— Насколько помню, я вас маляром не нанимала!
Паркет скрипит на каждом шагу, несмотря на множество устилающих его ковров. Но мою хозяйку это тоже не беспокоит.
— Паркет позволяет мне следить за вашими передвижениями, — говорит она. — И если кошка сюда залезет, я уверена, что услышу.
Должен признать, что под натиском времени устояли только две колонны из зеленого тиносского мрамора, которые поддерживают козырек над входной дверью. Навсикая часто наведывается к ним, трогает ладонью, задерживается на несколько мгновений. В остальное время и носа наружу не высовывает. Колонны отмечают границы ее территории. Мы с Софией боимся, как бы она не упала с лестницы, ведущей от крыльца в сад. Но Навсикая не желает, чтобы ее сопровождали в этих прогулках, словно у нее с колоннами какие-то общие секреты.
Я пишу эти заметки в большой, похожей на книгу тетради. На ее светло-зеленой обложке моей рукой выведено «ГОРА АФОН» — заглавными черными буквами, как те имена на черепах. Я собирался заносить сюда только сведения об афонской братии, но вот болтаю обо всем и ни о чем, словно хочу сочинить более пространный и более личный текст. Быть может, это просто проба пера перед началом исследования. Повлияют ли на меня книги, которые я читаю Навсикае? Все эти романы, эссе, сборники стихов, которые она сама выбирает из того, что читала когда-то, но уже подзабыла. Я читал ей «Черный тюльпан» Александра Дюма, «Звездные часы человечества» Стефана Цвейга, полное собрание сочинений Соломоса, автобиографию поэта Георгиса Дросиниса, озаглавленную «Разрозненные цветы моей жизни», и еще многое другое. В повести Христоманоса тоже есть автобиографические черты: автор действительно встречался с Елизаветой Австрийской в конце XIX века, когда был студентом в Вене. Он давал ей уроки греческого и безумно влюбился. Императрица и впрямь была великолепна, сужу об этом по дополняющему текст портрету, где она отчасти похожа на Роми Шнайдер, которая воплотила ее образ в кино. На ней черный корсаж и широкий кружевной воротник. Волосы зачесаны назад и заплетены в довольно густую косу, теряющуюся за ее правым плечом. Точно так же причесана сама Навсикая на фотографии в золоченой овальной рамке, что висит в холле. У обеих женщин одно и то же мечтательное выражение лица, тот же взгляд, одновременно пристальный и чуть-чуть рассеянный. По моему скромному мнению, Навсикая даже красивее. Сколько же ей лет на этом снимке? Я бы в нее наверняка влюбился, если бы встретил в те годы. Боюсь, правда, что она уделила бы мне не больше внимания, чем на то может рассчитывать сын водопроводчика. Скорее всего, она бы меня даже не заметила. Ее-то отец был судовладельцем. Оставил ей множество земельных участков и домов на Тиносе и еще на острове Андрос, где находилась штаб-квартира его компании. Все это я знаю от ее адвоката, который родом из той же деревни, что и мой отец. Знаю также, что у нее был брат, который куда-то исчез, отказавшись от всех прав на семейное наследство. Должно быть, это произошло в пятидесятых годах, поскольку их родители были тогда еще живы. Василис Николаидис умер в 58-м, а его жена Аргиро — годом позже. Навсикая заговорила при мне о своем брате только один раз, во время нашей первой встречи.
— Вы высокий? — спросила она прежде, чем я успел сесть.
— Среднего роста, — ответил я скромно.
— В вашем возрасте во мне было метр восемьдесят пять!
Несмотря на груз прожитых лет, она и сегодня выше меня.
— А вот мой брат был маленький.
Больше она его не упоминала. Я тоже любопытства не проявлял. Даже в фотоальбом, который лежит на полке в книжном шкафу, ни разу не заглядывал. Мне довольно и того немногого, что я знаю о прошлом семьи Николаидис. Иногда я думаю о девушке с фото, вижу, как она горделиво выступает с греческим флагом в руках во время шествия 25 марта, во главе делегации своей школы. Блестят лужи на мостовой. Я заметил, что накануне национального праздника всегда идет дождь.
В прошлую среду я чуть было не пропустил занятия, потому что лило как из ведра. Университет был еще пустыннее, чем обычно в конце дня. В непогоду часто отключается электричество, поэтому после лекций я решил спуститься не на лифте, а по лестнице. Дойдя до третьего этажа, заметил высокого человека, ходившего взад-вперед по пустому коридору перед выставочным залом, где собраны слепки с античных скульптур. Я остановился на мгновение, поскольку он показался мне знакомым. И точно, это был Везирцис. Увидев меня, он не удивился — наверное, вспомнил, что у меня в это время занятия.
