А потом взошла луна.
Восход луны означал, что по календарю вертоградарей начался праздник святой Юлианы и Всех Душ:[1] праздник нежности и сострадания Бога ко всем живым существам. «Он держит вселенную в Своей ладони, как было открыто в мистическом видении много столетий назад святой Юлиане Нориджской, которая поведала об этом нам. Мы должны прощать, наши поступки должны быть исполнены любви и доброты, и никакой круг не должен быть разорван. „Все души“ — значит, все без исключения, что бы они ни совершили. По крайней мере, от восхода луны до ее захода».
Если уж Адамы и Евы у вертоградарей тебя чему-нибудь научили, это остается с тобой навсегда. У Тоби просто не поднялась бы рука убить больболистов — хладнокровно убить беспомощных людей, поскольку те были уже крепко привязаны к дереву.
Привязывали их Аманда и Рен. Они вместе учились в школе у вертоградарей, в программе которой много времени уделялось созданию разных поделок из вторичных материалов, и превосходно умели вязать узлы. Больболисты стали похожи на макраме.
В тот благословенный вечер святой Юлианы Тоби отложила оружие в сторону — свой собственный старинный карабин, и пистолет-распылитель больболистов, и пистолет-распылитель Джимми тоже. Потом стала изображать добрую фею-крестную, разливая суп, деля питательные вещества по справедливости на всех.
Должно быть, ее заворожило ощущение собственной доброты и благородства. Она рассадила всех в кружок у уютного вечернего костра и всем налила супу — даже Аманде, которая была настолько истерзана, что почти впала в кататонию; даже Джимми, которого трепала лихорадка, — он разговаривал вслух с давно умершей женщиной, стоящей посреди костра. Даже двум больболистам; неужели Тоби действительно думала, что они раскаются, обратятся и станут белыми и пушистыми? Удивительно, что, разливая суп, она не начала говорить проповедь по случаю праздника. «Ешьте все — и ты, и ты, и ты! Отбросьте злобу и ненависть! Войдите в круг света!»
Но злоба и ненависть — как наркотик. Они опьяняют. И, попробовав раз, ты хочешь еще, а если не получаешь, у тебя начинается ломка.
Пока они ели суп, из-за деревьев послышались голоса — кто-то приближался по берегу. Это были Дети Коростеля — странные существа, продукты генной инженерии, живущие на побережье. Они цепочкой шли по лесу, неся факелы из смолистой сосны и распевая свои хрустальные песни.
Раньше Тоби видела этих людей лишь недолго и при дневном свете. В свете луны и факелов их красота сверкала еще ярче. Дети Коростеля были самых разных цветов — коричневые, желтые, черные, белые — и разного роста, но каждый — совершенство. Женщины безмятежно улыбались; мужчины, готовые к спариванию, несли в руках букеты цветов; обнаженные тела — словно из комикса для подростков, где тела изображены в соответствии с идеалом, где каждый мускул и каждая ложбинка четко очерчены и блестят. Мужчины виляли из стороны в сторону ярко-синими, неестественно огромными пенисами, словно дружелюбные собаки хвостами.
Позже Тоби никак не могла вспомнить точной последовательности событий, если какая-то последовательность вообще была. Это скорее походило на стычку банд в плебсвилле: стремительные броски, сплетение тел, какофония голосов.
Дети Коростеля: Где синие женщины? Мы слышим синий запах! Смотрите, это Снежный Человек! Он худой! Он очень больной!
Рен: О черт, это Дети Коростеля! А если они захотят… Поглядите на их… Блин!
Женщина из Детей Коростеля, заметив Джимми: Давайте поможем Снежному Человеку! Нужно над ним помурлыкать!
Мужчины из Детей Коростеля, заметив Аманду: Вот синяя! Она пахнет синим! Она хочет с нами спариться! Дайте ей цветы! Она будет рада!
Аманда, испуганно: Отойдите! Я не хочу… Рен, помоги! (Аманду берут в кольцо четверо больших красивых обнаженных мужчин с цветами в руках.) Тоби! Прогони их! Стреляй!
Женщина из Детей Коростеля: Она больна. Сначала мы должны над ней помурлыкать. Чтобы она выздоровела. И, может быть, дать ей рыбу?
Мужчины из Детей Коростеля: Она синяя! Она синяя! Мы рады! Пойте ей! Другая тоже синяя! Эта рыба для Снежного Человека. Мы должны ее сберечь.
Рен: Аманда, может, лучше взять цветы, а то вдруг они разозлятся или что-нибудь…
Тоби (тонким голосом, безо всякого эффекта): Пожалуйста, послушайте, отойдите, вы пугаете…
Дети Коростеля: Что это? Это кость?
