А в этот вечер — скользкое шоссе, всплески воды, работающие стеклоочистители. Ева еще бежит по боковой дорожке вдоль проспекта. Она оступается, толкает прохожих, несколько раз спотыкается на металле, бетоне, обдирает колено.
И тогда решает пересечь бесконечную улицу, вдоль которой мчится какое-то время. Грохочущий поток. Бешеный поток. Запыхавшись, она пробирается между буферами стоящих автомобилей, затем, никуда не глядя и ничего не видя, бросается прямо поперек мчащихся машин.
Еще бы долю секунды, но уже слишком поздно, книготорговец Этьен Воллар видит, как крохотная фигурка бросается под его автомобиль в желтоватом луче света, перечеркнутого дождем. Он весь сжимается, с ужасом оседает. Педаль тормоза раздавлена, руль повернут влево, Воллар не сдается и напрягается, как будто еще может удержать своими руками железного зверя, набросившегося на свою жертву. Слишком поздно… Бесконечное скольжение. Воллар, руль, автомобиль сложились в единую металлическую массу, сбивающую девочку, ее оторвало от асфальта и подбросило вверх. После первого глухого удара — грохот от падения тела на ветровое стекло, в скрежете тормозов — другие резкие звуки и другие удары, и все это, кажется, никогда не кончится.
Воллар поочередно различает красную курточку, бледность, внезапный ужас в двух огромных, невероятно больших глазах, и эти два недоверчивых глаза на мгновение погружаются в его собственные. Он долго будет пребывать в убеждении, что ясно разглядел это лицо сквозь ветровое стекло, лицо ребенка, отделенное от его старой головы лишь прозрачным экраном, о который оно и разбилось.
Затем — неподвижность, остановка над ужасом. Воллар, будто вросший в кресло, а руки припаяны к рулю. Бесконечно тяжело.
Ценой огромного усилия ему удается сдвинуться, открыть дверцу, но, спускаясь, он запутывается ногами в повисшем вдоль сиденья привязном ремне, который никогда не использует. И тогда всей тяжестью падает на колени и, упершись руками в липкий асфальт, на четвереньках ползет к телу, распростершемуся в четырех метрах от него в свете фар застывших на месте машин. Все вокруг будто погрузилось в напряженную тишину.
В тот момент, когда он подползает к телу, кажется, что тысячи инструментов невероятного оркестра звучат, сливаясь в какую-то жуткую какофонию, а он видит, но не смеет дотронуться до лежащей перед ним неподвижной крохи, до этого осколка детства с опрокинутой головкой, раскинувшимися руками, красной ножкой без туфельки. Задыхаясь, он наклоняется над полузакрытыми глазками, искривившимся и кровоточащим ртом, ужасно побелевшей кожей лица, запачканного грязью и кровью. Скользя ладонями по земле, он замечает густую красную струйку, стекающую под раскаленную резину черных шин.
Музыка оркестра бушует вовсю. Крики, автомобильные гудки, грохочущие трубы, и Воллар понимает, что над ним, вокруг него вопит озлобленная толпа. Некоторые люди даже хватают его, тащат. Пытаются приподнять насильно, оторвать от наваждения. Ему хочется сказать: «Она еще дышит, но обливается кровью, она еще дышит…», но он совсем потерял голос. Как в бреду, не ощущает ударов ног, грубых ударов по бедру. Чьи-то руки таскают его за волосы и срывают одежду, но он такой тяжелый! Наконец, несколько мужчин хватают его и ухитряются поднять. Это полицейские. И вот уже — сирена «Скорой помощи», голубой вращающийся фонарь с перебоями освещает фигуры призраков. Какая-то дама приносит ранец ребенка, маленькую туфельку. «Она еще дышит…» — произносит он сиплым, подавленным, умирающим голосом.
В полицейской машине сидящий напротив молоденький сыщик смотрит на него и спокойно задает вопросы. Пахнет промокшей кожей, застаревшим холодным потом, табаком. Воллар овладевает собой. Проверяет, остались ли у него очки на носу, вытирает ладони о брюки. Прежде всего говорит: «Она бросилась, бросилась…», бормочет другие бессвязные фразы. Он без возражений дует в пластиковую трубочку, которую ему протянули, шумно надувает то, что ему велят надуть, подписывает, что просят подписать, достает из кармана бумаги, которые просят предъявить. Свидетели рассказывают, что они видели, другому полицейскому, такому же молодому и столь же спокойному.
