Сажусь к ним.
Справа от меня – девушка. Ляля. Я ее везде вижу, но лично не знакома. Тусовщица. Мы весело болтаем.
Позвонил мой издатель.
– Это правда? – спросил он с укором.
– Что именно? – интересуюсь я.
– Ты не подписываешь договор со мной?
Ляля кладет мне в тарелку пару димсимов.
Я качаю головой: не хочу.
– Дай денег, подпишу.
– Это нечестно.
– Честно. Мне деньги нужны.
– Мы их заработаем. Вместе.
– Слушай, я вообще не знаю, смогу ли я написать еще пять книжек.
– Напиши пока только одну. Помнишь, я тебе говорил? Детская проституция, все такое, очень легко.
– Не легко.
– Не легко? Почему? – Он как будто действительно удивлялся.
– Не знаю. Не могу я.
– А ты пробовала?
– Я даже пробовать не хочу.
– А зря.
Я заказала воды.
– Может, фруктиков? – предложил Соркин.
А может, Соркин и есть маньяк? Например. Надо задать ему провокационный вопрос. «Соркин, ты – маньяк?»
– А у тебя в детском садике что было на ящике нарисовано? – интересуюсь я, как будто бы между делом.
– Земляничка! – не моргнув глазом, отвечает Соркин.
– А меня мама не отдавала в эти ужасные детские сады, – сказала Ляля. И я думаю о том, что она маньяком точно быть не может.
Александр позвонил и пригласил меня к себе.
– На ужин? – уточнила я. – Что-нибудь из «Рублевской кухни»?
– Разберемся, – ответил он. – И постарайся побыстрей: я соскучился.
Я сказала Ляле, что мы обязательно будем дружить, и уехала, не допив воду.
За мной каждый раз надо ухаживать. Долго, трепетно, и как будто впервые.
Свидания, которые прямо на пороге начинаются с секса, – это не мой casual. Если, конечно, я не устраиваю продуманную PR-акцию.
В этот раз я ее устроила.
Представляя себя Николь Кидман в фильме Стенли Кубрика. И была возбуждающая интрига в том, что к стене меня прижал не Том Круз.
А потом мы лежали на полу. В обнимку, свернувшись калачиком. В прихожей. Голые.
Слышно было, как соседи возвращаются домой. Хлопали двери. Топали сапоги охранников. Звонили мобильные телефоны. Наши. Мы не отвечали.
Особенно разрывался Регинин. Такое впечатление, что кто-то устроил конкурс для журналистов. Тот, кто дозвонится первым, – получит кофеварку и два пригласительных на премьеру Тарантино.
– Ты собираешься меня кормить? – интересуюсь я.
– Собираюсь, собираюсь.
– Правда? Ты такой четкий! Что-нибудь изысканное?
– Ты как Брэд Питт.
– В каком смысле? В смысле твоих сексуальных пристрастий?
– Не только. – Мы оба захихикали. – Ты никогда не замечала, что Брэд Питт в каждом фильме обязательно ест? Это его фишка. И твоя: ты удивительно прожорлива.
– У нас, у звезд, хороший аппетит! – пошутила я и тут же смутилась.
Он ведь тоже звезда. Только бывшая…
– А ты, кстати, когда на телевидении работал…
– Я худел.
– А! Хотел быть красивым?
– Красивым я был. А хотел быть – худым.
– Больше не хочешь? – Я повернулась к нему лицом. До этого он дышал мне в затылок, а я разглядывала стальную ручку входной двери.
– Больше не хочу.
,– Почему? Он улыбнулся.
– А зачем? Меня и так девушки любят.
– А профессиональные амбиции? – не унималась я.
– Неблагодарное это дело.
– А тебе надо, чтобы тебя обязательно благодарили?
– Наверное, всем надо. Тебе разве нет?
– Не знаю. Это просто бонус такой – признание, известность. А так-то я все делаю для себя. То, что я хочу. И что мне надо.
– Ты говорила, что тебе надо есть.
– Нет. Я говорила, что мне надо много есть – и вкусно.
На ужин был омар по-каталонски. Правду говорят, что лучшие повара – мужчины.
Я уехала очень рано.
На съемку к Андрею Малахову.
Не знаю, ради чего еще я решила бы проснуться в такую рань. Чтобы попасть на Луну. На Мальдивы. На свадьбу. Все.
Говорили об армии.
Мой оппонент – депутат Олег Савченко. Он странно смотрел на меня, когда я, не стесняясь, заявила, что да, я бы заплатила, и дала бы взятку, и подделала бы документы, и сделала бы все, что угодно, лишь бы мой сын не пошел в армию. И чтобы его не отправили в Чечню.
Потому что, конечно, очень приятно его представить на танке, или как там это называется, такого красивого, такого белозубого, как Федор Бондарчук в «9 роте». Но есть еще груз 200. А я – мать.
