— «Гюрза пошёл», — отпустил традиционную шутку отец и — «борт № 71» превратился в свирепого дракона изрыгающего грохот и дым.
Женька представил себе, как однажды, очень скоро, он окажется в кресле пилота и ответит небрежно: — «Гюрза пошёл!»
Он открыл глаза и вернулся в реальность. Женька проехался по пыльной «стометровке» и припарковался у входа в жилблок.
Отец заступал на ночную службу. Он тщательно брился поглядывая в круглое зеркало, висевшее над эмалированным тазиком.
— Женечка, — запричитала мать, — ну, разве можно так? Ночь на дворе, я волнуюсь!
— Да, всё, мам, — буркнул Женька, — я дома.
— Слава Господу нашему, — вздохнула мать, — пусть хранит тебя от всяких напастей.
— Бога нет, — ехидно заметил Женька и увидел, как одобрительно усмехнулся отец, — нас так в школе учат!
— Не говори так, сынок, — горько свела брови мама, — в школе вас хорошему учат, но ты так не говори. Святой Дух — он всё слышит!
— Берегись не Духа Святого, а «духа» со «стингером» в руках! — ополоснул бритву в тазике отец и строго добавил: — Чтобы через двадцать минут был в кровати!
Женька шмыгнул носом, скинул с себя рубашку, и стал быстро уминать тёплую курицу с рисом.
Отец натянул гимнастёрку, поправил ремень и окинул взглядом квартиру.
— Это что ещё за бардак? — поднял он со стула брошенную Женькой одёжку.
Пачка сигарет «Marlboro» выскользнула из нагрудного кармана рубашки и шлёпнулась на пол. Женька с ужасом увидел, как отец наклонился, поднял пачку, посмотрел на сына и молча стал растёгивать ремень.
— Не надо, Павел, — бросилась мать на выручку сыну, — грех это — бить ребёнка!
— Да отвяжись ты со своими проповедями! — рявкнул отец и оттолкнул мать в сторону.
Этого мгновения Женьке хватило, чтобы нырнуть в темноту быстро упавшей на землю среднеазиатской ночи. Вслед ему неслись отзвуки родительской ссоры, но Женька понимал, что от жестокого наказания его теперь может спасти только время.
* * *
Солдат-часовой у второго КПП приветливо махнул Женьке рукой и поинтересовался:
— Что, опять взыскание?
— Ага, — тяжело вздохнул Женька и присел у бетонной стены, прямо на тёплую землю. — Я посижу тут.
— Посиди, — согласился часовой, — всё равно — своё получишь. Чего натворил?
— Да, так, — отмахнулся Женька, — ерунда.
— Что ж ты на ерунде горишь? — усмехнулся часовой. — Падать, так с арабского коня! «Дурь» есть?
— Имеется, — шмыгнул носом Женька и выудил из кармана брюк пакетик с «травкой».
— Я потом рассчитаюсь, — радостно пообещал часовой и быстро свернул себе «косяк». — Ты молодец, недорого торгуешь. А то, этот хер с хлебовозки, задолбал своими ценами! И такое дерьмо возит…
— У меня товар правильный, — сплюнул Женька, — надёжный. Сладковатый запах «травки» завис в неподвижной ночи.
— Ты сам — то, не балуешься? — строго поинтересовался часовой.
— Нет, — покачал головой Женька, — батя убьёт.
— И правильно, — тяжело вздохнул часовой, — это у нас — лекарство от тоски. А тебе привыкать не стоит… Ты же летать хочешь, как батя?
— Ага, — кивнул Женька.
— Ты на батю не обижайся, — расслабленно улыбнулся часовой, — его люди уважают. Он настоящий мужик. И пилот классный. Говорят, он с нашим «полканом» ещё в Камбодже начинал. Наверняка, и ещё где-то воевал.
— В Анголе, — гордо произнёс Женька, — и в Эфиопии.
— Да что ты? — изумился часовой. — Ты то, откуда знаешь? Это же военная тайна.
— У него медалей и орденов — полный футляр от бинокля. — вздохнул Женька. — И листы наградные. А его сюда списали…
— Так, говорят, на время, — присел рядом с Женькой часовой, — сам понимаешь, в плену был.
— Научили америкосы пуштунов «стингерами» шуровать, — повторил горькую отцовскую фразу Женька, — вот они его и достали. Знаешь, сколько они выкупа за батю взяли?
— Сколько? — сосредоточился часовой.
— Двадцать ящиков «калашей» и трёхосный «Урал».
— Солидно, — покачал головой часовой, — а потом, всё-таки, в тыл.
— Хватит с него, — вспомнил и мамину фразу Женька, — навоевался.
— Тоже правильно, — ухмыльнулся часовой, — теперь твоя очередь. Домой он вернулся поздно
Пока Женька мыл ноги, мама долго и сумбурно читала нотации.
— Как ты можешь, сынок? Курить — не людское дело! Один только Дьявол дым извергает из пасти своей! Вот он тебя и учит своим замашкам. Помолись, сынок, прошу тебя, и никогда больше не кури, и не бери чужого! И не вздумай меня обманывать, не гневи Господа!
