Жоржи Амаду - Большая Засада

Дождь шел уже больше недели. По дорогам, превратившимся в болото, идти было тяжело. Путь изнурял, каждая лига стоила трех. Желая поменьше сидеть в засаде, Натариу ждал известия о том, что вооруженная банда полковника Элиаша Далтру уже вышла, чтобы после этого привести в движение своих людей.

Известия ждали долго. Приговоренные им бандиты покинули фазенду Кашкавел на два дня позже запланированного, тщетно надеясь, что непогода утихнет. Но дождь полил с удвоенной силой, и им ничего не оставалось, кроме как пуститься в путь в этих жутких условиях. Они спешили, им нужно было прийти к определенному дню. Они вышли ранним утром, полковник Элиаш дал последние инструкции Берилу: в Итабуне он должен направиться к доктору Каштру и поступить в его распоряжение. Что касается маршрута, их поведет Короинья: неутомимый ходок и охотник, опытный проводник, он знал все здешние закоулки и сумел бы провести их далеко от фазенды Аталайа. Экспедиция готовилась в условиях строжайшей тайны, чтобы о ней не пронюхали полковник Боавентура и его люди. За исключением Берилу и Короиньи никто не знал, куда они направляются. Бандитам платят за то, что они дерутся. Это не доверенные лица и не командиры — чем меньше знают, тем лучше.

— Что с тобой творится, скажи ради Бога! — спросил Берилу у Короиньи, когда после наступления темноты они свернули с дороги, чтобы пойти по тропе. — Ты будто привидение увидел! Ты боишься? Чего?

— Я просто стараюсь не сбиться с пути.

Может, и так. Грязь скрыла следы животных, ведущие к реке. Короинья двигался впереди, нагибался, нюхал землю. Они шли, сгорбившись под бременем усталости.

Каждый шаг стоил усилий. Дикие кабаны и грызуны перебегали дорогу, свистели жараракусу, гремучие змеи. Берилу заранее оговорил с полковником Элиашем место, где они остановятся на ночлег, — за мостиком, но следовать этой договоренности было трудно: ночь наступала, а они все еще блуждали в девственных зарослях по милости этого странного проводника, который выглядел все более напуганным. Берилу насторожился и начал за ним наблюдать.

В это же время наемники полковника Боавентуры Андраде вышли наконец на главную дорогу, но даже там было тяжело. Несмотря ни на что, они прибыли вовремя, устроили засаду и начали ждать.

Прислушиваясь и пытаясь различить звуки шагов сквозь шум непогоды — завывание ветра, раскаты грома, страшный треск дерева, в которое попала молния, — наемники напряженно ждут, спрятавшись за деревьями на вершине холма, насквозь промокшие, с ног до головы в грязи. Они привыкли к долгому сидению в засадах. Закаленные в опасностях и борьбе, всегда на волосок от смерти, даже они не могут побороть гнетущее ощущение агонии, конца света, которое несет в себе ярость природы. Они пытаются сохранять спокойствие, сдерживать страх. Еще больше они боятся Натариу. От непогоды можно уйти живым — пули управляющего не избежать даже чудом.

Устроив засаду, указав каждому его место, Натариу объясняет, как и когда начинать действовать. Он требует тишины и подчеркивает важность работы: беда тому, кто промахнется! Затем он сам встает почти на краю оврага, рядом со стволом мулунгу, откуда просматривается вся долина.

Сжимая пистолет, Натариу замирает. Он должен сделать первый выстрел, который будет для наемников сигналом открыть огонь, смертным приговором некоему Берилу — наемнику из Алагоаса, командующему экспедицией, — злодею, известному своей жестокостью. Затем настанет черед Короиньи, проводника, если несчастному удастся выжить после первых выстрелов или убежать. У него не получается пожалеть Короинью, хотя они знакомы уже много лет. Продажный слуга двух господ не заслуживает сострадания. Родившийся и выросший на плантациях полковника Элиаша Далтру, человек, которого тот уважает и которому доверяет, проводник за гроши продался противнику, снабжая его подробной информацией: точное число людей в банде — двадцать семь человек, целое войско! — чем они вооружены, день и час отправления. Он обязался прокричать совой, когда они будут приближаться. Может, выполнит обещание, а может — нет.

Натариу пытается уловить любой подозрительный шум, доносящийся со стороны тропинки: ветка, которую сломали, чтобы открыть проход, кто-то поскользнулся на грязной жиже, голос, приглушенный разговор. Жагунсо потеряют осторожность, будучи уверенными, что опасность осталась позади, далеко у границ фазенды Аталайа. Может, он и крик совы услышит, но это вряд ли. Скорее всего Короинья, приблизившись к назначенному месту, сумеет выкрутиться: опытный охотник, он знает укрытия и окольные тропы. Так и происходит. Если бы он доверял иуде, то пропустил бы момент для атаки, потому что предатель не выполнил обещание.

