В напряженном раздумье Таня зашла в лифт и нажала на кнопку «24» – это последний этаж здания, на котором находился только стеклянный пентхаус. Выше – лишь крыша с красным мерцанием предупреждающих авиационных огней да небесный свод, в котором что-то темное и аморфное – то ли черт, то ли черта – боролось с холодным свежим ветром, прилетавшим от чистых, из-за леса. Решения о том, как разговаривать с доктором и разговаривать ли вообще, девушка так и не приняла; чувства и мысли плавали в ее блондинистой головке, не соединяясь ни в какие разумные фигуры, но застревая в самых неподходящих местах.
«Похоже на эфирный коллодий», – подумала Таня, для которой мышление медицинскими и фармацевтическими образами было вполне естественным.
Коллодий – прозрачная бесцветная жидкость с запахом эфира, застывающая при нанесении на кожу как тонкая, но прочная пленка. Казалось, что и сейчас взвесь Таниных мыслей и чувств исподволь схватывается, блокируется неведомой пеленой, словно невидимый и непонятный процесс перехода, начавшийся помимо Таниной воли, стал развиваться и уже потек по ее жизни, туманя мозги, как будто запахом эфира.
«Что-то я нервничаю неизвестно из-за чего, – заключила про себя девушка. – То вдруг тоска какая-то, домой хочется, в Крым, то деревьев дурацких испугалась, то Фаусте боюсь про милицию сказать. Баек наслушалась бредовых про оборотней, проторчала полчаса со старухами у подъезда. И голова будто не моя. Может, к дождю? Наверно, погода меняется, гроза будет – ветер. Ох уж этот ветер… Черт знает что. Давно уже надо было прийти и начать работать, а не заниматься чепухой».
С этими мыслями Таня подняла руку и нажала на кнопку звонка.
Звонок заливисто раскатился за дверью квартиры, брякнулся, отразившись, о зеркальные стены, и наступила тишина.
Никого.
«Не может быть, – удивилась Таня. – Завтра приемный день, надо препараты готовить. Фауста Петровна наверняка дома».
Позвонила еще раз, уже менее уверенно.
Долгая-долгая пауза и наконец – звук шаркающих ног, приближающихся к прихожей. Дверь отворилась, но вместо энергичной и строгой Фаусты Петровны Таня увидела кошмарного вида старуху с палкой и в нелепом головном уборе.
– Извините, я к доктору, – промямлила девушка.
Держа дверь полуоткрытой, старуха молча разглядывала ее через цепочку. Растерянная Таня тоже уставилась на нее во все глаза.
У старухи было длинное звериное лицо, грубостью черт схожее с выражением лица не то клинического дебила, не то горбатого карлика. Сплющенный курносый нос с широкими ноздрями очень высоко посажен над впалым ртом. Почему-то непропорционально огромное расстояние между кончиком носа и верхней губой и производило страшное впечатление. Кожа на щеках обвисла глубокими темными складками, переходившими в крупноморщинистую шею и невероятной величины бюст, выставленный на обозрение в глубоком декольте. Большие дряблые груди выпирали из туго зашнурованного черного корсажа расплывчатыми кругами; над плечами вздымались белоснежные буфы жестко накрахмаленной рубашки.
Головной убор старухи был под стать костюму: рогатый готический чепец из гобеленной ткани, мелко расшитой цветочками. Надо лбом к нему брошью крепилась белая фата с легкомысленной оборкой; снизу чепец подпирали оттопыренные хрящеватые уши.
Но самым неприятным, еще хуже верхней губы, в этом гротескном лице были глаза: небольшие, карие, с прищуром. Они отчасти напоминали глаза доктора Фаусты, если, конечно, можно сравнить это нелепое чудовище с подтянутой и моложавой пятидесятилетней женщиной. Чем-то эти глаза были похожи и на глаза самой Тани, хотя в этом случае сравнение с хорошеньким созданием двадцати лет от роду нельзя было провести никоим образом. И все же наибольший страх вызывало именно то, что светилось в этих как будто спокойных глазах, – нечто темное и бесформенное, то ли черт, то ли черта.
– Так… что? – спросила Таня, с трудом приходя в себя. – Фауста Петровна дома?
Старуха опять ничего не ответила, только взялась рукой за дверную цепочку. Таня заметила, что между большим и указательным пальцами она сжимает бутон розы. Пальцы были заскорузлые, унизанные кольцами, с грязными ногтями.
Недобрые карие глаза пристально разглядывали девочку из-под набрякших век. Брови над веками были выщипаны в ниточку и подведены сурьмой.
Между тем за спиной неизвестно откуда взявшегося страшилища виднелась знакомая прихожая: напольная фарфоровая ваза со стеклянными цветами и свечи в хрустальных бра вокруг зеркал. Где-то далеко, в спальне, слышалось довольное урчание зверечка: наверное, он недавно поел.
