Данил вылил воду вместе с рисом.
Он оставил тарелку и вздохнул.
— Тебе это, ну, не нравится? — спросил осторожно Дима.
Данил повернул к нему голову. Дима сидел с опущенным взглядом.
— По-твоему, я, ну, э, совсем не должен с ним общаться?
— Блядь, я, я не знаю, Дим, честно, — шикнул Данил. — Сам не понимаю, что на меня нашло. Ты же и раньше с ним общался, верно? Приходилось. Чтобы он мог прийти к тебе и забрать вещи. И даже об этом не думал, а сейчас… думаю, что так не должно быть. Думаю, что, раз вы разбежались, то это… ну, наверное, это обозначает, что между вами ничего быть не должно. Но это не так, я знаю, можно сохранять дружеские отношения, даже когда вы разошлись, вы можете беспокоиться друг о друге, спрашивать, предлагать всякое, это, блин, моя реакция неуместная. Блядь. Я сам не знаю, что это.
Дима встал со стула. Зашаркал по линолеуму к Данилу и обнял его со спины. Его сердце бешено колотилось, а дыхание было шумным. Он вздрагивал телом, когда хлюпал носом.
— Между нами ничего такого нет, верно? Я не должен так думать.
— Ты можешь думать, ну, так, как захочешь, — сказал Дима совсем близко. — Может, это значит, что между нами всё-таки что-то такое есть?
— А ты как чувствуешь? Есть оно или нет?
Данил ощутил, как Дима выпустил из себя воздух. Усмехнулся.
— У меня в голове… ну, уже давно что-то есть. Просто я знаю, что, ну, оно, не слишком уместно. Что я думаю, ну, больше, чем есть на самом деле. Это же я тебе, ну, ключи дал, сказал, что можешь, ну, приходить, — Дима сжал руки на животе у Данила. Они были обжигающе горячими. — Вот придумал себе и живу, ну, с этим.
— Да уж, — Данил тронул мокрыми пальцами руки Димы.
— Отпустить?
— Нет, просто хочу подержаться.
Дима прижался щекой к плечу.
— Но я точно не знаю, ну, э, что испытываю и почему, — сказал Дима, — может, это потому что, ну, я… я, — он выталкивал буквы из горла и крепче сжимал руки, а потом опоминался и ослаблял хватку, — ну, — попытался продолжить он, — потому что я, я, — Данил закрыл глаза, он однозначно не хотел слышать то, что собирался сказать Дима, он уже знал, что он скажет, предвидел это. — Потому что я одинок.
У Данила в груди образовался лёд. Он сделал глубокий вдох.
— К этому, э, ну, сложно привыкнуть, когда привык к тому, что, ну, с тобой всегда кто-то был. Наверно, поэтому, поэтому я не могу перестать думать о Паше. Мы с ним были долго, ну, он – это мои первые длительные отношения. К тому же, ну, хорошие, мне было тяжело с ним, ну, расставаться. Я не хотел этого, на самом деле. Но знал, что иначе, иначе нельзя. Либо он, либо я. Уж лучше так, пусть, ну, никто ничем не жертвует. И мы расстанемся на не самой, ну, плохой ноте.
Дима отпустил Данила, но Данил взялся за его руки. Дима остался стоять в недоумении, а Данил притянул левую руку к губам и поцеловал. Медленно развернулся. Посмотрел на Диму, а Дима выглядел растерянным. Смущённым.
Данил отпустил его руки.
— Пока что… я буду с тобой, — сказал он.
— Почему?
Данил напряг плечи, перестал моргать. С напряжением смотрел на Диму. Боялся сказать.
— Потому что… я, я такой же как ты. Вот и всё. Пока что я никуда не денусь, даже если ты снова начнёшь курить.
Дима выдохнул и улыбнулся. Расслабленно и спокойно.
— Спасибо. Я постараюсь этого, ну, не делать.
— Я всё понимаю, — сказал Данил и загрёб Диму в объятия.
