После ужина Марио предложил нам выйти на внешнюю галерею. Огромная полная луна отражалась в озерной воде. Я обнял Лидию и поцеловал ее. Сначала едва коснувшись губами, потом более настойчиво. Нас охватило желание, и голос рассудка смолк.
Но судьба перехитрила меня, она снова влекла меня к беспорядочной жизни. Прибежал Марио, обеспокоенный:
– Тебе звонит Фофо. Говорит, это срочно!
Я похолодел, приготовившись к худшему, что только могло случиться. Если Фофо звонил прямо в ресторан, дело должно быть серьезным. Напуганный, я бросился к телефону.
Новость, действительно, оказалась неприятной. Убили моего друга и преданного соратника. Это было предупреждением: рано или поздно враги доберутся до меня.
Я молча выслушал Фофо, попрощался с ним и вернулся к Лидии. Она стояла, облокотившись о балюстраду, и молча смотрела на озеро.
Волшебная алхимия, связавшая нас за несколько минут до звонка, исчезла. Лидия даже не стала спрашивать, что произошло: это отчетливо читалось на моем лице.
– Антонио, я ищу настоящий дом, немецкого мужа и нормальную жизнь. Моя сестра серьезно больна, и я обязана быть рядом с ней.
– А что, если я влюблен в тебя? – прошептал я.
– Ты влюблен в меня, – решительно сказала Лидия, – потому что никогда не обладал мной. Я для тебя – неудовлетворенное желание, а ты и сам знаешь, что удовлетворенное желание теряет силу. К тому же, дорогой Антонио, твоя судьба предопределена. Когда-нибудь я прочту в газетной хронике рядом с твоим именем слово “убит” или, в лучшем случае, “арестован”. – Ее голос на мгновение прервался от нахлынувших чувств, затем она продолжила: – А я выйду замуж за какого-нибудь немца, у нас будет семья, и за пару лет я постараюсь полностью свыкнуться с немецкой жизнью. И от всей души надеюсь, что в Европе больше не будет войн.
Я молча смотрел на огни ресторана, которые отражались на неподвижной глади озера.
Лидия права. Мы не пара. Она была единственной женщиной, заставившей меня страдать.
Она взяла мою руку.
– Каждый из нас – хозяин своей судьбы, только… если он не связан с другими людьми. У тебя есть семья и дом, ты должен защищать их. Вот твоя судьба.
Я задыхался. Я вернулся в зал ресторана, чтобы попрощаться с Марио и оплатить счет.
Потом мы, не проронив ни слова, направились к машине. Лидия не стала садиться. Она обняла меня, и по ее щеке побежала слеза. Ее голос дрожал:
– Я была бы самой счастливой в мире женщиной, если бы ты отказался от мести и согласился связать жизнь со мной. Но ты был бы несчастен, а я не смогла бы любить человека, который бросил родных. Никогда в жизни я не уехала бы от своих родных, оставив их в Сербии. Я уехала только потому, что моей семьи больше нет. Нет, Антонио, любовь между нами невозможна. Не стоит и думать об этом.
Она вытерла слезы и сразу же вернула себе привычный облик равнодушной и практичной женщины: ее взгляд стал погасшим и безжизненным.
Я подвез Лидию до дома. Всю дорогу в машине стояла удушающая, гнетущая тишина. В тот же вечер я позвонил Бальбо и тоном, не допускающим возражений, попросил его найти для Лидии честную и достойную работу.
Бальбо не заставил меня повторять просьбу дважды, хотя и был зол на Лидию из-за ссоры с его женой. Он быстро пристроил ее на ипподром. Судьба распорядилась, чтобы Лидия продолжала работать в мире азарта, пусть даже на ипподроме все происходило в рамках закона.
Она была счастлива, получив наконец хорошо оплачиваемую и честную работу. Она обрела уверенность в завтрашнем дне, которую так долго искала. Отныне она жила без меня, но не забывая меня.
Несколько месяцев спустя меня арестовали за ограбление, которого я не совершал. Я был невиновен, но полиция, возможно, введенная в заблуждение тем образом жизни, какой я вел, сочла меня одним из организаторов хищения ценностей.
Меня защищала женщина-адвокат, которую, по ее собственным словам, послала одна моя подруга. Позднее я узнал, что этой подругой была Лидия. Адвокат рассказала мне, что Лидия вошла в ее кабинет, сняла с запястья часы “Картье”, мой подарок, и, протянув их ей, попросила: “Защищайте моего брата, потом я отдам остаток”.
Я был тронут. Я попросил адвоката вернуть Лидии часы: вознаграждение за работу я готов был взять на себя. Но женщина улыбнулась и покачала головой:
– А я и не брала часов, и никогда бы не взяла.
