Ознакомительная версия.
При этом папа раз в неделю дежурил на телефоне в обществе «Ангел» — совершенно бесплатной общественной тусовке, помогающей водителям при неисправностях их авто. То есть сами они ничего не чинят, но по вызову диспетчера выезжают на место поломки или аварии и помогают отбуксировать машину на станцию, а водителя разместить в отеле по карману.
Сынок, Самуил, как и положено, пошел дальше папы.
Будучи по образованию инженером-механиком, а по роду деятельности — крупным бизнесменом, он в свободное от работы время закончил курсы… парамедиков, то есть младших медицинских работников.
Тоже, кстати, затратное по часам мероприятие. И теперь два раз в месяц, в собственный выходной, раскатывал на амбулансе их района, выезжая не только по вызовам «своих» — в основном благополучных жителей, — но и на результаты разборок в соседнем, гораздо более бедном, негритянском квартале.
Да, чтобы не забыть: амбулансы эти — вовсе не государственные, а купленные на пожертвования жителей района. Чтоб не ждать обычную «Скорую», пока она проедет по нью-йоркским пробкам.
При всем при этом никакой идиллии в американском обществе Майка не наблюдала. И наркоманы здесь присутствовали, и бандиты, и коррупционеры. Но все это, включая коррупцию, жило под постоянным давлением тяжелой государственной длани, а вовсе не при ее попустительстве или, не дай бог, прямой поддержке.
Майка вдруг резко сменила ход мыслей. Меньше всего сегодня ее интересовала американская коррупция. А больше всего — что ей делать с Сашкой.
Поженились они год назад. Шикарная свадьба, лимузины, ресторан на Рублевке. Но это не для них, это для родителей. («Правда, предварительно исключив из их числа моего любимого папика», — додумала Майка, потому как Владимиру Сергеевичу Чистову было наверняка абсолютно фиолетово, в какого класса ресторане будет бракосочетаться его дочка.)
А у них была такая любовь-морковь, что, наверное, и перспектива жить в шалаше их бы не остановила.
Сашка вообще был равнодушен к деньгам. Сначала Майке это нравилось — напоминало папулю. Теперь — пугает, потому что молодой муж не только ничего не делает, чтобы заработать денег, но, похоже, без ее нотаций эти мысли в его голове даже не возникают.
Может, поэтому и домой неохота?
Майка и так знает, что там увидит: толпу поддатых обожателей-прихлебателей.
Она всегда сопровождает Сашку. Всегда и везде. Ему нравится быть добрым и щедрым, тем более что для этого ничего не надо предпринимать, разве что сбегать лишний раз к банкомату.
Майке не жалко денег свекра. Ей жалко Сашку, своего мужа. И еще — себя. Потому что она не видит своего будущего — и будущего своего ребенка — рядом с амебой в брюках, пусть даже и очень материально обеспеченной.
Мамуля, успокаивая напуганную дочь, тоже не раз упоминала папика. Но разве их можно сравнивать?
Папа никогда не был лодырем. Папа всегда был чем-то занят. И папа всегда лично трудился, чтобы окружающим его людям было хорошо.
А этот — просто прожигает время.
«Господи! — ужаснулась Майка. — Я подумала про Сашку — „этот“. Полный пипец». Год назад, даже про себя, она его иначе как любимым не называла.
Расстроенная, она пошла ко входу в метро.
В рациональной Америке наземных вестибюлей не строят, вход — просто дырка в асфальте, куда уходят ступени и перила.
Похоже, с Сашкой придется расставаться. Самое ужасное, что он даже не понимает, в чем проблема. Она ему — про работу, про их будущее, а он на калькуляторе ей подсчитывает, что ему, единственному сыну стального российского магната, физически невозможно будет истратить все уже имеющиеся деньги. Так зачем же зарабатывать новые?
Вот же — знаменитое проклятие ресурсов, только на суженном, семейном уровне.
Майка набрала мамин телефон — хотелось немедленно выплакаться в родную жилетку. Вряд ли мама поймет, скорее, скажет что-нибудь типа «дополни его возможности своими». Но она-то хочет идти по жизни с мужиком, а не с кредитной карточкой, пусть даже и безлимитной.
Мама не отвечала.
Наверное, опять министр запер их готовить какой-нибудь доклад президенту — мамуля у Майки была крутая.
Тогда позвонила папе. Тот трубку снял сразу.
— Алло! — ответил папуля.
— Папик, ты как там?
— У нас все отлично. Как у вас?