Он тоже чувствовал себя одиноким, но никогда и никому не признавался в этом. Даже себе. Даже в мыслях. Он избегал этого как страшного сна, как неприятной дороги, которую проще обойти и навернуть лишний километр, нежели пройти по ней напрямик и сэкономить время. Было что-то вредительное в том, чтобы признаться в себе в этом. Что-то бьющее колом прямо в сердце. Возможно, осознание проблемы. Только молчание не избавляло Данила от неё. Она всегда существовала, шла рука об руку с ним, что-то вечно нашёптывала, а он притворялся, что её не существует. Что он не знает о ней. И не представляет, кто она такая. Но это всё был аккуратный обман сознания. Обман, в котором он увяз как в паутине, а Дима… Дима не боялся в этом признаться. Он мог говорить о своих проблемах, несмотря на то что они могли показаться несущественным, мизерными, незначимыми. Что такое одиночество в современном мире? Ведь есть столько способов его избежать. Говорить о нём буквально то же, что заявить «я зажрался и хочу ещё, но не вижу то, что лежит перед глазами». Поэтому Данил не мог себе признаться. Боялся показаться зажравшимся человеком, который по собственной глупости не знает, куда приткнуться.
***
Когда Данил закончил с супом, они поужинали. Дима не стал есть курицу, но съел картошку и рис и выпил весь бульон. Результат Данила порадовал.
— Дань, спасибо, — сказал с улыбкой Дима. — Мне давно никто не готовил. Это, ну, приятно.
— Забота – вообще приятная штука, — улыбнулся Данил.
— Но не тогда, когда её, ну, слишком много, да? — прищурился Дима, повторяя манеру Данила.
Данил даже этому удивился.
— Я, кстати, чё о Паше сказал-то, — вспомнил Дима и опёрся на стол, смотря в глаза Данилу, — хотел тебя кое о чём попросить.
— О чём же? Встретить его?
— Не. Когда он придёт, ты… побудешь рядом? Ну, чтобы он не начал заводиться, ну, про наркотики?
— А, мне его осадить надо будет?
— Ага, только… я бы не хотел, чтобы он сразу увидел тебя и, и завёлся. У вас отношения… не очень. — Данил кивнул. — Вы даже не знакомы, а уже… как ты это сделал? — напряг лицо Дима.
— Случайно, — Данил подтянул угол рта.
— Ну, короче, я бы мог тебя попросить, ну, побыть в комнате? Подождать. Если всё пройдёт тихо, то тебе и показываться не надо будет, а если, ну, что-то всё-таки случится…
— Я приду на помощь, понял-принял. Это, конечно, тот ещё номер будет. Вы стоите, говорите минут десять, а потом начинается и я такой выползаю из комнаты, и типа «Коничива, не ждали?», — засмеялся Данил.
Дима засмеялся вместе с ним.
— Да, это глупо, — согласился он. — Но… но ничего лучше я, ну, э, не придумал, так что… — он скованно улыбнулся, прося Данила войти в положение.
— Да я понял, не парься. Средства мы не выбираем.
— Это точно, — Дима опустил взгляд. — Спасибо тебе, правда.
Данил кивнул, но, когда обратил внимание на глаза Димы, понял, что он этого не видел. Так было и тогда, когда Дима ел: он будто замирал всем телом, потом продолжал есть, потрясывая ложкой и последовательно поднося её ко рту. Он уже не моргал. Никуда не смотрел. Не двигал глазами. Он что-то видел. И видел очень часто.
========== 17. 12-15.10, вторник-пятница ==========
«опятб стошнило», — прочитал Данил на работе. — «суп жалко».
«А когда тебя стошнило?»
«ночью»
«Тогда о супе можешь не переживать
Он уж переварился
У тому времени»
«не знал»
«Чувствуешь себя также?»
«не понимаю
вроде
хуже»
Данил подпёр рукой щёку. Это состояние может продолжаться вплоть до месяца, или даже больше. Возможно, меньше. Сейчас и не предскажешь. Если учитывать то, что ломка началась запоздало, это может означать, что она будет длиться дольше. Но сколько именно, покажет только практика.
Зазвонил телефон. Данил отложил мобильник и принял звонок.
— Добрый день, техподдержка. Меня зовут Данил, как я могу к вам обращаться? — на автомате проговорил он и не забыл вежливо улыбнуться.
После работы Данил зашёл к Диме. Перед приходом написал, что наведается. Дима не прочитал и не ответил. В квартире было темно. Данил тихо заглянул в комнату. Дима спал на диване. Дверь балкона стояла на микропроветривании. Это принесло Данилу облегчение. Следом он заглянул на кухню. Открыл холодильник и достал кастрюлю с супом. Количество ножек не уменьшилось, а вот количество бульона – да. Диме хватило сил поесть. Это был второй радостный для Данила момент.