— Надеюсь, ты не забыл, что я все еще жду тему твоей курсовой?
Прямо за его спиной находилась статуя полуобнаженной женщины, открывающей левой рукой грудь, словно чтобы дать ее младенцу. У нее было чуть полноватое лицо, но небольшие груди выглядели просто великолепно. Мне вспомнилась неожиданная встреча Богоматери с античными богами на горе Афон. «Никаких статуй она, конечно, не видела. Они ей просто померещились, потому что она была оглушена бурей». Пресвятая Дева помогла мне выйти из затруднительного положения: я задал Везирцису тот же вопрос, что и продавщице из «Пантократора».
— Прошлое Святой Горы известно плохо, — сказал он. — Согласно мифам, Афон был гигантом, который пытался убить Посейдона, бросив в него огромную каменную глыбу. Эта каменная глыба и есть выдающаяся в море гора Афон. В эпоху Античности она называлась Актэ и, разумеется, была населена. Но не думаю, что тут хватит материала на сто страниц. Никаких раскопок на полуострове никогда не производилось, поскольку монахи этому противятся. Они все еще ненавидят античных богов.
Он опять начал ходить взад-вперед. А я, не зная, что делать — то ли расхаживать вместе с ним, то ли уйти — остался стоять столбом на том же месте. «Скажу Навсикае, что гора Афон — здоровенная каменюка».
— Не хочешь зайти в кафетерий, выпить по рюмочке?
Когда мы пришли, Мария как раз гасила свет, но все же согласилась нас обслужить. Мы заказали два виски и сели у окна, откуда виден весь университетский городок со зданием богословского факультета на переднем плане. Декоративные арки, венчающие это здание, смутно напоминают окна византийских церквей. Дождь все еще шел, но уже не такой сильный.
— Одна моя подруга работает в министерстве культуры. Она мне рассказывала, что к ним приехал какой-то афонский монах и так возмутился, увидев статую античного божества при входе, что попытался сбросить ее на землю! Охранникам еле удалось его удержать. Прежде чем они его скрутили, он все-таки успел плюнуть богине в лицо.
Я снова подумал о Пресвятой Деве, о ее посещении горы Афон. В византийской иконографии выражение лица у нее, скорее, скорбное. «Должно быть, увидев эти статуи, она залилась слезами».
— А что тому монаху понадобилось в министерстве культуры?
— Наверное, собирался о чем-нибудь просить. Монахи вечно что-то клянчат и, как правило, получают свое.
Он говорил со мной без обычной снисходительности, которую напускает на себя во время лекций. Даже показался мне немного печальным. Я решил, что какая-то неприятность вынудила его пересмотреть высокое мнение о собственной особе.
— Некоторые афонские монастыри, скорее всего, были построены на месте античных храмов. Не забывай, однако, что христианству было нелегко искоренить прежние верования. Лет десять назад близ Верии, в захоронении IV века по Рождестве Христовом, нашли письмо одной женщины, которая обращалась к подземным божествам с просьбой направить ее мужа-гуляку на путь истинный. Могила, которой она воспользовалась как почтовым ящиком, принадлежала какому-то убитому мужчине. У тех, кто желал связаться с духами подземного мира, жертвы насильственной смерти считались особенно надежными посредниками. Верия к тому времени уже четыреста лет как была приобщена к христианству апостолом Павлом.
Меня слишком утомила лекция Феано, чтобы я был в состоянии вытерпеть еще одну. Везирцис, похоже, это заметил, потому что вдруг перестал вещать. Развернул какой-то билет, который крутил в руках уже довольно давно, и уставился на него. На стенах вокруг нас еще красовались афиши университетских выборов, только что выигранных студентами от правой партии «Новая Демократия». Их лозунг «Мы думаем свободно» был проиллюстрирован фотографией дельфина. Греческая компартия позаимствовала для своего плаката кадр из «Астерикса» с галлами, атакующими римлян. Что касается леваков, то они слепили коллаж, озаглавленный «Опрокинем равновесие», где слон, сидя на одном конце скамейки, подбрасывал в воздух даму, сидящую на другом (я, правда, не понял, олицетворяла ли эта несчастная правых или все греческое общество в целом). Еще я приметил две афишки, которые предлагали по выгодной цене экскурсии на Миконос и Санторин. Везирцис тем временем положил билет на стол и достал бумажник. Билет оказался на междугородный автобус Афины — Патрас. Я хотел было заплатить за себя но он не согласился.