Тонкий слух мамелуку различает, почти угадывает, едва уловимый звук осторожных шагов по грязи, и рукой он дает сигнал наемникам. Он напрягает зрение и в свете молнии замечает Берилу. Поправляет оружие, но не спешит — дает кафузу[6] пройти вперед, чтобы оставшиеся члены банды оказались на виду. Почему у этого сукина сына пистолет в руке и почему он идет так осторожно, оглядывая окрестности?

Берилу поднимает голову, всматривается. Натариу вытягивает руку, поправляет прицел — с вашего разрешения, полковник! — так чтобы попасть прямо в голову. С вершины холма раздается очередь выстрелов, и внизу в грязи начинается паника: жагунсо отвечают наугад, не зная, куда стрелять.

Побоище — полковник Элиаш Далтру так и сказал. Засады, подобной этой, не было даже во времена прошлых стычек между Базилиу де Оливейрой и семьей Бадаро. Эта засада войдет в историю, большая засада!

Никому из жагунсо полковника Элиаша убежать не удалось. Это были знатные стрелки, приехавшие из сертана, из Сержипи-дел-Рей — края храбрецов, некоторые даже из Алагоаса, профессионалы. Когда наемники, следуя за Натариу, спустились холма, им осталось не много работы: прикончить раненых, добить тех, кто пытался лезть наверх, чтобы спрятаться среди деревьев и оттуда продать свою жизнь подороже, догнать пару-тройку бандитов, рискнувших бежать туда, откуда пришли.

Преследуя этих последних, негр Эшпиридау наткнулся на тело Короиньи. Проводник валялся рядом с валуном, за которым, без сомнения, хотел спрятаться. Натариу понял тогда, почему Берилу сжимал револьвер и почему шел с такой осторожностью и тревогой.

Короинью к тому времени уже зарезали. Ему вырезали сердце и яйца — это был любимый обычай покойного храбреца из Алагоаса. Натариу подумал: «Хорошо, что его убили». Если бы Берилу этого не сделал, ему бы пришлось взять это на себя. Он даже согласился с выбором оружия: болтун не стоил пули из винтовки, но и не одобрил жестокости: одно дело отправить предателя на тот свет выстрелом или ударом ножа, пытать несчастного — совсем другое.

Натариу не разрешил своим наемникам подбирать старое ненужное оружие. Под командованием негра Эшпиридау они ушли еще под покровом ночи и засветло вернулись на фазенду Аталайа. Натариу переехал мостик и направился в сторону железной дороги, откуда отправил телеграмму — текст они с полковником заранее обговорили. Было только одно незначительное изменение: подпись — вместо «Натариу» — «капитан Натариу».

Доехав до излучины реки, Натариу посмотрел назад, вспомнил и довольно улыбнулся. Впрочем, он помнил не перестрелку, не лежавшие тела, не Берилу с разорванной головой, не кастрированного Короинью, исколотого ножом, с сердцем, вырванным из груди. В глазах и в памяти остался ночной пейзаж: холмы и долина под проливным дождем, вздувшаяся, будто беременная, река — красота-то какая! Лучшего места днем или ночью, под солнцем или дождем в этих краях не сыскать. Это было лучшее место, чтобы жить.

Вентуринья приехал на каникулы из Сан-Жуау. На лице — воодушевление, улыбка легкая и довольная. Он обнял Натариу на станции в Такараше и сказал:

— Значит, полковник Элиаш спустил штаны и просится на горшок?

Мамелуку поправил его:

— Посыльный полковника Элиаша Далтру не просится на горшок, он просит перемирия.

Он не сдерживался перед сыном хозяина. Вентуринье не было еще и девяти лет, когда Натариу обрел убежище на фазенде полковника и стал работать на него. Мальчик привязался к молодому капанге, ездил с ним в седле, тот учил его различать голоса птиц и обращаться с оружием. Первую женщину, которую покрыл Вентуринья, привел Натариу. Это была конопатая Жулия Саруэ, бродячая проститутка, перебиравшаяся с плантации на плантацию. Ей не впервой было лишать мальчиков девственности. Лучше ее могла быть только кобыла Формоза Флор.

— Так или эдак, — продолжил студент, когда они сели на лошадей и пустились в путь, — но из политики Элиаша убрали. На свое счастье, он имел дело со стариком, у которого мягкое сердце. Если бы это был я, то раз и навсегда покончил бы с этим негодяем: сровнял бы с землей его фазенду, поджег плантации — не оставил бы ничего, кроме тыквы для мате, по миру бы пустил. Но отец пожалел его, дал слабину. Тебе не кажется, что старик должен был пойти до конца, раз уж случай представился?