— У нас тоже все хорошо. — Майке вдруг ужасно не захотелось изливать на папика свои проблемы. Он же испереживается весь.
— Тебя бы вот еще сюда вытащить малыша понянчить, — неожиданно добавила она.
Эта мысль пришла Майке внезапно, уже в процессе разговора.
Если бы только он приехал! Как хорошо было в детстве — прижмешься щекой к папиной груди (мама сантиментов не одобряла), а папа коснется губами Майкиного затылка — и все ее беды разом заканчивались.
И, наоборот, начинались праздники. Иногда, правда, немного странные. Например, сходить на набережную Москвы-реки, напротив «Красного Октября», чтобы понюхать запах шоколада.
Или прокатиться на троллейбусе маршрута «Б» пару колец по Садовке.
Или сгонять на Птичий рынок, погладить щенят и прочую живность, полную, по маминым словам, блох и болезнетворных микробов.
В общем, папа точно не был активным строителем коммунизма. А также — апологетом воспитания подрастающего поколения в духе современных требований.
Но счастливое детство двум отдельно взятым детям он обеспечил.
— Сама понянчишь, — ответил Владимир Сергеевич, и Майка, даже не видя его, точно знала — он улыбается.
Ну да, это ей намек на постоянно делавшую карьеру маму. Нет, определенно надо пройти по жизни где-то посередине между маминым и папиным путями.
— Папик, а ты не знаешь, где мама? Ни по одному телефону нет.
— Знаю, конечно. В Давосе симпозирует.
— Господи, как же я сама не догадалась? Все время ж по телику талдычат, — укорила себя дочка. — А ты один, значит, на хозяйстве?
— А что, это необычно? — Папик, похоже, разозлился.
— Да ладно тебе, папуль. У вас всю жизнь так.
Еще чуть-чуть поболтали, и Майка дала отбой.
В самом деле на душе стало немножко легче.
Только вот папуля в затылок Майку поцеловать может, однако сегодняшние ее проблемы точно не решит.
Придется самой.
Майка вытерла платочком набежавшие слезинки и с потоком ньюйоркцев нырнула в чрево подземки.
Ничего, справится.
Не подведет ни себя, ни родителей, ни своего будущего, но уже такого любимого сыночка.
Вадька Чистов был в семье условно младшим ребенком.
По факту рождения как раз получалось — безусловно: он родился через одиннадцать месяцев после Майки. А условность эта возникла уже позже, в середине детства.
Хоть и Майка была вполне разумной девочкой, но когда родители уезжали куда-нибудь в гости, старшим все-таки оставался Вадим. Как-то само собой выходило. Как в сказке «Мужичок с ноготок»: главное — не то, что с ноготок, а то, что — мужичок.
И Майка со временем смирилась — а что, даже удобно: что бы ни случилось в отсутствие родителей, за все отвечает брателло.
Его же это никак не напрягало. Таким родился. Мама смеялась, что он даже в младенчестве вообще не ревел и в подгузники не писал — считал ниже своего мужского достоинства. Тут уже Майка начинала открыто ревновать: «А разговаривать небось с момента рождения начал? И поди, на двух языках сразу?»
Вообще-то со злости она хотела сказать — с момента зачатия. Но сдержалась: папик бы все простил, а с мамулей надо поосторожнее.
Хотя чего злиться-то?
Действительно паренек оказался способный. Все ему давалось легко: и математика, и гуманитарные науки. Правда, именно язык почему-то не шел до поры до времени. Хотя денег на репетиторов не жалели.
А из непонятностей, пожалуй, в Вадикином детстве было лишь его странное и ничем не объяснимое желание стать морским офицером.
То есть как раз в детстве — вполне объяснимое. И даже в юности.
Но не настолько же.
Маму Катю сначала не волновало, что во время поездки в Питер или в Севастополь маленький Вадька буквально влипал взглядом во всех встречных морских офицеров. А уж если можно было полюбоваться на военный корабль, то любоваться всей семье приходилось долго.
В Москве с военными кораблями было гораздо сложнее, но и здесь Вадька находил выходы своему большому чувству. Скажем, когда Майка с папиком выдвигались нюхать запах шоколада на стрелку Москвы-реки, он всегда — если дело происходило летом — увязывался с ними. Шоколад ему был полностью безразличен, но по реке ходили суда: малоинтересные (однако лучше, чем ничего) речные трамвайчики, более «вкусные» будущему морскому глазу баржи с буксирами и даже вполне себе приличные сухогрузы типа «река — море».
Ознакомительная версия.