Выпил еще водки.
Звезды хлынули вниз и сквозь меня!
Я стал большим-большим…
Казалось, стоит посильнее оттолкнуться, и полечу, черт знает куда. Но я не хотел улетать! Мне было хорошо здесь, на этой дискотеке, среди этих людей, в этом городе, на этой земле…
Мы с Наташей стали целоваться…
Когда посмотрел вокруг, то не увидел друзей. И вообще никого больше не видел, кроме Наташи, которая была теперь повсюду, куда бы ни бросил взгляд.
Взяли такси, назвали адрес и спустя одно мгновение уже входили через балкон в квартиру.
В темноте, спотыкались друг о друга и о какие-то безымянные предметы.
Смеясь, срывали одежду.
Падали на гостеприимную шведскую кровать.
Шептали глупости…
Горячий поток ночи бросал в слепые части пространства. Крутил, вертел, разрывал и снова соединял.
Мир вращался вокруг, как вентилятор в потолке нашей спальни…
Мы любили, как в первый раз, разглядывая сокровенные уголки наших невесомых тел губами, щеками, ресницами, дыханием…
Не прерывались даже, когда в половине пятого муэдзин возвестил о начале утренней молитвы.
Прошлое исчезло.
Остался гулкий и глубокий пульс нарождающегося дня, в котором не было еще ничего, что бы мы боялись потерять или разрушить.
Люди расстаются, чтобы встречаться набело. Расставаясь, они рискуют никогда больше не взглянуть друг другу в глаза. Но это все-таки лучше, чем всегда быть вместе по привычке.
2
Весь новый день провели дома. Валялись в постели, болтали о пустяках, занимались любовью, запивая вином и закусывая фруктами.
Это был удивительный день! Как будто кто-то сорвал с меня старую кожу, весившую тысячу тонн. Приходилось все время быть начеку и придерживаться за что-нибудь, чтобы не улететь в небо.
Не хотелось вспоминать, что осталось позади.
Не хотелось думать, что ожидает завтра.
Каждая минута вызывала веселое удивление. Как очередной старт космического корабля. Или воробей, запорхнувший в открытую форточку.
— Завтра поставим тебя на учет в агентстве, — сказала Наташа. — Ты привез фотографии?
3
Поднялись на третий этаж.
Вошли в залитую светом мансарду.
За огромным столом, заваленным фотографиями, сидел полнеющий коротышка лет тридцати пяти, одетый в модный светлый костюм.
Узкие прямоугольные очки в золоченой оправе уверенно держались на мясистом носу, придавая розовому лицу воинственность.
Лицо лоснилось.
«Вот они какие, акулы рынка человеческой красоты!» — подумал я, пожимая небрежно протянутую руку, и отметил, что ладонь мягкая и влажная, как у спящего мерзавца. Чтобы перебороть отвращение, тряс руку Дениза на вечность дольше, чем следовало.
— Что будете пить? — спросил Дениз, вернувшись к фотографиям.
— Воду с лимоном, если можно, — поспешила сказать Наташа, прежде чем я успел ответить.
Дениз по селектору сделал заказ.
Возникла пауза.
— Очень жарко! — сказала Наташа по-турецки.
— Да, — сказал Дениз.
— В такую жару хорошо на пляже, — заметил я и подумал, что даже не знаю, сколько у нас с Наташей осталось дней до месячных.
Наташа сурово посмотрела на меня. Договорились, что говорить будет она.
— Не могли бы вы встать? — попросил по-турецки Дениз, хотя, конечно, как большинство турков, прекрасно говорил по-английски. Наташа перевела. Я встал.
— Пройдитесь.
Подошел к столу.
— Как я понимаю, вы ищите работу, — равнодушно сказал он. — Вы когда-нибудь работали моделью?
— Нет.
— Он профессиональный актер, — сказала Наташа.
— Почему же он не работает по профессии у себя дома?
Наташа перевела.
— Хочу выучить турецкий, — сказал я, не дав Наташе ответить.
— Зачем?
— Чтобы понимать, что ты там сейчас бормочешь на своем курином языке[12]… — не глядя на Наташу, с улыбкой сказал я по-русски. И добавил по-английски:
— Думаю заняться здесь бизнесом…
— Но ведь можно нанять переводчика? — был вопрос уже по-английски. Теперь во взгляде Дениза читалось любопытство.
— Я не доверяю переводчикам… Я вообще мало кому доверяю…
Наташа поспешно протянула конверт с моими фото.
— Не плохо…, — пробормотал Дениз. — У вас здесь может быть работа. Если, конечно, вас правильно преподнести.
— Это как? — спросил я.