Полицейские и свидетели выходят. Воллар остается в машине один. Он увидел, как пронесли носилки, услышал вой сирены «Скорой помощи». Если малышку увозят так быстро, значит, она не умерла и не умрет… Сквозь решетчатое стекло он видит, как полицейские, оснащенные электрическими фонариками, осматривают его грузовичок, обнаруживают разбросанные, опрокинутые книги. Уличное движение частично приостановлено; шум моторов заглушает голоса.
Воллар думает, что его заберут; не допускает, что отпустят. Но насквозь промокший полицейский поднимается в темную машину, прикрывая бумаги пластиковым мешочком.
— Вы можете идти, — говорит он Воллару. — Протокол оформлен… Автомобиль в хорошем состоянии… Алкоголя в крови не обнаружено… Вы почти ничего не могли сделать, как говорят свидетели, девочка была совсем перепугана… ничего не видела… бросилась вам под колеса… Вас вызовут позже, вы должны явиться. Но в данный момент можете уезжать…
— А ребенок, она поправится?
— Послушайте, они увезли ее срочно в больницу и сделают, что могут… К несчастью, такое случается каждый день…
Воллар выходит из машины. Он поправляет уже залитые дождем очки, а полицейский хлопает ему по плечу: «Послушайте, возьмите ключи от вашей машины!» Ему придется садиться за руль.
Полицейская машина отъехала. Толпа разошлась. Уже не дождь, а горькое одиночество пронизывает обстановку. Между Волларом и окружающим миром воцаряется мучительный мрак. Его руки дрожат, ему не удается вставить ключ зажигания.
Мотор наконец-то заработал. Грузовичок, нагруженный книгами, трогается точно так же, как прежде, но Воллар едет по проспекту чрезвычайно медленно, страх в ожидании нового удара гложет его изнутри. Ему сигналят. Он поворачивает наугад. Одна улица, другая. В ушах — приглушенный чудовищный звук от удара по детскому телу, оно сбито, отброшено на капот, падает на ветровое стекло. Треск сломанных косточек, скрип тормозов и ощущение скольжения, бессилия. Пальцы впиваются в руль, сжимаются от нелепости происходящего. Все мускулы ноги, бедра напрягаются, давя на педаль.
Вот так он, охваченный мыслями о смерти книготорговец Воллар, и ведет свою машину среди мерцающих огней, тумана набережных, не обращая даже внимания на красные огни светофоров.
Ему опять сигналят, но движение теперь не такое оживленное, а свободное пространство и мгла все заметнее. Вскоре он выезжает из города и попадает на дорогу, которая тут же поднимается в гору среди последних больших и плотно прижатых друг к другу домов.
Этот город позволяет гулять среди толпы на бульварах, среди зданий, башен, больших магазинов, а через несколько мгновений оказаться одному на горе, в какой-нибудь дикой местности.
Возникают первые виражи, уже ощутимый склон, затем изгибы между откосами скал. Валуны, скатившиеся на дорогу. И Воллар едет так, будто ему придется затормозить с минуты на минуту, продвигается предельно медленно, а внизу — залитый огнями город с желтоватой лентой проспекта, где с ним произошло несчастье, освещенные корпуса большой больницы, куда, должно быть, отвезли девочку, голубые неоновые лампы, движущиеся фары, переключение красных и зеленых огней, повсюду, среди нависающих и темных горных громад, окружающих дома.
Но Воллар уже не может остановиться. Проезжает безлюдные деревни, рощи, долины, хвойные леса. Внезапно исчезнувший город погрузился в дымку размытых огней. Будто горная мощь чудесным образом стерла его. И тут дождь превращается в растаявший снег, затем с набором высоты потоки воды становятся белыми хлопьями.
Дорога стала круче, но, главное, у́же, чем-то вроде расселины в густом лесу. Риск потеряться, раствориться. Грузовичок практически не продвигается дальше. Кажется, он уснул, не решается проехать еще метр, еще один. Достигнув узкого места, он, наконец, останавливается и стоит здесь, на дороге, словно обессилев. Воллар открывает дверцу, позволяя хлопьям осыпать его в тишине. Все покрыто белым слоем, снежным покровом окутаны ветви деревьев, кружева на траве у обочин, серебристый иней смягчает тьму.
На краю широкого пустынного пространства абсолютно закрытый отель. Слепые окна в черном лесу. Машины по уборке снега не справились здесь. Сваленные стволы деревьев. Мертвые гиганты под снежным саваном. А дальше дорога снова уходит в глубину зарослей в сторону другой долины.
Выгрузив свое большое тело, Воллар распрямляется в ночи, поднимает голову к небу и начинает идти в этом одиноком пространстве. Прячет кулаки в карманы. Мороз кусает ему лицо, плечи.
