Ознакомительная версия.
Вот это удалось в спектакле на славу, удалось вполне – весь мужской ансамбль царедворцев. И томный, порочный, напрасно пытающийся спасти остатки мужской гордости любовник королевы Лестер (В. Дегтярь), и здравомыслящий, доброкачественный Тальбот-Толубеев, и мрачный, упрямый и на свой лад мудрый приверженец жестокой инерции жестокого государства казначей Беркли (В. Ивченко), и прямой, бесхитростный по-военному, что и губит его, секретарь Девисон (М. Морозов), и грубовато-честный страж Марии Паулет (Л. Неведомский) – все они, четко индивидуализированные, складываются в общую машину государства. Темное дерево легкой, лаконичной конструкции художника Г. Алекси-Масхишвили подчеркивает это впечатление: люди, чьи убеждения розны и дыхания, казалось бы, несовместимы, соединяются в общий роковой узор. Добродушный Тальбот уговаривает Елизавету встать выше толпы, выше сиюминутной выгоды, выше собственной ненависти, а желчный, саркастический Беркли потакает ее злобности, считая именно силовые меры опорой государства, но эти антагонисты прочно спаяны в ходе трагедии общим рисунком судьбы. Все будет плохо во имя того, чтобы не было хуже, но хуже будет обязательно – таков закон крепкого и процветающего государства. Бунтовщица не представляет реальной угрозы, именно поэтому она и погибнет. Это закон. Потому что двух королев не может быть – королева только одна. Доминирующая на сцене стихия в облике Елизаветы не оставляет никакой надежды. Эта стерва потеряет любовника, потеряет друзей, почитателей, верных подданных, уважение народа, расположение Бога (так по Шиллеру) – но она не сможет наступить на горло собственной песне и обойтись без подлого бабьего торжества над соперницей…
Пьесы Шиллера неминуемо толкали людей к свободомыслию. Оказывалось, что никакой отдельный человек не в силах выполнить высокие требования, которые налагает на государя дух политики. Власть необходимо ограничивать по воле народа – требовательно взвопило Восемнадцатое столетие и было услышано. А поскольку в России по-прежнему актуальны свободолюбивые вопли всех столетий сразу, Шиллер, особенно в переводе Бориса Пастернака, был и остается в числе лучших друзей зрителя. Но, без шуток, «Мария Стюарт» в БДТ – серьезное предприятие, достойное академической сцены. Что до молодых героинь, то это всегда было для театра проблемой – и при Товстоногове тоже. Подождем – вдруг интеллигентные женщины масштаба Степановой снова пойдут в актрисы…
2006
Немного о гламуре
Да и я, грешная, конечно, развлекаюсь порой, на это глядя. Подмечаю разные смешные штучки. Например, два главных женских образа в мире рекламы.
Первый: домохозяйка, мамочка-женушка, в кофточке такой серенькой вроде голубенькой, с выглядывающей в вырезе беленькой маечкой. Волосы русые, стянуты в хвостик чаще всего. Личико приятное, невыразительное, с меленькими чертами, озабоченное. Фигурирует в рекламе моющих средств, растительного масла, йогуртов, супов и макарон.
Второй: одинокая дама с роскошными формами, черты лица крупные, размалеванные, волосы длинные. На ее долю достаются: гели для душа, шампуни, шоколад, кофе и конфеты, косметика.
То есть какой строгий, продуманный мир! Та, которая подбирает себе помаду, потому что этого достойна, и стонет от блаженства под душем – она не может уже интересоваться моющими средствами и растворимыми супами. Либо ты нежишь себя, либо скребешь плиту! Одним райское наслаждение, другим вечные микробы в унитазе и ржавчина на смесителе. Нетрудно догадаться, какая доля кажется потребителям слаще и предпочтительнее. Таким образом, клянясь в любви семье, преданно якобы служа ее интересам, гламур в виде боевого авангарда – рекламы – бесхитростно выдает свою антисемейную природу. Впрочем, ловить гламур на слове смешно, ведь он, собственно, ничего не скрывает. Его философия – предельный эгоизм.
Удивительно агрессивное и жизнестойкое явление этот самый «гламур». Русскому гламуру от силы пятнадцать лет, а он уже намыл себе значительную территорию и покушается на всё новые. Эдакий фюрер красоты! Император потребления, можно сказать!
Скажем, на наших глазах разворачивается потрясающая битва между гламуром и криминальным сериалом.