Несколько женщин, заглядывая в котелок с супом: Вы едите эту кость? Она плохо пахнет.
Дети Коростеля: Мы не едим кость. Снежный Человек не ест кость, он ест рыбу. Почему вы едите вонючую кость? Это нога Снежного Человека пахнет как кость! Как кость, которую бросили грифы! О Снежный Человек, мы должны помурлыкать над твоей ногой!
Джимми, в бреду. Кто ты? Орикс? Но ты же умерла. Все умерли. Все люди, во всем мире, умерли… (Начинает плакать.)
Дети Коростеля: Не плачь, о Снежный Человек! Мы пришли тебе помочь!
Тоби: Может быть, лучше не трогать… Это инфекция… Ему нужно…
Джимми: Ой! Бля!
Дети Коростеля: О Снежный Человек, не лягайся. Ты сделаешь своей ноге хуже. (Несколько Детей Коростеля начинают мурлыкать — получается звук, словно работает кухонный миксер.)
Рен, зовя на помощь: Тоби! Тоби! Эй, а ну-ка отпустите ее!
Тоби оглядывается, смотрит через костер: Аманда исчезла в мерцающей куче обнаженных мужских конечностей и спин. Рен бросается в гущу сражения и почти сразу исчезает из виду.
Тоби: Стойте! Не надо… Прекратите! (Что делать? Это капитальное недоразумение, обусловленное разницей культур. О, будь у нее ведро холодной воды!)
Сдавленные крики. Тоби бросается на помощь, но вдруг…
Один из больболистов: Эй, вы! Подите сюда!
Дети Коростеля. Эти люди пахнут очень плохо. Они пахнут грязной кровью. Где кровь? Что это такое? Это веревка. Почему они привязаны веревкой? Снежный Человек показывал нам веревку, раньше, когда жил на дереве. Веревка — это для того, чтобы делать его дом. О Снежный Человек, почему веревка привязана к этим людям? Она делает им больно. Мы должны убрать ее.
Второй больболист: Да, да, так и есть. Мы ужасно мучаемся, бля. (Стонет.)
Тоби: Нет! Не отвязывайте… Эти люди вас…
Больболист: Бля! Шевелись, синий хер, а то эта сука…
Тоби: Не трогайте их, они…
Но было уже поздно. Кто знал, что Дети Коростеля умеют так ловко развязывать узлы?
Больболисты исчезли в темноте, оставив спутанную веревку и рассыпанные угли. Идиотка, думала Тоби. Надо было не поддаваться жалости. Проломить им головы камнем, перерезать горло ножом, даже пулю на них не тратить. Ты повела себя как дебилка, твое бездействие — преступная халатность.
Видно было плохо — костер угасал, — но она быстро подвела итоги: хотя бы ее карабин был на месте — небольшая милость судьбы. Но пистолет-распылитель больболистов исчез. Кретинка. Вот тебе твоя святая Юлиана и любовная забота вселенной.
Аманда и Рен плакали, вцепившись друг в друга, а несколько прекрасных Дочерей Коростеля обеспокоенно поглаживали их. Джимми упал на бок и разговаривал с догорающими углями. Чем скорее они все доберутся до саманного домика, тем лучше — здесь, в темноте, они просто неподвижные мишени. Больболисты вернутся за оставшимся оружием, и Тоби уже понимала, что в этом случае от Детей Коростеля толку не будет никакого. «Почему ты меня ударил? Коростель рассердится! Он пошлет гром!» Если она свалит больболиста выстрелом, Дети Коростеля бросятся между ними и не дадут нанести завершающий удар. «О, ты сделала бабах, человек упал, в нем дырка, течет кровь! Он ранен, мы должны ему помочь!»
Но даже если больболисты вернутся не сразу — в лесу есть и другие хищники. Рыськи, волкопсы, львагнцы; и огромные дикие свиньи, они гораздо хуже. И еще: теперь, когда в городах и на дорогах нет людей — кто знает, как скоро с севера начнут приходить медведи?
— Нам надо идти, — сказала она Детям Коростеля. К ней повернулись головы, на нее уставилось несколько пар зеленых глаз. — Снежный Человек должен идти с нами.
Дети Коростеля заговорили все разом.
— Снежный Человек должен оставаться с нами! Мы должны вернуть его на его дерево.
— Да, это то, что он любит. Он любит дерево.
— Да, только он может говорить с Коростелем.
— Только он может поведать нам слова Коростеля, слова о Яйце.
— О хаосе.
