Ознакомительная версия.
— Вы расстроены? — спросила Фирсова. — Извините, если нарушила душевный покой.
— Все нормально, — отозвался Чистов. — Спасибо тебе.
— За что?
— За тепло. За то, что не просидел вечер перед телевизором. За возможность подумать надо всем этим. Ты-то переживать не будешь? — забеспокоился он. Кроме его проблем, наверняка есть и ее.
— Буду, конечно, — честно ответила она. — Не из-за мужа. С ним как раз все понятно. Жалко, что я в вас не влюблена.
— Почему? — не понял он.
— Тогда бы я за вас боролась. Но все равно спасибо.
— А спасибо тогда за что?
— За передышку, наверное. Знаете, как зимой бывает: носишься по городу, замерзнешь как собака, зайдешь в чужой подъезд погреться. Потом дальше бежишь.
— Вот с подъездом меня раньше никогда не сравнивали, — тихо засмеялся Чистов.
— Не обижайтесь, Владимир Сергеевич, — попросила она.
— А я и не обижаюсь. — Он снова обнял Наталью, она приникла к нему, но теперь никакого влечения не было. Просто снова грелись у чужого тепла.
Как очень быстро выяснилось, события дня на этом не закончились.
Фирсова уже убежала, наотрез отказавшись от Владимира Сергеевича в качестве провожатого. Он сидел за столом, приводя в порядок чувства и допивая чай — свой и Натальин.
Телефон вдруг зазвонил как-то особенно требовательно и жестко.
Черт, телефон — в зависимости от вызывающего — может изменить мелодию звонка. Но уж точно не может звонить особо требовательно и жестко.
Однако Чистов был готов поклясться, что на том конце провода — его жена, Екатерина Степановна Воскобойникова, которую с малых лет большинство знакомых знали как Джет Кэт. Или — в вольном переводе с английского — Реактивная Катя. В вольном вообще многое допускается — можно на слух перевести и как Бешеная Кошка.
Произносили все по-разному: кто — с любовью и уважением, кто — с опаской, а то и с ненавистью, — но глобальный смысл от этого не менялся.
— Володя, здравствуй, — сказала она. — Как ты там?
— Нормально, — ответил Чистов. — А ты?
— В порядке. Слушай, есть дело.
— Слушаю.
— Сейчас тебе позвонит Иван Басаргин. Помнишь такого?
Еще бы не помнить!
Захочешь — не забудешь.
Вовчик Чистов, сын известного профессора-экономиста, всю сознательную жизнь сох по своей одногодке Катьке Воскобойниковой, дочке серьезного карьерного дипломата. Семьи дружили, благо дачи находились по соседству, а квартиры — неподалеку.
Володя был влюблен в Реактивную Катю столько, сколько себя помнил. Влюблен безответно, поскольку особыми талантами никогда не обладал, а склонен был к музицированию — непрофессиональному — да к живописи, тоже не особо оригинальной. Ну и ежиков с котятами болезных постоянно на дачу да домой притаскивал, к огорчению домработницы.
Катя же была человеком-ракетой, одновременно победительницей олимпиад по математике и танцевальных районных конкурсов. Куда уж там робкому Володе.
Однако родители дружили домами, и шутки об их будущем семейном счастье шли с детства.
Вообще же Катя тоже неплохо относилась к Вовчику, с теплом. Примерно так же, как к своему любимому щенку: помогала, жалела, заступалась. Правда, в отличие от любимого щенка, активно использовала, когда надо было выполнить какую-то скучную работенку, на которую не хотелось тратить время самой.
Оба поступили на экономический факультет МГУ. Катя — потому, что жаждала карьеры и больших горизонтов, Володя — потому, что туда поступила Катя. А еще потому, что на биофак — юный Чистов все дни проводил в кружке юннатов Московского зоопарка — родители поступать не разрешили. Живой уголок в квартире — это не карьера.
Учился Володя хорошо, потому что был умный. Катя училась блестяще — и потому что была умна, и потому что ей хотелось горы свернуть, тем более что в стране начинали происходить события, когда на лидирующие роли могли выйти молодые и смелые люди.
В общем, счастье в душе Чистова было полным, хотя и недолгим, потому что на третьем курсе к ним из свердловского вуза перевелся Иван Басаргин, победитель какой-то олимпиады. Здоровенный, весьма толковый и, к сожалению для Чистова, очень симпатичный.
Все с таким трудом достигнутое рухнуло в одночасье.
Точнее — плавно перетекло к влюбленной парочке.
Вот там все было как на ладони.
Даже Чистов скрепя сердце в измученной душе это признавал.