Старуха же казалась недвижимой, как каменное изваяние.
Но стоило Тане сделать крохотный шажок вперед, как обрюзгшее лицо перекосилось, и на нем отразился сильный гнев.
– Брысь, брысь, – сделала старуха на Таню пальцами с розой и с силой захлопнула дверь.
Глава вторая
ГЛАЗНОЕ КОПЬЕ
Ошарашенная Таня опять спустилась вниз, к подъезду. Там картина была все та же: бабульки, мойщик окон – чертовщина, чертовщина – милиция вызвала экспертов – сейчас будут ходить по квартирам, расспрашивать жильцов.
«Что это за бред? – думала девушка. – Где Фауста Петровна? Откуда старуха эта дикая? Уйти, что ли, домой подобру-поздорову? Но вроде неудобно, завтра приемный день, я обещала разложить препараты, подготовить посуду…»
Она потопталась за спинами у митингующей группы, теребя красный шарф. Разговаривавшие перестали обращать на нее внимание; даже злобная вахтерша, и та потеряла к ней всякий интерес. Тане тоже уже надоело в сотый раз выслушивать историю о ночном убийстве; чем чаще повторялись детали о растерзанном трупе, тем глупее и ненатуральнее казался девушке этот рассказ. Какие уж там «похищенные дух, душа и тело» – желтая пресса, да и только. Вот мерзкая старуха, не пускающая ее на работу, – это да, это действительно проблема…
Танины размышления были прерваны появлением двух милицейских машин.
– Приехали! Приехали! – восторженно закричала толпа и ринулась к стражам порядка.
Из-за спины техника-смотрителя Таня различила пятерых милиционеров с собакой, вылезающих из машин. С милиционерами был еще один человек в штатском.
«Наверно, эксперт», – подумала Таня.
Эксперту, судя по всему, было лет 25-26 – тоже мне, крупный специалист с большим опытом… Вид интеллигентный, лицо симпатичное, круглые очки. Одет в светлую куртку и летние брюки, в руке небольшая сумочка.
Бабки немедленно обступили его со всех сторон, треща и галдя. Громче всех, конечно, кричала злыдня-вахтерша, которая предлагала сейчас же пойти в верхний пентхаус и там «как следует разобраться, что к чему».
– Фаусты Петровны нет дома, – попыталась возразить Таня. – Там только какая-то незнакомая старушка.
Но ее никто не стал слушать. Под предводительством мойщика окон плотная толпа, окружавшая эксперта, милиционеров и собаку, двинулась к лифтам.
С досадой пожав плечами, Таня пошла вслед за ними. Выгрузилась на двадцать четвертом этаже и не без труда пробилась ближе к двери, в которую уже звонил решительный милиционер.
– Фаусты Петровны нет дома, – начала опять она, и в этот момент доктор открыла дверь.
Фауста без интереса обвела глазами толпу, собравшуюся на лестничной площадке, и остановила взгляд на Тане.
– И где же ты пропадаешь, хотелось бы знать, – сказала она.
– Я приходила, – вспыхнула Таня, – звонила… а тут старушка… в чепце…
– Какой чепец? – без раздражения, но строго произнесла Фауста. – Ты уже взрослая девочка, Таня, а выдумываешь какие-то глупости. Проспала, так признайся честно.
– Я не проспала, Фауста Петровна, я вовремя пришла, – отчаянно отбивалась Таня. – Я знаю, что мне посуду надо подготовить.
– Вот именно, – подтвердила доктор и еще раз обвела глазами примолкшую толпу: с того момента, как Фауста заговорила, крикуны мгновенно стихли, мойщик окон втянул голову в плечи. Даже милиционеры почему-то молчали, слушая, как доктор отчитывает ассистентку. – А это кто такие? Ты зачем их привела?
– Я их не приводила. Это милиция… Там ночью человека убили… у озера… – Таня подумала и добавила: – Под деревьями.
– Ну а мы здесь при чем? – не повышая голоса, спросила Фауста.
Тут словно ожил и заговорил милиционер, до сих пор державший руку на кнопке звонка.
– Капитан Сергеев, – отчеканил он, убрал руку со звонка и взял под козырек. – Расследуем убийство…
Но Фауста еле заметно повела в его сторону пальцем, и он опять замолк, оставшись стоять с открытым ртом.
– Убийство какое-то, – недовольно сказала доктор. – И дальше что?
– Там труп – его как будто зверь изгрыз, – пискнула Таня.
Фауста смотрела на нее вопросительно.
– Говорят, из наших окон лучше всего видно.
– Видно! Из наших окон! – кажется, доктор всерьез начинала сердиться. – И что же они собираются увидеть из наших окон? Деревья? Порядок надо было поддерживать, – это уже было сказано одеревеневшим милиционерам, – и законы соблюдать, понятно? Нет такого закона к людям без толку вламываться.