Криминальный сериал (с большим – меньшим элементом детектива) – это то, в чем Отечество явно отличилось. За десять лет криминальный сериал развился до жанровой чистоты классического балета, дал героев, дал стиль, стал своеобразной летописью жизни переходного периода. Ранние серии «Улицы разбитых фонарей» по повестям Кивинова вообще являют собой что-то вроде антиквариата: там запечатлен Санкт-Петербург, еще не изуродованный безумием строительных компаний, и манера игры актеров (типажный натурализм с романтической нотой), которая уже редкость. Криминальных сериалов много, их делают в основном грамотные профессионалы, идет здоровая конкуренция – короче, жанр развивается и привлекает зрителя.
Нетрудно понять, что криминальный сериал – область, гламуру противоположная и враждебная. Там есть все то, чего в гламуре быть не может, – смерть, насилие, страдание, боль, ужас, бедность, грязь. Молодые привлекательные блондинки – опора гламура – в мире кримсериала могут разве что лежать на помойке в виде изуродованных трупов. Условно говоря, мир кримсериала – мужской, тогда как мир гламура – женский, и в интересах искусства им скрещения нет.
Так некоторое время и было. И вдруг началась эрозия. Гламур стал проникать в кримсериал тихо, понемногу, но упорно – засылая туда своих шпионок-блондинок, реже – рыжих. Они пробирались под видом подружек, стажерок, дочерей в суровый мир кримсериала и закрепляли за собой все больше территории. Смотришь – одна вращает задом, играя в бильярд, другая примеряет платьице, третья начинает выяснять отношения с приятелем-ментом… Дальше – больше: вот уже одна совсем укрепилась и ведет расследование, за ней другая, и поперла в классическую строгость детектива гламурная чушь: цветочки, диванчики, сауны-бассейны, ты меня не понимаешь, проводи меня, мы должны быть вместе… Феминистка Каменская (персонаж романов А. Марининой) в сериале режиссера Мороза шляется с уложенными волосами, и в каждом кадре на ней новая кофточка. Следователь Маша Шевцова (персонаж книг Е. Топильской), поначалу строгая, умная, негламурная, становится все более модельной, к тому же в сериал «Тайны следствия» подселяются сразу две красотки! И мир кримсериала дрогнул, поплыл, стал размягчаться, стал отливать розовым идиотизмом, дешевыми стразами, и в его суровой лексике зазвенел дамский вздор, истерические всхлипы, вздохи, и эти жуткие квазибразильские выяснения отношений в барах и на диванчиках. Нет, гламур – это отрава, зараза, вирус, микроб, пандемия. Он разлагает и развращает все, к чему прикасается. Его надо истреблять какой-то неведомой кислотой, изводить как стафилококк. Увидел гламур – убей его. Иначе он разложит и отравит все жанры, все пространство культуры, в котором еще можно с трудом, через трубочку акваланга, но – дышать.
Шучу, конечно. Или не шучу. Это уж как вам угодно…
Когда интеллектуалы берутся размышлять о гламуре, они тем самым расширяют зону воздействия гламура до таких сфер, до каких он бы никогда в жизни без интеллектуалов не добрался, заметил Виктор Пелевин в романе «Ампир В», и замечание это свидетельствует о несомненном уме писателя.
Действительно, то и дело возникают солидные, богато инкрустированные цитатами статьи и даже дискуссии о явлениях, которые в этом абсолютно не нуждаются, будь то книги Бориса Акунина, деятельность Евгения Петросяна или реалити-шоу. Щегольски посверкивая эрудицией, образованные люди сплетают нити рассуждений, из которых вытекает, впрочем, только одно: явление, не нуждающееся ни в каких оправданиях интеллекта, получает, однако, от интеллекта санкцию на проживание в новом пространстве.
Что можно возразить, когда возражать нечего? Кай – человек, все люди смертны, следовательно, Кай смертен. Каю не позавидуешь, но логика есть наука, и ее задача – разоблачить и привести к одному знаменателю как можно больше беспечных Каев. Ум осмысляет действительность, гламур – часть действительности, стало быть, ум обязан осмыслять и гламур. И вот, высокомерно ступая на вражескую территорию, ум оказывается в интересном положении человека-невидимки. Они видит, замечает, указывает, негодует, сердится, ругается – но его на территории гламура не видят, не замечают, на него не сердятся и с ним никогда не спорят. Вот интеллектуал Дугин выпустил книгу о поп-культуре, где он, как та ворона из анекдота, и так полетал, и сяк полетал – но абсолютно невероятно, чтобы его рассуждения прочли герои книги или их поклонники. Так и с гламуром: положительно невозможно, чтоб основные массы потребителей гламура стали вслед за умом рассуждать о том, что они потребляют. Это так же бесплодно и кощунственно, как верующим умствовать о Всевышнем.
Ознакомительная версия.
