— Что рассказывала тебе Влада о самоубийстве отца? — сухо начал Дэн, — И вообще… Как ты думаешь, она действительно сумасшедшая? — Анюте вдруг захотелось размахнуться и въехать своему ненаглядному по физиономии. Девушка представила, как гулкое эхо протащит звук пощечины по закоулкам ночного города и почему-то почувствовала себя успокоенной.
— Та-ак, — она получше закуталась в плед. Осенняя прохлада уже требовала к себе повышенного внимания, — веселенькое дельце получается… Сначала ты сажаешь в психушку совершенно нормального человека, а потом приходишь ко мне и спрашиваешь, правильно ли ты поступил. По-моему, как-то слишком непоследовательно для следователя с твоими амбициями, а?
— Ты же понимаешь, это не я… — Дэн зачаровано следил за тонкими, безупречно ухоженными руками Анюты, нервно сжимающими длинный мундштук. Ему снова дико захотелось ее фотографировать.
— Хватит оправдываться! Ты обещал, что никто не причинит Владке вреда. Я убедила ее доверять тебе… Она, как оказалось, была права, не слишком-то хорошо относясь к нашей милиции. А я отправила ее прямо к вам в лапы! — резкие слова обвинения Аня дня три до этого репетировала перед зеркалом.
— Но ты же не знаешь, что она вытворяла!!! — Дэн всерьез завелся.
— В том-то и дело, что знаю. Свято уверена, что ничего такого, за что можно попасть в сумасшедший дом.
— Послушай, я не хотел, чтобы так вышло. Твоя подруга действительно вела себя, как невменяемая. Ее отправили на лечение. Теперь она уже дома… Что я сделал не так?!
Дэн теребил свой галстук, что всегда свидетельствовало о его крайнем нервном возбуждении.
— Мы уже говорили с тобой на эту тему, — от бессмысленного обмена упреками Аня всегда уставала первой.
Глупая пауза, нелепое молчание огромной степени напряженности. «Такое случается только между людьми, которым слишком многое нужно друг другу сказать» — пронеслось в голове у Дэна.
— Глюк, — Дэн нарочно назвал Аню ее смешным детским прозвищем, производным от фамилии Оголюк. Аня дернулась.
— Так меня называют друзья, не смей.
— О Господи! Ты ненавидишь меня только потому, что у твоей подруги было нервное расстройство. Чем я виноват?!!!
— Дэн, любовь строится на доверии. Где же мне теперь взять его для тебя? — Анька, наконец, смягчила тон.
Дэн, отчаявшись, молча смотрел вдаль. В пяти метрах от подъезда начинался резкий спуск к набережной, и захватывающая панорама ночного моря погружала все вокруг в состояние торжественного мистицизма. Дэн обожал этот дом.
— Знаешь, мне опять не с кем делиться миром. Я не могу без тебя… — он все-таки решился это сказать.
— Вместе быть мы не можем, друг без друга тоже… — Аня говорила вполне серьезно, — Слушай, а может нам вообще застрелиться?
— Не надо, самоубийств в этом месяце и так хватает, — шутка вышла неудачной.
— Просто вам проще считать, что это были самоубийства…
— Не люблю, когда дилетанты рассуждают о моей работе! Давай ты не будешь этого делать! — Дэн. не выдержал и повысил голос.
— Давай я вообще не буду о тебе рассуждать! — Анька тоже умела хамить, — И вообще, у меня вода нагрелась, я собираюсь купаться!
Дэн до хруста в суставах сжал кулаки. Его выгоняли…Черт с ней, с этой работой, пусть с Владиславой кто-нибудь другой разбирается…
— Я не буду больше приходить, — сквозь зубы произнес он.
— Правда? — Аня насторожено подняла глаза, застывшие слезы делали их еще больше. Дэн на секунду захлебнулся в отчаянной зелени ее взгляда, потом резко отвернулся.
— Да. Я тоже устал!!!
Аня мрачно наблюдала, как он уходит. Тяжелее всего она провожала любимых людей.
***
Все постсоветские художники рано или поздно попадают в Ялту. Кто-то приезжает заработать в сезон, кто-то просто полюбоваться причудливым морским пейзажем. Аня, ступив однажды на благодатную землю Крыма, осталась здесь навсегда. Просто было в Ялте что-то, заставляющее каждое утро расставлять руки ладошками вверх и впитывать волшебную светлую энергию вечной крымской гармонии. Владислава тоже была для Ани частью этой гармонии. Была, пока тень лжепредательства не омрачила отношения подруг, уничтожив заодно любовь к Дэну. Анька поежилась и поспешно залезла обратно в помещение. Даже наличием этой комнаты Аня была обязана Владиславе, которая нашла в свое время для подруги удобное и недорогое жилье. Комната располагалась в одном из ялтинских студенческих общежитий, которое, за отсутствием студентов, очень удачно превратилось в обычный дом с коммунальными квартирами. Все соседи были примерно Аниного возраста, поэтому против бесконечного потока шумных гостей никто не возражал. Обычно в этой комнате было крайне интересно и многолюдно. Анька в очередной раз нахмурилась, подумав, что былое веселье, вполне возможно, больше никогда не возродится.
