И тут — спасение! — с шумом вывалились мальчишки.
— Мам, а Генка говорит… — увидев соседку, Андрей тотчас решил, что постороннее лицо объективнее матери, и переадресовался. — Баба Катя, а вот они говорят, что собака лучше кошки.
— Так и говорят? — строго спросила бабушка. Рука ее нырнула в муфту, вытащила очки на старомодной гибкой оправе и поднесла их как лорнет к прищуренным глазам. Глаза прищурились еще больше и долго разглядывали одно за другим лица шести мальчишек и одной девчонки.
— Это вот они говорят? — уточнила она так сурово, что все вмиг посерьезнели. — А у кого из них есть кошка?
— У меня, только она еще совсем котенок.
— А собака?
— У меня, — бросил вызов Генка Скворцов.
— И что она умеет делать?
— Бегать, прыгать, лаять, палку носить…
— Это все ты и сам умеешь: бегать, прыгать. И лаять тоже. Зачем же тебе пес?
— Как зачем?
— Ну да, зачем? Погоду она не умеет предсказывать, гостей наворожить тоже не умеет. Так или нет?
— Что, она — колдунья, что ли…
— Кошка тоже не колдунья, а она умеет. Ляжет клубочком, морду схоронит — значит, мороз грянет, одевайся потеплее. А стену или пол начнет скрести когтями — метель засвистит, ставь лыжи в угол. Если кошка костыль ставит, тут уж ясно, можешь становиться на коньки.
— Как это — кошка костыль ставит?
— А вот поднимет заднюю лапу и лижет. А если кошка спит крепко, да еще брюхом кверху — жди солнышка на весь день. И радио можно не слушать. Теперь мы погоду с Андреем вдвоем станем отгадывать: он по кошке, а я по костям, как все старухи. А примету про котов вы знаете?
— Какую?
— Не знаете? Ну уж совсем нехорошо. Кота убить — семь лет удачи не видать. В старину все знали, от мала до велика.
— А гостей как она наколдовывает?
— Гостей-то? У-у, это только очень умные кошки умеют. Садятся они носом к двери и начинают медленно мыться. Да так, чтобы лапой ухо загребалось. Если лапкой за ухом не помоют, пользы никакой от мытья. Если хвостом к двери сядут, пользы тоже никакой. Но уж если помылась кошка по всем правилам, ставь чайник: гости где-то в дороге. Хватит или еще?
— Все равно собака лучше, — заупрямился Генка Скворцов.
— Так защищай ее! Чего же ты молчишь? Лучше, лучше… А чем? Ты же ничего про свою собаку не знаешь. Вот когда что-нибудь про нее интересное расскажешь, я поверю. Чем же она лучше?
— Она веселая. С ней гулять можно. Не то что с кошкой.
— Гулять? Да-а, с ней гулять можно! — удивленно ахнула бабка и с любопытством заторопила Генку. — Расскажи, расскажи, как ты с ней гуляешь. Гулять — это я не подумала…
— Я ее вывожу на поводке, а потом отпускаю. Она так носится по двору, что ухохочешься. Ее домой не загонишь. Она гулять, знаете, как любит?
— Скажи-ка, милок, а мама с папой ее тоже на поводке водят?
— Мама? Не знаю.
— Как не знаешь?
— Мама с ней утром гуляет, когда я еще сплю. А папа вечером.
— И ты опять спишь. Папе после работы тоже, поди, охота поспать, а он твою веселую собаку никак загнать не может, так, что ли? Ну ладно, завозилась я с вами. Да и скучно мне стало что-то. Дальше вы уж без меня…
Растерянные ребята вернулись в комнату. Чайник мой наполовину выкипел, утюг перегрелся, часы неумолимо отсчитывали минуты, отпущенные на кухонные заботы, и я нервничала. Что теперь будет? Еще рассорятся совсем.
— Все равно собака лучше кошки, — сопел Генка.
— Может, и лучше. Но бабушка правильно говорила…
— Ничего не правильно. Хитрая она.
— Не хитрая, а старая, она много знает.
— Нет, хитрая. Была бы нашей соседкой, она бы меня защищала и собаку. Думаешь, она про собаку ничего хорошего не знает? Знает. А не сказала. Потому что хитрая.
— А может, она собак не любит?
— Много ты понимаешь. Собак нельзя не любить.
— А ты тоже… «Моя собака, моя собака»… Как хвастаться, так твоя собака. Как утром гулять, так мамина. Сначала бы вставать научился пораньше. А потом собаку клянчил у папы.
— Кто, кто клянчил? Мне ее подарили.
— Ты сам говорил. Вот. Ты сказал: мама не хочет, а ты все равно выпросишь у отца щенка. А теперь спишь, засоня.
— Вот и неинтересно стало бабушке с тобой. Правильно она сказала.
— Ничего не правильно. Все равно собака лучше.
— Докажи.
