У Леонида потемнело в глазах… Он судорожно перелистывал карту, спотыкаясь на терминах: онкологический центр… рентгеноскопия… результаты иммуногистохимического исследования… гастрэктомия с расширенной лимфаденэктомией… Даже несведущему человеку было ясно, что эти слова означают что-то страшное.
Отшвырнув карту куда-то в угол, он опустился прямо на пол и долго сидел так, обхватив голову руками и уперев локти в согнутые колени. Потом поднялся, взял брошенную на кресло куртку, вынул из внутреннего кармана мобильный телефон. Хорошо, что у него профессиональная память на цифры, и он без труда может вспомнить нужный номер.
– Жора, здравствуй…
– Добрый день. Извините, с кем имею честь?
– Да это я, Леонид.
– Ленька? Слушай, не узнал! Что у тебя с голосом?
– Так, простыл, хриплю… – Голубев специально обмотал аппарат курткой, чтобы его голос звучал приглушенно.
– А я-то думаю – куда ты подевался… Не звонишь, на звонки не отвечаешь. Мы с Людмилкой уже волноваться начали… Ну, здравствуй, пропащая душа, как делищ-щи?
– Жор, у меня мало времени, я коротко, хорошо? Можешь мне в двух словах рассказать, что такое «гастроинтестинальная стромальная опухоль дистального отдела желудка»?
Георгий присвистнул:
– Дерьмовая болячка. В переводе на человеческий язык – рак желудка.
Ну да, именно этого он и ожидал…
– А у кого такая напасть? – поинтересовался тем временем старый друг.
– Да у парня одного, ты его не знаешь… Давай сделаем так: я тебе зачитаю, что тут в карте написано, а ты разъяснишь, что к чему.
Жора внимательно слушал, то и дело задавая уточняющие вопросы и периодически сверяясь со своими справочниками.
– Плохо дело… – резюмировал он в итоге. – Не повезло твоему знакомому. Я, конечно, не специалист и мог что-то не совсем точно понять… Но в целом так – у этого человека, как бы это сказать по-русски, быстрорастущая злокачественная опухоль в желудке. Притом уже на довольно поздней, видимо, предпоследней, стадии. Его лечили, провели два курса лечения, но это не помогло. Последний курс, очевидно, несколько приостановил ход болезни, возможно, даже на время приглушил симптомы, но не более. Вылечить больного не удалось. Что, впрочем, не удивительно – рак желудка практически неизлечим…
– Жорка, скажи, – убитым голосом поинтересовался Леонид, – а сколько может еще прожить человек с таким диагнозом?
– Дружище, ты слишком много от меня хочешь! Я же все-таки хирург, а не онколог!
– Ну и все-таки? Приблизительно? Пойми, мне это очень важно знать!
– Ленька, ну я правда не могу… Ну, где-то год-полтора… Может, чуть больше, если повезет, может, меньше…
– Ладно, я перезвоню, – потрясенный Голубев даже забыл поблагодарить собеседника.
– Ленька, погоди! Ты помнишь Ксеню Волжанскую, дочку Бориса Семеновича?
– Да, – сухо отвечал Голубев, внутренне весь подобравшись.
– Она теперь один из лучших в Москве специалистов по онкологическим заболеваниям. Докторскую защитила, ее даже за границу консультантом приглашают. Я слышал, она работает над какой-то чудодейственной вакциной. Пока все это еще только на стадии эксперимента, но, если у нее получится, будет переворот в медицине. А я в Ксюху верю… Давай направим твоего знакомого к ней. Ну вдруг она сможет ему помочь, чем черт не шутит… Вдруг – чудо? Дать ее телефоны?
– Давай, – безразлично согласился Леонид. В отличие от Георгия, он никогда не верил в чудеса.
Оставалась еще, конечно, слабая надежда, что все это какая-то кошмарная роковая ошибка. Но в результате долгих размышлений, последовавших за разговором с Георгием, Голубеву ничего не оставалось, как смириться. Да, он не чувствовал никаких болей, но это ровным счетом ни о чем не говорило – известно ведь, что при онкологических недугах боли начинаются лишь на самой последней стадии. Что касается остальных симптомов, то они, во-первых, как объяснил Жора, были приглушены недавним курсом лечения (Кирилл, оказывается, лежал в больнице перед самым Новым годом), а во-вторых, – и Леонид вынужден был это признать – в слабой форме все равно присутствовали. За недолгое время пребывания в новом теле он уже неоднократно испытывал многое из перечисленного в карте – то ощущал беспричинную слабость и упадок сил, то терял аппетит, и почти всегда чувствовал стойкую неприязнь к мясу – но каждый раз находил для себя вполне рациональное объяснение. Ну, переел вчера, перегулял, перебрал спиртного – такое с каждым может случиться. А что касается мяса, то все люди разные, и организмы у них разные. Кто-то и дня не может прожить без белковой пищи, а другим она вообще практически не требуется, вот индийцы, например, – у них, говорят, вообще мясо в организме не расщепляется… Так что, похоже, Кирилл просто из породы вегетарианцев. Однако сейчас стало ясно, что все эти отговорки были не более как самообманом…
Он попытался поговорить с отражением, но то упорно хранило молчание. Поразмыслив, Леонид отправился туда, где были сделаны все последние записи в карте – в Онкологический центр на Каширке.