Честный адвокат в честной стране, где процветает правосудие, подумал я. Очень скоро суд оправдал меня, хотя полиция продолжала подозревать, что я замешан в том ограблении. Но в тот раз я был на самом деле невиновен.
Я вышел на свободу и мог дышать полной грудью.
Когда выходишь из тюрьмы, действительно, легче дышится. Это не фигура речи. Дышится легче, как после приступа панического страха. Многие заключенные страдают такими приступами.
Как-то раз это случилось с заключенным из камеры напротив. Мы разговаривали, разделенные узким, в пару метров, коридором. Решетчатые оконца на двери были открыты, поскольку близился час обеда. Тот заключенный жаловался, что в камере ему не хватает воздуха. Внезапно он побледнел. Он прижимал руку к груди, хватал ртом воздух и словно желал сказать что-то, но не мог произнести ни слова. Он отшатнулся, схватился руками за голову, выпучил глаза и испустил ужасный крик: “На помощь! На помощь! Умираю!”
Прибежали охранники. Он метался, как безумный, по камере, издавал бессмысленные выкрики. Его потащили в тюремную больницу. Спустя полчаса он вернулся жив и здоров.
На другой день он рассказал мне, что и вправду задыхался – словно какой-то демон завладел его душой и телом и мешал дышать. Стоило лишь отпереть камеру и отвести его в больницу, чтобы он вновь пришел в себя.
Чтобы он вновь смог дышать, в буквальном смысле слова.
Немецкий эталон красоты – круглолицая блондинка с короткой стрижкой, светлой кожей, огромными голубыми глазами и пухлыми губами, приоткрывающими ряд безупречно ровных зубов. Немецкий эталон красоты – это Ирина. Если бы я пожелал найти в ней недостаток, то, пожалуй, указал бы на слегка пронзительный голос. Но в остальном она была само совершенство.
Ирина работала в турагентстве, в которое я обращался ради возможности ездить между Италией и Германией.
Наши взгляды часто встречались, и в них читались затаенные желания. К сожалению, наш распорядок жизни не совпадал, и мне всегда приходилось душить соблазн пригласить ее куда-нибудь вечером.
После последнего ужина с Лидией я долго чувствовал себя опустошенным. Я почти заболел. Я вел бессмысленную жизнь, сам не понимая, что делаю. Я выполнял обязанности, от которых не мог отказаться, но без всякого интереса.
Однажды утром я бесцельно бродил по городу, стараясь хоть чем-то занять себя. Я не мог взять в толк, что мне нужно, и тут на глаза попался рекламный плакат с красивой девушкой в купальнике – она лежала под пальмой на каком-то карибском пляже. Мне сразу пришла на ум идея: а съезжу-ка я отдохнуть на море.
Я отправился в агентство, где работала Ирина. Я припарковал машину, вышел на тротуар и с удовольствием вдохнул городской воздух, смакуя даже выхлопные газы, которыми он был пропитан.
Ирина сидела за своим компьютером и выглядела очень занятой. Сначала она даже не заметила меня. И, не отрывая глаз от экрана, поздоровалась с профессиональной вежливостью. На ней была желтая полупрозрачная блузка, под которой обрисовывалась ее совершенная грудь – не слишком большая и не слишком маленькая. Соски так выделялись, что, казалось, вот-вот проткнут тонкую ткань. Я возбудился. Когда Ирина наконец отвела глаза от монитора и узнала меня, выражение ее лица изменилось. Она покраснела и стала сбивчиво извиняться, что сразу меня не узнала.
Я оперся локтями о стойку и скрестил пальцы рук.
– Я хотел бы провести несколько дней в каком-нибудь теплом местечке в Европе, где не очень многолюдно. Вы могли бы посоветовать что-нибудь?
Ирина углубилась в поиск на компьютере, а потом воскликнула:
– Эйвисса!
– Эй… что?
Она засмеялась:
– Ибица, в Испании.
Эйвисса – так произносилось название “Ибица” на каталонском наречии, как я потом узнал.
– Сейчас, весной, это идеальное место. Вам повезло с работой, раз она позволяет много путешествовать.
Я сказал служащим турагентства, что занимаюсь продажей тосканских вин, хотя впоследствии выяснил, что они не очень-то мне и поверили. Очевидно, мои актерские способности оставляли желать лучшего.
– Два билета первым классом туда и обратно, – заказал я.
– Хорошо, синьор Антонио, назовите мне имена пассажиров, пожалуйста.
Я назвал свое имя и добавил:
– А также Ирина… не помню вашей фамилии…
Ее руки застыли над клавиатурой компьютера, а рот приоткрылся от изумления. Потом Ирина жалобно прошептала, боясь, что ее услышит коллега:
