Я доложил Смольскому, что на «Шмелл» осуществляется наезд международного масштаба. Скоро, по всей видимости, пойдут в ход депутатские запросы, предписания о защите конкуренции, штрафы за доминирующее положение на рынке, а за ними недалеко и до уголовных дел и пикетов тысяч обманутых абонентов возле центрального офиса «Шмелла». А «Трирема» все это с удовольствием сольет куда-нибудь в Financial Times, и котировки «Шмелла» на лондонской бирже, которые и так уже пребывают на уровне ниже плинтуса, просядут до абсолютного нуля.
– А ведь скоро, – напомнил я, – пройдет тендер на новую лицензию в Марокко, в котором участвуем и мы, и «Трирема», и если «Шмелл» не подсуетится там с местными властями – а суетиться это мохнатое животное не умеет, – то не видать им перспективного марокканского рынка как своих ушей.
Смольский сначала махнул было рукой, но когда на следующей неделе я принес ему целых три депутатских запроса, написанных так, как будто все депутаты Госдумы пользуются услугами единой и неделимой секретарши, он позвонил акционерам. Акционеры потребовали справку. Я сделал им справку. Потом приехал директор «Шмелла», сомнамбулическое создание без признаков шеи, и попросил составить план, который потом согласовывался две недели в недрах компании. Все это время продолжался сбор урожая депутатских жалоб, а в Интернете было торжественно открыто блоговое сообщество fuckshmell.livejournal.com, мгновенно завоевавшее популярность у отраслевых журналистов, индивидуальный стиль которых я безошибочно распознавал в едких постах этого нового блога.
Потом бесшейное существо приехало снова и попросило подготовить бюджет проекта по разгрому «Триремы». Я составил бюджет, умножил его по привычке на три в предвкушении привычной реакции типа «это слишком много, давайте поделим на три для начала», и получил именно эту реакцию. После чего бюджет был утвержден, а бесшейный человек ушел, и не возвращался целый месяц.
Я-то чувствовал себя вполне спокойно: у меня была уверенность, что дело пойдет и проект будет поручен именно мне, потому что импотентный, тотально заросший бюрократической щетиной «Шмелл» не сможет сам не только договориться с налоговой, он даже с безвредными журналистами какой-нибудь «Газеты.ру» не договорится. О контактах в Марокко говорить и вовсе не приходилось. Но я ждал, пока все сами приползут ко мне на коленях. Поэтому упреки генерального директора были мне, мягко говоря, неприятны.
Между тем сразу же после заседания правления, на котором за излишне высокую «волатильность рынка» попало всем по очереди, в кабинет Смольского был вызван именно я.
За пять лет моей работы в «Омеге» Евгений Смольский менялся несильно – он изменился самым драматичным образом только в результате глобального кризиса. В компании поговаривали, что многие сбережения Смольского сгинули вместе с американским банком Lehmann Brothers и что он теперь любого готов удушить за сотню долларов. И действительно, антикризисные меры, принятые им в первые месяцы бедствия, не могли не удивить своим реформаторским размахом.
Во-первых, решено было отказаться от подписки всех топ-менеджеров на газеты «Коммерсант» и «Ведомости», и теперь всякий желающий вице-президент мог подойти на ресепшн, чтобы стоя ознакомиться с единственным доступным в компании экземпляром. На этом «Омега» сэкономила целую тысячу долларов в год.
Другую тысячу удалось спасти благодаря запрету на корпоративную оплату СМС-сообщений, посылаемых со служебных мобильников. Люди снисходительно улыбались, крутили пальцем у виска, проходя мимо приемной Смольского, но перестали отвечать «ok» на сообщения типа «Call asap :)))».
Наконец, все решили, что президент окончательно выжил из ума, когда членов правления заставили самих платить по сто двадцать долларов в месяц за парковку автомобилей во дворе здания! Это требование настолько взбаламутило общественность, что прошла незамеченой даже отмена новогодней корпоративной вечеринки-2009.
– Мне на эту вечеринку плевать! – горячился Земцов, вице-президент по маркетингу. – Ты читал книгу «Сто советов: как стать CEO»? Вот почитай. Первый совет – никогда не посещайте корпоративных вечеринок! А вот парковку отнимать – это натуральное свинство!
Мы оба стояли у огромного окна и смотрели, как директор нашего департамента стратегического развития паркует свой Cayenne.
– Я демотивирован! – продолжил бушевать Земцов, у которого в наличии был пока только Mercedes ML500. – У меня нет стимула работать на эту компанию, Алексей, если она не может мне предоставить даже парковочное место! Ну так я найду тех, кто его мне с удовольствием предоставит!