— Не буду, — соврал не моргнув Женька и ничего с ним Господь не сделал.
* * *
«У Адама, жившего всего девятьсот тридцать лет, родился сын, Сиф, когда Адаму было двести тридцать лет. Сифу было двести пять лет, когда у него родился Энос, который, достигнув девятисот пятилетнего возраста, передал сыну своему Кайну, родившемуся у него, когда ему было около ста девяноста лет, заботу о правлении. Он прожил девятьсот двенадцать лет. Кайн же прожил девятьсот десять лет и на сто семидесятом году своем получил сына Маллаиила. Этот последний умер, прожив восемьсот девяносто пять лет, и оставил после себя сына Иареда, который родился у него, когда ему было сто шестьдесят пять лет».
Иосиф Флавий
Так и не одолев до конца список умопомрачительных дат жизни библейских персонажей, Ану расслабился и вернулся из информационного поля в свою биологическую структуру. Следующий выход в ноосферу он решил посвятить какой-нибудь легкомысленной музыке — иначе можно было двинуться мозгами. Манускрипты Флавия поддавались пониманию с трудом. Нагромождение непривычных имен, событий, невероятная плотность информации заставляли мозг Ану работать с огромным напряжением.
Напрашивалась пауза.
К тому же, нужно было спешить на заседание Совета Мегалополиса. Почему уважаемое собрание проводилось в Центральном отсеке, Ану никак не мог взять в толк — все и так отлично могли пообщаться между собой на расстоянии. Нет, нужно было грести колченогими лапами по узким коридорам и смотреть в оба, чтобы не зацепить усами какого-нибудь придурковатого солдата, который, кстати, мог тут же и укусить тебя пребольно.
Ану не любил толпу и суету — он любил уединение. Путешествия в ноосфере требовали огромной сосредоточенности и концентрации энергии, и любой посторонний раздражитель возвращал его с половины пути в тёмные коридоры реальности. Из своего одиночества он мог совершать свободные полеты к чужим, подчас совершенно непонятным для него мирам, и к родному Формосу, куда отправлялся каждый раз, когда чувствовал, что его духовные силы нуждаются в подпитке. Не беда, что в реальном времени Формос прекратил своё существование миллионы лет тому назад. Галактическая память сохранила в неприкосновенности всю информацию об этой разноцветной планете: малиновые леса, сочную красную траву, фиолетовые реки, тени стройных изумрудных женщин и силуэты оливковых мужчин.
Нынешним наследникам цивилизации Формоса досталась весьма невзрачная физическая оболочка. Её выбор был вызван объективными причинами: так было легче бороться с трудностями жизни на новой планете обитания.
Интуитивитам выход во Внешнее пространство был категорически запрещен. Они считались неприкосновенным интеллектуальным запасом космической колонии. В случае войны или другой опасности им, по Уставу, было предписано немедленно регенерировать по скоростным каналам на запасные базы.
Привилегию Интуитивита Ану получил уже во втором цикле своей жизни за теорию Временного Сдвига.
Дрожащим от волнения сигналом он изложил свои мысли уважаемым членам Совета Мегалополиса:
— В календаре формисидаев все периоды можно разделить без остатка на кратные числа: 2, 6, 12 и так далее. Час — это шестьдесят минут, день состоит из шестидесяти часов, неделя — из шести дней, месяц — из двадцати четырех дней. Обратите внимание:
закономерность и логичность нашего летоисчисления нарушается на уровне года. Первый год двенадцатилетнего цикла состоит из тридцати одного месяца, второй — из двадцати восьми, а в каждом четвертом цикле — год складывается уже из двадцати девяти месяцев! Затем возникает, вроде бы, последовательное чередование цифр — тридцать один и тридцать, но в седьмом и восьмом году вновь наступает сбой — оба года имеют по тридцати одному месяцу! Откуда такая нелогичность? Каким образом в нашей строгой системе мог возникнуть столь иррациональный сбой? Отвечаю! Наша далекая родина каким-то образом была связана с историей этой гигантской глыбы по имени Земля! Именно в информационных пластах этой планеты я обнаружил факты вопиющего вмешательства землян в строгие математические законы Вселенной. На уровне земных месяцев у них существует точно такая же нелогичная последовательность цифр! Некий римский император Август не захотел мириться с тем, что месяц, названный в его честь, короче на один день, чем месяц, названный в честь императора Юлия! И услужливые астрологи перемешали все расчеты в угоду правителю. Угодливые болваны перепутали и основную точку отсчёта времени на этой планете! Они сдвинули на порядок весь космический календарь! Наш обыкновенный цикл — двенадцать лет, они приравняли к одному земному году! Сроки нашей жизни выглядят в двенадцать раз меньше, чем сроки жизни жителей этой планеты. Мы живем, в среднем, шесть циклов, они живут, в среднем, 72 года! Если понять, что только в этом отличие наших временных рамок, то становится понятно, что наши Законы Относительного Времени действительны и для планеты Земля.
