джуди. Он сунул ее голову себе под мышку и, вдыхая тонкий аромат мяты, шептал:
— Господи, помилуй нас! Господи, помилуй!
От взрыва ему заложило уши. Он увидел, как огненный ветер пронесся над головами, как посыпались сверху огромные комья земли. Потом почувствовал, что они падают, летят в какую-то темную, бездонную яму, он держит руку Джуди, но неведомая сила вырывает ее и тащит назад. Он тянет ее к себе, она стонет:
— Отпусти, Лестер… мне очень больно… нам вместе не пройти… мы могли быть вдвоем, пока был колодец… Прощай, милый!
Темный вихрь засасывает ее в воронку, потом Лестера скручивает, как веревку и он теряет сознание.
Очнувшись, Лестер увидел себя лежащим на стогу сена. Кое-как спустившись, он огляделся. Сколько хватало глаза, было бескрайнее сжатое поле и вокруг такие же стога. Светило яркое, садящееся в землю солнце, и все вокруг, залитое этим желтым закатным светом, казалось нереальным, словно он попал в совсем другой, совершенно неведомый мир. Превозмогая страшную боль в ногах, он пошел вперед и тут же наткнулся на Уильяма. Тот лежал на земле, широко раскинув ноги, и громко стонал, а сэр Эдуард, стоя перед ним на коленях, вытирал кровь с его лица.
— Друг мой! — проревел Уильям, — Как я рад, что ты жив! По-моему, мы дома и с колодцем покончено.
Он показал рукой в сторону. Лестер посмотрел туда и увидел, что на берегу реки, на месте огромной черной дыры возвышается гора земли, бревен, толстых искореженных железных прутьев. Он вдруг понял, почему мир показался ему таким нереальным и чуждым: в нем больше не было Джуди. Лестер бросился к этой горе и в исступлении стал рыть ее руками, выдирая прутья и отбрасывая доски.
— Джуди! — звал он. — Джуди, отзовись, любовь моя!
Прошло много времени, пока он выдохся из сил и затих, уткнувшись лицом в сырую глину.
Друзья осторожно подняли его и поставили на ноги.
— Успокойся, Лестер. Мы сделали главное — спасли наш мир от дьявола. И герцог спас, и Джуди, без них мы бы не справились. А горе твое утихнет, все позабудется, ты еще молодой. Думай о том, что они все равно не смогли бы жить в нашем мире. — Уильям уговаривал его как малого ребенка и даже гладил по голове. — Мы можем гордиться, что выполнили свой долг, не так ли?
— Не знаю, — тихо ответил Лестер. — Мне теперь кажется, что дьявол этого не простит и не отпустит нас больше.
— Ну что ж, от судьбы не уйдешь, она сильнее нас. Бог накажет, если мы ошиблись. А пока надо жить. Пойдем домой. Я уже вижу отсюда красные маки вокруг моего замка.
Они, поддерживая друг друга, пошли прямо на медленно садящееся солнце, на желтый слепящий свет — свет бездонной тоски, которую, думал Лестер, ему уже никогда не удастся превозмочь.
Джуди сидела на ступеньках своего вагончика, который приобрела с помощью Роберта. Он же и отбуксировал его сюда, прямо на поле. Вагончик стоял среди маков. Они уже опадали, и земля до самых руин замка была красной. Прошло две недели после того, как Лестер исчез в черной дыре. Она долго не могла прийти в себя, не кричала, не плакала, а сидела, часами уставясь в одну точку. Роберт не утешал ее, только кормил как ребенка, укладывал спать, молча сидел рядом, держа за руку. Понемногу тяжесть в груди стал рассасываться, и она даже улыбнулась Роберту, когда он уезжал, решив вернуться к своим делам.
— Извините, — сказал кто-то рядом.
Джуди повернула голову и увидела юношу, высокого, красивого и приветливо улыбающегося. У нее мурашки побежали по спине: мальчик был ужасно похож на кого-то из ее знакомых, очень близко знакомых.
— Вы Джудит Лоуренс? Боже, как долго я искал вас!
— Зачем вы меня искали?
— Не знаю: вы будете смеяться, я сам не верю в эту ерунду, но не осмеливаюсь нарушить волю отца.
— Правильно, не нарушайте.
— Только не смейтесь, если все это окажется чепухой. В нашей семье живет предание, Бог знает с каких времен, что в пятьдесят первом году двадцать первого века тот из потомков, кто будет жить, должен найти в одном из трех названных в предании городов девушку, которую зовут Джудит Лоуренс, и передать ей…
— Что передать? Что?
— Передать вот это письмо со стихами. Оно написано на пергаменте, и поэтому слова еще можно разобрать.
Джуди выхватила сверток, быстро развернула его.
— Ничего не понимаю. Разве это по-английски? И буквы почти стерлись.
— Как и все мои предки, я знаю письмо наизусть. Вот смотрите, тут написано в первой строчке: «Не правда ли, странно? Болит моя рана…». Что с вами, вам плохо? Это письмо действительно вам? Как здорово, что я нашел вас в первом же городке из трех. Хотя и здесь я искал почти неделю, пока мне не показали на ваш вагончик в поле.
— Как тебя зовут, мальчик?
— Карл Бернам. Но вам ведь не кажется, что все это какой-то странный розыгрыш? Правда не кажется?
Я часами смотрю в окно, выходящее на веранду. Через него видно мокрое шоссе, дальше лес, за ним лысая заснеженная гора. Все вокруг черно-белое, и никакого другого цвета нет. И небо не серое, а смесь черно-белого. Там, за окном ничего не меняется: редко проедет машина, всегда почему-то в одну сторону, и каждый раз кажется, что она заблудилась и скоро поедет назад; иногда порыв ветра сдует ком снега с ветки и тогда черного становится больше, но ненадолго, потому что мокрый снег снова на нее налипает. Потом появляются несколько синиц, быстро пробегают по перилам, затем испуганно срываются и улетают. И так изо дня в день уже две недели.
Время от времени подходит медсестра и спрашивает, не пора ли ложиться. Но я отвечаю, что чувствую себя хорошо и хотел бы еще посидеть. Она, пожав плечами, уходит. На самом деле я чувствую себя плохо, но там, в палате, мне будет еще хуже. В один из дней, ничем не отличимый от других, я, поддавшись уговорам сестры, поднимаюсь, чтобы пойти лечь, и вдруг замечаю за окном что-то новое: на крыльцо взбирается по ступенькам ворона и, волоча подбитое или сломанное крыло, неуклюже проходит в угол веранды и там в углу затаивается. Она сидит неподвижно, закрывшись подбитым крылом, как в коконе, только глаза ее, как мне кажется, все время двигаются.
Я иду в столовую, беру со стола чей-то недоеденный кусок хлеба. Вернувшись, открываю форточку и бросаю его на веранду. Ворона от испуга подскакивает на месте и долго смотрит на меня, не обращая внимания на кусок. Я отхожу от окна, потом осторожно выглядываю из-за занавески. Ворона ковыляет к куску, хватает его и возвращается на прежнее место.