Действительно, мысли об увольнении посещали уже не только одного Земцова. Сразу несколько ведущих менеджеров объявили мне, что в случае невыплаты им бонусов за провальный 2008 год они, по общепринятому выражению, «выйдут на рынок». На практике это означало, что они отправят свои резюме в пять-шесть крупных хедхантинговых контор{ Хедхантинг – от англ. headhunting – охота за головами, то есть квалифицированными кадрами.} и будут встречаться с их директорами, набивая себе цену и оперируя семизначными цифрами годовых доходов.
Со своей стороны, я тоже стал чаще задумываться об уходе из «Омеги». Но вовсе не потому, что из моей зарплаты теперь ежемесячно вычитали эти несчастные сто двадцать долларов на парковку. Я устал. Устал от образа жизни, к которому за все эти восемь лет, если честно, так и не приспособился. Я ужасно устал от плохих новостей с фондовых рынков, от корпоративных войн, стафф-митингов и московских пробок. Мне казалось, что в тридцать лет жизнь подошла к трагическому завершению, а я так и не увидел мира, и самым большим моим подвигом навеки останется победа в конкурсе на лицензию «Шмелла» в Лаосе. И если сейчас, именно сейчас, мне не удастся вырваться из этого заколдованного круга корпоративного бытия, то мне суждено засохнуть и остаться здесь навеки. Устал.
– Устал? Ну, вот и хорошо, – сказал Смольский, набивая очередной e-mail и одновременно общаясь со мной в своем кабинете. – Сейчас проведешь быстренько проект против «Триремы», победишь на тендере в Марокко – и можешь на пару недель съездить в отпуск, отдохнуть. На острове Палау бывал?
– Две недели мне мало, – с кислым видом возразил я, пробегая глазами заголовки лежавшей на столе газеты Wall Street Journal, которую ежедневно по утрам скачивали из Интернета и распечатывали для Смольского на специальном принтере.
Он оторвался от экрана и с шумом открыл бутылку своего холодного чая.
– Мало? Алексей, ну ты же знаешь, какая у нас ситуация! Кредиторы давят нас со всех сторон. «Внутрэкономбанк» прикопался со своими закидонами, которые они называют государственными интересами. Это тебе не тучный 2007 год, Алексей! Я ломаю голову над сокращениями, редукцией зарплат, а ты смеешь мне говоришь, что устал!
– Что надо делать по «Шмеллу»? – спросил я, устремив на него самый ненавидящий взгляд, какой только мог изобразить.
– Очень просто. Простой, короткий проект. Бюджет они утвердили, завтра тебе выдадут первую часть. Разберись с госорганами, заблокируй негативные публикации в газетах и размести на их месте компромат на «Трирему». Разработай вместе с юристами стратегию судебных действий – и можешь отправляться в Марокко. И тогда в апреле мы подумаем о твоем бонусе. И не говори мне, пожалуйста, что ты устал.
Смольский выразительно посмотрел на меня, отпил из бутылки холодного чая и посмотрел на часы. Аудиенция закончена...
– Ну, вот видишь, две недели отпуска дает, прекрасно, – заявила в ответ на мой эмоциональный рассказ моя жена Юлия, механически перебирая наволочки в стенном шкафу, и добавила: – Эту на выброс.
Моя жена удивительно прагматичная женщина. С такой удобно жить, но мечтать совершенно невозможно: всякий раз наталкиваешься на бытовые препоны, мешающие осуществлению любой мечты. Вот и сейчас так: кризис в моей жизни она воспринимала с точки зрения двухнедельного отпуска.
– Юль, почему люди не летают? – спросил я, глядя с балкона на серый, занесенный мелким снегом московский парк.
Из глубин шкафа до меня доносились шелест и шепот:
– Раз, два, три, четыре... – Она вдруг начала считать в полный голос: – Пять, шесть, семь... Почему люди не летают, говоришь? Это что, фраза из Чехова? Или Горький?
– Островский, «Гроза», – ответил я. – «Почему люди не летают, как птицы?» Но я серьезно: насколько бы облегчилась наша жизнь, если бы мы могли перемещаться по воздуху!
– Ерунда. Не может человек научиться летать. Да и на фиг надо, в машине быстрее, да и удобнее: ветер в морду не бьет. Восемь, девять, десять... Странно, наволочек десять штук, а пододеяльников к ним всего три.
– Зато сейчас бы мы могли быть где-нибудь в Мешхеде, – продолжал я, – там какая-то гробница, храм с золотым куполом на фоне синего неба. Мы бы съели фесенджан, выпили бы мятного чаю. А завтра к утру вернулись бы на эту идиотскую работу.