– За Родину пора научиться не умирать, а убивать! – заявил депутат Савченко, и остальные гости дружно зааплодировали.
– Кто же будет защищать наших девочек? – обратился Савченко прямо ко мне. И мне было приятно это слово «девочек». Я представила Савченко на танке, улыбающегося и такого надежного. – Если не мы, то кто же?
– Кто же? – повторил Андрей Малахов, умеющий ловко не только развернуть, но и свернуть любые дебаты ровно в ту самую минуту, когда эфирное время заканчивается.
Конечно, Антошка не пойдет в армию. Он будет учиться в институте, влюбляться, танцевать в клубах, зарабатывать деньги.
Может быть, даже он будет президентом страны. Или хоккеистом.
Я сама забрала сына из детского садика. Мы поехали на детский праздник.
Александр уже ждал нас там. Так мы с ним договорились.
– Я поеду с вами, – сказал он утром, провожая меня до лифта. – Можно?
– Можно. – Мне было приятно. Когда мужчины знакомятся с твоими детьми, это то же самое, когда тебя знакомят с его родителями.
Они поздоровались за руку, по-мужски. Я подошла к организатору праздника. Рите Лернер. Хозяйке «BS-Agency».
– Журналистов нет? – подозрительно спросила я.
– Есть! – Она радостно кивнула, ошибочно предполагая, что это может меня обрадовать.
– Посмотри, чтобы Антона не снимали, – попросила я.
– Ладно. – Она удивилась, но профессионально не подала виду: желание клиента – закон. Не просто так ее агентство стало ведущим на этом рынке. Ни один праздник на Рублевке не обходится без «BS-Agency». И – как следствие – без журналистов.
Дети лепили фигуры из расплавленного шоколада. Антошка иногда подбегал к нам, вымазанный в шоколаде, счастливый и возбужденный.
– Только не ешь! – попросила я. – У тебя же аллергия!
– А там у всех почти аллергия! – радостно сообщил он. – Мы потом фигурки домой заберем! А когда будет можно – съедим!
– Ладно.
– Слепи маму, – предложил Александр.
– Ладно! – крикнул мой сын, убегая.
– А я ее съем! – договорил Александр громким шепотом, склонившись к самому моему уху.
– Почему у тебя нет детей? – спросила я.
– Значит, еще не встретил ту женщину, от которой хотел бы их иметь. – Он улыбнулся. – Или уже встретил.
– Ты куда?
– Пойду полеплю с ними. Обожаю шоколад.
Он вымазался в нем весь. Даже фартук – их выдавали всем желающим – не помог.
Рита отвела нас в служебную ванную и оставила от нее ключ.
Мы конечно же решили, что просто так смывать шоколад с рук – жалко.
– И расточительно, – уточнила я. Слизывая сладкую теплую массу с его пальцев.
– Это мое! – возмущался Александр, которому не доставалось почти ничего. Он целовал меня шоколадным поцелуем, и скоро я уже была такая же чумазая, как он.
Но мы обошлись практически без воды И без полотенец.
Когда через полчаса мы спускались вниз, ли» выглядели безукоризненно аккуратно.
Рита Лернер забрала ключ, не позволив себе даже намека на многозначительную улыбку.
Александр подарил мне цветы.
Антон внимательно изучал его.
– А ты даришь маме цветы? – спросил у него Александр.
– Нет… – растерялся мой сын.
– А что-нибудь даришь?
Антон пожал плечами. Обычно подарки дарили ему.
– Маме обязательно надо что-нибудь дарить, все время. И цветы, и всякие мелочи… Ты же мужчина?
– Мужчина. – Антон уверенно кивнул.
– А мужчина ты только тогда, когда женщина рядом с тобой чувствует себя женщиной Понимаешь?
– Понимаю.
– А знаешь ли ты женщину прекрасней, чел. твоя мама?
Похоже на объяснение в любви. Антошка сосредоточенно думал.
– Не знаю, – ответил он, не слишком уверенно.
Я укладывала его спать.
Он попросил у меня портрет Тимати.
– Можешь подстричь меня налысо? Как Тимати? – спросил он, обнимая застиранного медвежонка.
– Нет. Налысо – нет, – испугалась я.
– Почему? Я же мужчина.
– Все равно нет. Тебе надо подрасти.
– А если я подарю тебе завтра цветы?
– А если я выключу свет на ночь, раз ты такой большой?
– Нет! Не выключай!
– Вот видишь? Когда вырастешь настолько, что будешь спать без света, – тогда и поговорим.
Позвонил Алик.
– У меня нет визы! – кричал он в трубку.
– Какой? – не поняла я.
– Я в Марокко! Мне надо сойти на берег!
– И что? У тебя нет мультивизы? – Я ахнула
– Ну конечно нет! Я вообще-то летел в Гватемалу!
– А яхта?
– Они идут дальше вдоль африканского побережья. В Антарктиду!
– Ужас.