— Надо с вами поработать. Глаза, например. У вас везде грустный взгляд. И на фотографиях и сейчас. Глаза должны светиться радостью и беззаботностью. Никому не интересны ваши проблемы.
— Он отдохнет и повеселеет, — сказала Наташа и улыбнулась.
— Надеюсь, — наконец улыбнулся и Дениз, и вдруг ласково посмотрел на меня.
Мальчик принес напитки.
Я сделал несколько глотков.
Вода была холодная.
Кусочки лимонной мякоти приятно щекотали губы.
Дениз дал визитку, дописав от руки номер мобильного.
— Завтра поедем на кастинг, — сказал он. — Заеду в десять.
Сестра Дениза Шермин, совладелица агентства, протянула Наташе листок с адресом, где до пяти ее ждали на кастинге.
— Надо же, Дениз сам отвезет тебя! — сказала Наташа на улице. — А я думала, нас выгонят… Что бы это значило?
— Надеюсь, он не слишком запал, — пошутил я. — Не хочу разбить ему сердце…
4
Ровно в десять утра к подъезду бесшумно подкатил красный спортивный автомобиль. На заднем сиденье были два парня.
— Твои соперники, — шутливо сказал Дениз.
— Ничего, я привык…
Компания занималась производством и сбытом спорттоваров. Там готовили новый каталог. Менеджер записал размеры, дал померить пару костюмов и кроссовки. Потом долго совещался с Денизом по-турецки. Наш шеф что-то доказывал.
— Поздравляю, Никита! — сказал он, когда мы снова оказались в машине. — Ты утвержден. С первого раза получить работу — большая удача.
— Не думал, что это так просто.
— Это не просто, — возразил Дениз. — Мне пришлось тебя отстаивать.
Наташи дома не было.
Сварил кофе, устроился в кресле и, поставив дымящийся кофе на пол, принялся листать журналы.
Затарахтел телефон.
— Завтра у тебя работа, — сказала Шермин. — Дениз отвезет. Учти, он редко это делает — он не шофер.
В голосе Шермин я услышал усмешку.
— Постараюсь.
— Да, постарайся. В восемь он заедет.
Над кварталом разнесся крик с башни минарета. Половина пятого.
«К Босфору!» — решил я и вышел из дома.
Дорога серпантином спускалась вниз.
Изредка обгоняли автомобили…
Вдруг за спиной заскрипели тормоза.
За рулем синего спортивного Порша сидела девушка. Она улыбалась и активно приглашала сесть рядом.
Крыша родстера была убрана. На заднем сиденье с трудом уместилась огромная керамическая ваза.
Несколько мгновений медлил. Но улыбка незнакомки обезоруживала, а моя страсть к неожиданностям так сильна, что распахнул дверцу и сел.
Поехали.
— Живу тут не далеко, — сказала она. — Поможете с вазой?
— Конечно, — ответил я, словно только и делал всю жизнь, что помогал турчанкам отвозить домой гигантские амфоры.
На ней была розовая маечка и черные джинсы, украшенные стразами.
Длинные ноги.
Светлые волосы до плеч.
Тонкий запах хороших духов.
С губ не сходила улыбка…
Красавица!
Может, она из агентства Дениза?
— Я Ламья, — представилась она и снова улыбнулась.
— Никита.
«Как все-таки важно, когда человек умеет улыбаться, — подумал, глядя на нее. — Именно улыбаться, а не изображать на лице дурацкую гримаску, типа, он доволен…»
— Откуда ты? — спросила она.
— Русский.
Девушка удивилась.
— Ну и как?
— Что как?
— Как там живется?
— Не плохо… А почему спросила?
— Ну, там же стреляют, кажется?
— Бывает… Сейчас везде стреляют. Главное, чтобы в тебя не попали. Или хотя бы не в сердце…
— А здесь давно?
— Два дня.
Мы вкатили в Ситези, остановились у двухэтажной виллы.
Достал из машины амфору. Она была тяжелая. Сообща втащили в дом и поставили в углу на первом этаже.
— Надо бы обмыть покупку…, — предложила Ламья. — Не торопишься?
— Нет.
— Что будешь пить? — крикнула из кухни. — Возьми там в баре.
— Что тебе налить? — крикнул в ответ.
— Виски.
Ламья появилась с подносом. Бутерброды с сыром и вареной колбасой, нарезанный кружочками красный перец, фисташки, оливки…
— Что же себе не налил?
— Есть сухое вино?
— Это подойдет? — протянула бутылку.
Вино называлось «Якут» — рубин по-турецки.[13] В шутку поднес ее к глазам.
— Посмотрим… Так, жидкость прозрачна и жива, как первая мысль у младенца. В нее хочется окунуться с головой… Значит, вино хорошее!