— И докажу.
— И докажи.
Кажется, кончили. Слава богу. Ну, баба Катя, завела детвору. Еще немного — и подрались бы.
— А все из-за тебя, — погрозила я Борьке. Она вопросительно глянула и беззвучно открыла рот. — Не понимаешь. Наверно, действительно, собака лучше, прав Генка Скворцов. Ведь и твоя прежняя хозяйка так считает: кошка не умеет быть другом.
Борька сидела на подоконнике и провожала взглядом каждое мое движение. Потом — может, обиделась? — отвернулась к темному стеклу и стала равнодушно ловить свет от автомобильных фар на дороге. Зимнее полузанесенное метелью окно навеяло тоску. Кошка вытянула передние лапы в белых гольфах и положила на них голову.
V
Пришло лето. Борька целыми днями нежилась на балконе, подставляя солнцу то один, то другой бок. К балкону она привыкала долго. Во дворе весь день нервно перегавкивались собаки. Число их росло с приближением сумерек. Лохматые болонки и пудели выводили своих хозяев на прогулку, оставляли их делиться последними новостями, а сами шумно носились от дома к дому. Борька вздрагивала от собачьего визга и уходила в комнату. Крупных собак она не пугалась. Те обычно спокойно и степенно шли на поводке, лишь изредка бросали свое гав!, коротко и басовито, как авторитетная комиссия, знающая цену своему слову. Прошло много дней, пока Борька поняла, что она крепко защищена от всех высотой третьего этажа.
К осени ее стало не узнать. Теперь это была крупная взрослая кошка. Плавно и величественно ходила она по квартире. Казалось, тело ее не способно на резкое движение. Но случалось, неосторожный или любопытный воробей залетал на балкон, и в Борьке просыпался охотник. Она мягко кралась вдоль стены и вдруг в два-три прыжка пересекала комнату и с досадой упиралась в чугунные перила. А за ними — черными, ребристыми — благословляя расторопность, чирикал и махал крылом упущенный воробей. Борька гасила зеленый огонек в глазах и жмурилась, будто от солнца. На самом же деле она была ой как расстроена, и хвост выдавал ее: он, как маятник, ходил туда-сюда и сметал с бетонного пола тополиный пух. Так человек, пытаясь успокоить себя, подолгу шагает из угла в угол и проигрывает в памяти все, что произошло и в чем он ошибся.
Всех наших гостей Борька покоряла грациозной поступью и каким-то особым достоинством. Она никогда не ласкалась к посторонним, но, если ее подзывали, не смела отказать — нельзя же быть негостеприимной — и на секунду-две прижималась теплым боком к чужим ногам и с сознанием исполненного долга неспешно удалялась.
— Послушай, — сказала мне однажды моя смешливая приятельница, — ты даже представить не можешь, как вы с ней похожи! У тебя и глаза такие же, как у Борьки!
Как бы хорошо я ни относилась к Борьке и как бы хороша она ни была, такой комплимент меня не радовал. Услужливая память подкинула дразняще острые и мудрые сравнения: живуча, как кошка, хитра, как кошка, лжива, как кошка, мурлычет, как кошка.
Я даже подошла к зеркалу и огорченно заглянула в собственные глаза. Ну и ну! Они и впрямь походили на кошачьи, были не просто зеленые, а зеленые в крапинку Стало понятно, почему Нина Ивановна доверила Борьку именно мне: она по нашим глазам прочитала, что мы сойдемся характерами.
Поогорчалась я, пока позволяло время, да и забыла: не выкидывать же из-за этого ни в чем не повинное существо, и так уже наказанное судьбой.
А жизнь между тем готовила ей новое испытание В конце года мы всей семьей уезжали в двухгодичную командировку. В квартиру перебрались молодые родственники, у которых не было своего угла, но уже росла трехлетняя дочь — случаются же такие совпадения — по имени Даша.
Любой из наших приятелей с удовольствием приютил бы Борьку. Но родственники очень любили телевизионную передачу «В мире животных» и мечтали пробудить в дочери любовь к четвероногим. Они твердо обещали обидеться, если мы не доверим Даше лохматого друга.
Морозным декабрьским утром мы выносили чемоданы из квартиры. Борька тоскливо льнула к ногам. Провожающие ее отпихивали, и тревожные зеленые глаза с недоверием скользили из угла по чужим сапогам, которые предательски загораживали ей дорогу к нам. Так Борька сменила хозяев.
Но ненадолго. Уже через месяц из писем мы узнали, что она отказалась возить Дашу верхом и впрягаться в коляску с куклой. Борька не считалась с тем, что кукла приехала из ГДР и, защищая свободу, прочесала когтями золотистые импортные кудри.
— Мам, что же с ней теперь будет? — тревожился Андрей Он уже учился в третьем классе. Третьекласснику плакать не полагалось, и он, спрашивая, низко-низко наклонял голову над столом.