Однако жизнь переменчива.
Катины родители были крайне недовольны намечавшимся мезальянсом и делали все, чтобы их дочь не стала женой Ивана, сына рабочего-металлурга и воспитательницы детского сада. Катя сначала стояла насмерть, и Воскобойниковы уже были готовы сдаться, собираясь перетащить счастливчика Ивана в другой социальный стат.
Однако тот оказался человеком упрямым: перетаскиваться не захотел. А захотел увезти любимую к себе на родину, в самый центр мира — то ли в Нижнюю Салду, то ли Верхнюю Тывду.
И Катя была не против, потому что — любила.
Вот тут-то старшие Воскобойниковы и сказали — нет.
Иван оказался крепким орешком — нет, значит, нет. И уехал экономистом-плановиком на свой богом забытый металлургический комбинат, а Джет Кэт в середине июля, вскоре после получения дипломов, позвонила Вовчику и поинтересовалась, по-прежнему ли он хочет — в свете произошедших событий — на ней жениться.
Вовчик хотел по-прежнему.
С тех пор — двадцать с большим хвостиком лет без сучка без задоринки.
Если, конечно, не считать сегодняшнего эпизода.
— А с чего он вдруг меня вспомнил? — прервал неприлично затянувшееся молчание Чистов.
— Не знаю. Вернее, не все знаю. Он сам тебе расскажет, — ответила жена и, снимая возможные неприятные вопросы, добавила: — Он нашел меня в социальной Сети. Но ему почему-то нужен ты. Я дала твои телефоны, рабочий и мобильный. Все. Увидимся.
— Увидимся, — машинально ответил Владимир Сергеевич.
И в самом деле, многовато событий для одного скучного дня. Чистов честно просидел в кабинете еще четверть часа, однако звонка не дождался.
Хорошо, пусть звонит на мобильный — все равно Владимир Сергеевич скоро спустится в метро. Честно говоря, несмотря на давность произошедших событий, он до сих пор недолюбливал Ивана Басаргина.
Майка быстро шла по залитому апрельским солнцем Бродвею, в сторону Батарейного сквера, к океану. Заметно округлившаяся фигурка никак не мешала ей ловко лавировать в довольно плотном людском потоке. Дел у нее тут никаких особых не было, просто выпали три свободных часа — заранее запланированная важная встреча отменилась, так что все совпало: встречаться должны были на Манхэттене (ньюйоркцы смешно произносят — Ман’этен, не выделяя, а лишь обозначая звук «х»), встреча отменилась не по ее вине. Поэтому вовсе не стыдно потратить некоторое время на бестолковое, но такое симпатичное занятие: потолкаться в веселой нарядной бродвейской толпе, наполовину состоявшей из туристов, полюбоваться на прекрасные витрины модных магазинов в районе Пятой авеню, а потом, пройдя мимо огромного чугунного бычары, вечно оседланного детьми и молодежью, выйти к заливу и поглазеть на океан.
Откровенно говоря, это было совсем неконструктивно. Скорее в духе папы, чем мамы. Но — безумно приятно.
Вообще, данная темка часто занимала Майкины мозги.
Мама, несомненно, была кумиром и примером для подражания. Столько интеллекта, перемешанного с куражом, бешеной жаждой созидания и самоутверждения, Майка больше ни у кого не встречала. Хотя и сама училась в достойном вузе и общество себе всегда выбирала по привитому мамулей вкусу.
Папик — стопроцентно обратная картина.
Умен — однозначно. Не просто умен, а глубоко и разносторонне. Выглядит тоже на все сто. Тетки до сих пор оборачиваются, когда он легкой походкой крейсирует по бульвару. Но ему без разницы, что надевать.
Ему без разницы, с кем общаться.
И самое главное — ему без разницы, чего он в конце концов добьется в этой жизни.
Перед самым отъездом в Америку, где она продолжила московское образование, Майка совершенно случайно познакомилась с папулиным тренером по боксу, довольно старым, хоть и бодрым дедуном Виктором Иванычем.
Мир-то тесен: его дочка оказалась Майкиным тренером по фитнесу. Подружились, пригласила в гости, там — общительный дед, ну, в общем, слово за слово…
Так вот, узнав, что Майка — Чистова и учится в МГУ, дед спросил, не дочка ли она Вовчика Чистова, мальчишки с факультета экономики.
А дальше выяснилось столько всего интересного…
Хотя — нет.
Ничего принципиально нового не выяснилось. Просто картина дополнилась множеством характерных деталей.
Дед до сих пор считает, что у него не было более талантливого ученика, чем ее папуля.
Ознакомительная версия.
