Поначалу дорога кажется ему мягким ковром, затем по лесной тропинке он продвигается дальше, идет по давно выпавшему снегу, среди низких ветвей, узловатых корней и почти ничего не различает в том, что его окружает. Тропинка теряется между скал. Воллар иногда спотыкается, но все же карабкается вверх, автоматически. Иногда ему приходится вытягивать руки, идти ощупью, хвататься за каменный выступ, лишь бы подняться. Он цепляется, как может, за острые травы или колючую, как коралл, зелень деревьев. И все для того, чтобы добраться, наконец, до поляны, покрытой трескучими и заснеженными растениями. Попадаются застывшие лужи грязи, белые сугробы. И Воллар останавливается под редкими хлопьями, которые падают, кажется, в замедленном темпе. В свою очередь он замирает на этом морозе, во мраке с запахом промокшей коры. Звук его дыхания заполняет пространство. Он сжимает кулаки, глубоко вдыхает и начинает кричать.
Крик его ужасен, хрипл, бесконечен. Слышен, наверное, очень далеко. Как рев животного, желающего освободиться от жуткой боли. Как желчь, исторгнутая из огромных органов. Крик, который не ослабевает и не затихает очень долго, а затем возобновляется с новой силой и все больше нарастает. Крик в горах, усиливающийся среди деревьев и скал, раздающийся все выше, среди вершин, крик, раздавленный черной пеленой неба. Крик Воллара чрезвычайно силен: все вокруг умолкает и глубже врезается в землю. К тому же хруст. Ни звука животных, спрятавшихся в своих норах, сжавшихся в ямках, лишь этот крик, один только крик в ноябрьской ночи.
Ни на одну секунду крик не становится плачем. Воллар не умеет плакать. Он только вопит до изнеможения. И долго ждет, прежде чем снова отправиться в путь, до колен погружаясь в вязкую гущу, а затем в нагромождение растений. Когти под снегом. Он спотыкается на громоздких камнях. Идет вперед, согнувшись пополам и вытянув руки. Ему хотелось бы держаться прямо, прорваться сквозь лес, как допотопный зверь, своей неистовой силой пробить гору, но множество раз большие мертвые ветви ломаются о его лоб, и он уже не понимает, что стекает по его щекам — растаявший снег, пот или кровь.
В первый раз он падает неудачно, и ему кажется, что ребра поломаны о пень. С большим трудом встает, распрямляется, невольно стремясь вызвать боль, стучит кулаками по стволам, но вдруг земля уходит из-под ног и он падает во второй раз, опрокидывается, не переставая скользить по склону, увлекаемый собственной массой. А когда наконец останавливается, то барахтается в снегу и замерзшей грязи.
Он уже не чувствует ни рук, ни ног. Лоб и ребра причиняют боль, но эта боль оказывается также странной защитой, Воллар абсолютно растерян. Куртка промокла, а влажность бередит его старую кожу и такое выносливое тело. Он будто почувствовал более твердую почву под ногами, худо-бедно пошел по запутанной тропе. И даже не протягивает больше руки вперед, прокладывает путь в темноте.
Тропа снова спускается, сдвиг в мученье. Воллар больше не испытывает потребности в крике. Он собирается, овладевает собой. Глубоко дышит, прислушиваясь к ночи. Давящая тишина. Должно быть здесь есть звери, погруженные в зимнюю спячку и безразличные к этому нелепому страданию.
Впервые он замечает, что все части тела у него дрожат, челюсти стучат и что невозможно остановить эту тряску. Однако ощущение ужаса исчезло у него внутри. Он знает, что не умрет этой ночью и даже не простудится, если продолжит двигаться. Знает, какие запасы энергии содержатся в глубине его огромного тела. То, с чем он столкнулся, — всего лишь один из ликов зла. Ему известны и другие. Его блуждание в горах, боль и продвижение во тьме у хорошо знакомой горы только помогают ему признать, что впредь придется жить с этим непоправимым абсурдом: он задавил и, быть может, убил ребенка.
Воллар прихрамывает и дрожит в тишине, но обретает прежнюю твердость мысли. И теперь продвигается по маленькой горной дорожке.
Он все еще идет вперед, сложив руки на груди и отвешивая себе сильные звучные пощечины, но ледяной холод сильнее, и Воллар ужасно дрожит. Кажется, что день никогда не наступит.
Поскольку дорожка поднимается по мягкому склону, изгибаясь слегка, он наконец замечает четкие очертания дома. Более темную массу. Запах дыма. Желтоватый прямоугольник освещенного окна. Мужчина, стоящий на пороге дома, что-то держит в руке. Не двигаясь, он наблюдает, как Воллар выходит из ночи, приближается, потом застывает в нескольких шагах. Совсем рядом собака долго рычит. Мужчина не выглядит удивленным или настороженным. Он ставит свое ведро, и этот металлический звук окончательно приводит Воллара в себя. Он хотел бы заговорить, поздороваться, попробовал бы объясниться, но ни одного звука не вылетает у него изо рта. Мужчина видит, что волосы Воллара слиплись от грязи. Видит, что лоб кровоточит, а брюки и куртка разорваны.