– Ухудшение? – озабоченно спросил доктор, у которого, как выяснилось, наблюдался Рощин. Уже пожилой – лет на десять старше Голубева-настоящего, сухощавый, в небольших очках, он удивительно напоминал чеховских персонажей – земских врачей. – Неужели? А я-то рассчитывал на передышку, по крайней мере, на полгода… Ну, присаживайтесь, голубчик, рассказывайте, что беспокоит.
– Пока ничего, – удрученно проговорил Леонид. Только что в этом отнюдь не шикарно обставленном кабинете умерла его последняя надежда. – Так, провериться зашел…
– Ну что же, хорошее дело, – кивнул врач и принялся что-то записывать в многострадальной карте.
– Скажите… – Леонид незаметно подглядел в свой талон, – Алексей Алексеевич… Мой случай действительно безнадежен? Я скоро умру?
– Голубчик, – устало вздохнул доктор. – Но мы же с вами уже столько раз говорили на эту тему…
– Да, я помню. И все же?..
– Ну, по меньшей мере за год я могу поручиться.
– За год??!
– Видите ли, уважаемый Кирилл Владиславович… – Врач отложил ручку, потом снял очки, тоже зачем-то отложил их в сторону и поглядел прямо на него. Глаза у него оказались голубыми, неожиданно яркими и чистыми для человека его возраста. – У нас с коллегами существует некий образец, канонический пример, можно сказать… Одному профессору, востоковеду, кажется, поставили схожий с вашим диагноз. И он спросил лечащего врача: «Скажите точно, сколько мне еще осталось? Мне необходимо за это время закончить книгу». Ему ответили: «Три месяца». Он пришел домой, заперся в кабинете и три месяца работал, практически не вставая из-за стола. Успел точно в срок, книга была закончена. А когда вновь появился в клинике, врачи не поверили своим глазам – диагностика не выявила и следа злокачественной опухоли. Он выздоровел, представляете?!
– И много ли таких случаев?
– К сожалению, не так уж много. Но они есть! А значит, нам с вами ни в коем случае нельзя терять надежду.
– Да вам-то что?! – с горечью отвечал мнимый Кирилл Рощин. – Это мой диагноз, мне умирать!..
Поднялся и вышел из кабинета прежде, чем Алексей Алексеевич успел ему что-нибудь ответить.
Он ехал по Москве буквально на «автопилоте», точно спал на ходу или пребывал в состоянии ступора. Солнечный день уже клонился к вечеру. Подумать только, еще сегодня утром Леонид мчался на своем шикарном спортивном автомобиле, пел и радовался жизни, весне, собственной молодости… И вдруг злой рок, точно палач одним точным ударом топора, перерубил всю его недавно обретенную новую жизнь.
«Интересно, а как бы я воспринял подобную новость раньше, когда был в своем старом теле? – вертелось в голове. – Возможно, что и не так трагично. Тогда я ожидал чего-то подобного… Ну, не онкология, конечно, не долгие и страшные мучения, но старость, болезни, быть может, тяжелые… Я боялся этого как огня, отчаянно не хотел стареть, но психологически почти готов был к такому исходу. А сейчас… Едва-едва обрел молодость и, как мне казалось, здоровье, только-только начал, как выражался Жорка, жить на полную катушку и радоваться жизни – и тут… Как же так вышло, почему, за что мне это?!»
В который раз за этот кошмарный день он бросил вопросительный взгляд в зеркало, но отражение упорно не желало вступать с ним в контакт.
На сиденье рядом снова запиликал мобильный телефон, на этот раз на экране высветилось «Олеся». Очевидно, у девушки заканчивался рабочий день, и она намеревалась узнать о дальнейших планах своего возлюбленного. Без особых раздумий Леонид нажал на кнопку отбоя, а потом и вовсе выключил телефон. Говорить сейчас с кем-либо он был просто не в состоянии.
Несколько последующих дней он провел в своем номере, запершись и почти не вставая с кровати. Не хотелось ни есть, ни переодеваться, ни бриться, ни принимать душ. Однако Леонид Голубев был деятельной натурой, и его сознание отказывалось долго пребывать в состоянии отчаяния. Мысль продолжала активно работать, искать хоть какие-то возможные способы решения проблемы, рассуждать и анализировать.