За несколько лет самостоятельной жизни в чужом городе Анюта научилась не позволять себе впадать в уныние. Она твердо знала, что стоит всего лишь строго наметить себе локальные цели и всецело отдаться их исполнению, как на тоску просто не останется времени. Сейчас, например, надо было идти купаться. Анька в очередной раз чиркнула спичкой, зажигая комфорку, представила, как нагреет целую ванну воды и будет смывать с себя комочки боли и грязи, оставленные событиями последних недель. Отлежаться в теплой воде стало вдруг самым желанным событием в жизни.
— Глюк! — послышался приглушенный крик возле подъезда. Аня вздрогнула. Обычно так ее звала Владислава, когда заходить в подъезд той, видите ли, было лень — Глю-юк, выглянь, а?
Под окном стоял Костик и щурился, глядя на светящиеся окна. Он был один.
— Чего орешь, зайди.
Рыжая шевелюра Костика скрылась в подъезде. Скрипучая лестница оповестила всех соседей о прибытии гостя. Вообще говоря, Костику было крайне не по себе. Он никогда не заходил к Глюку без Владиславы и не совсем знал, как хозяйка отнесется к его одиночному визиту. Анька открыла дверь и, бросив исполненный печали взгляд на уже второй раз нагревшуюся кастрюлю с водой, пригласила гостя пройти в комнату. Костик плюхнулся в свое любимое кресло, подпер рукой подбородок и молча уставился в окно. Такое поведение было для него делом обычным, он всегда большей частью молчал. Но раньше в комнате всегда было полно говорящего народу и Ане не приходилось затыкать неловко нависшую паузу.
— Если ты немедленно не начнешь что-нибудь говорить, я тебя выгоню, — со всей любезностью гостеприимной хозяйки сообщила Анька.
— Буду знать, — Костик замялся.
— Чай будешь? — Анька натянуто улыбнулась, и, не дожидаясь ответа, отправилась ставить чайник.
— Нет. Я к тебе на секундочку, — Костик вернул Ане надежду, что ей еще удастся выкупаться. — Я хотел тебя спросить… О Владиславе.
«Тьфу, что они все, сговорились, что ли…», — Аня начала всерьез раздражаться.
— Понимаешь, я сейчас звонил ей… Она уже дома…По-моему она все еще не в себе… Не надо бы ее оставлять одну.
— Вот и не оставляй.
— Ага, — Костик явно обрадовался, — пойдем к ней?
— Я не пойду, — Аня побледнела, — не могу, дел много, — она беспомощно оглянулась, пытаясь придумать хоть какое-то важное занятие.
— Вы что, поссорились?
— Нет. Просто мне после всего, что было, неловко к ней появляться… — Анька решила больше не притворяться. Владка все равно все сама расскажет.
— А что было — то?
— Ты что, вообще ничего не знаешь?
— Ну… Некоторые вещи знаю. Например, что ты нервничаешь сейчас. И Дэн, который только что от тебя уходил, тоже нервничал. А у Владки, так вообще нервное расстройство. Что у вас тут, эпидемия?
— Не смешно. Про то, что Раевский-старший умер, ты знаешь?
Костик кивнул.
— Влада знала некоторые обстоятельства гибели отца, которые следователи упорно игнорировали, — Анька в точности повторяла Костику то, что он уже слышал сегодня от Владиславы.
— Какие?
— Ну… Это она тебе сама расскажет, если сочтет нужным.
Костик вздохнул. Владислава уже не сочла нужным рассказать ему об известных ей дополнительных обстоятельствах. Собственно, и к Глюку Костик зашел в надежде хоть что-нибудь выяснить.
— Так вот, — Аня продолжала, — Я убедила ее рассказать все милиции. Думала, раз Дэн там работает, значит все будет хорошо… А он…
— Понятно. Он отправил ее в психушку.
— Не он!!! — Анька неожиданно для самой себя запротестовала.
— А кто?
— Господи, откуда же я знаю… Неважно. Важно то, что пойти туда ее убедила я, и вот чем это кончилось…
— Да брось ты. Владка наверняка не обиделась, она ж в своем уме.
— Ой ли? — Аня почувствовала, что никто не в состоянии понять глубину ее отношений с подругой. Никакой обиды действительно не было. Просто есть вещи, которые никогда не сможешь сама себе простить. Запрет на общение с Владкой был для Анюты самолично придуманным наказанием за содеянное.