— Попали в аварию? — спокойно спрашивает он.
— Да, — бормочет Воллар, дрожа от холода, — несчастный случай…
— Сначала зайдите и согрейтесь, успокойтесь. Вы слишком сильно дрожите. Был кто-нибудь еще? Раненые?
— Я был один… Никого другого… Я один…
— Послушайте, я только что сварил кофе, он горячий. Пейте…
Мужчина с удивлением рассматривает внушительную фигуру этого заблудившегося, промокшего, запачканного кровью человека, на голову выше его ростом.
Воллар бессознательно подходит к плите. Пес обнюхивает его ноги, становится на дыбы, цепляясь когтями за промокшую ткань. На стене — картинка, изображающая пожарную машину, иллюстрирует ноябрь месяц. По-прежнему молча, потихоньку согреваясь, Воллар созерцает грузовик, это красное пятно.
— Если желаете, — говорит мужчина, кивком подбородка указав на календарь и нащупав мобильник, висевший у него на поясе, — я могу позвонить.
— Нет, не стоит, — возражает Воллар, двумя руками сжимая чашку дымящегося кофе, — все пройдет..
— А несчастный случай? Машина?
— Катастрофа произошла вчера вечером, далеко, в долине. Этой ночью я всего лишь ходил по лесам. Мне необходимо было побродить… Несколько раз упал, но, кажется, ничего не сломал…
Он скорчился от боли.
— Самое большее, треснули ребра, но со мной и не такое бывало… Хотел только отыскать свой грузовичок, но я не знаю, где мы. Тут рядом есть перевал?
— А это не ваша брошенная машина, вон там? Она даже не закрыта на ключ. Вчера вечером я проходил мимо, с собакой. Меня это удивило… Наверняка я обнаружу мертвого, сказал я себе! Но вместо трупа увидел все эти книги. Боже мой! Проклятую груду книг! Если вы подниметесь по дороге на целый километр, вы туда и попадете, это перевал… Но подождите, пока совсем рассветет. Если рассветет.
— Нет, я пойду сейчас. Спасибо за кофе, за тепло. Я должен идти. Конечно, не совсем просох, но больше не дрожу.
— Что же вы делаете со всеми этими книжками?
— Я их читаю. Покупаю, продаю. Живу с них. Еще раз спасибо, но я еще вернусь… Все пройдет.
— Как хотите, — сказал мужчина. — Знаете, я живу здесь довольно долго. А до меня мой отец и дед уже жили в Обители. Поэтому, поверьте, таких людей, как вы, что появляются неизвестно откуда и в любой час, мы немало повидали. Все происходит из-за этой горы.
— Меня это не удивляет, — ответил Воллар.
— …Всегда одно и то же. С теми, кто, как вы, приходит глубокой ночью или ранним утром, наверняка где-то и что-то случилось. Катастрофа, несчастье или какая-то другая гадость. Вот тогда они и являются, иногда совсем издалека. Это Обитель притягивает их! Все они одинаковы… Поднимаются, как вы поднялись, но не для того, чтобы затеряться, я этого не говорю, нет, скорее хотят побыть какое-то время в стороне… И так продолжается уже века. В самом начале это были монахи, отшельники, безумцы и, конечно, такие же бедняги, как вы… Но в вашем случае…
Мужчина колеблется…
— Что? — спрашивает Воллар.
— Не знаю, как мой отец, но я еще никогда не видел таких больших, как вы, таких…
— …грузных? Знаю, я очень громоздкий. Тяжел даже для самого себя, с давних пор. Вот так! Во всяком случае, еще раз спасибо.
Воллар отправляется в сторону перевала. Собака сопровождает его с минуту, перебегая справа налево, нюхает следы животных, тремя каплями мочи орошает снег, затем поворачивает обратно.
Когда книготорговец пытается завести свой грузовичок и спуститься в город, снег валит на горы, вершины которых исчезают в нагромождении гигантских туч, снег падает на заледеневшие скалы, где нарастает белый покров, на темные поля, густые леса Обители, валит на петляющую дорогу, напоминающую войлочную ленту, на монастыри, скрывающиеся за самыми таинственными изгибами пейзажа, снег покрывает могилы монахов, умерших много веков назад, город с его скользкими улицами, башнями, мостами, парками, снег окутывает громаду больницы, куда была отвезена маленькая девочка. Густые хлопья падают перед застекленными дверями муниципальной библиотеки и слепыми окнами морга. Черные хлопья в свете ламп. Белые хлопья во тьме переулков.
